Кир Булычев - «Мир приключений» 1975 (№22) Страница 88

Опытный историк, разумеется, прочел бы весь спасенный текст. Но вокруг на сотни километров вряд ли нашлась бы хоть одна живая душа.

Плавание Дежнева всегда поражало меня размахом и удалью, драматизмом событий. Я не упускал случая собирать разные сведения о дежневцах и многое знал. Расшифрованные строки анюйской грамоты удивительно точно изображали события великого плавания.

Флотилия русских аргонавтов, состоявшая из шести кочей Семена Дежнева и Федора Попова и коча Герасима Анкидинова, самовольно приставшего к походу, вышла из Нижне-Колымской крепости триста лет назад — 20 июня 1648 года.

Флотилия отправилась искать морской путь на легендарную реку Погычу[22] имея на борту девяносто казаков и промышленников, довольно разных припасов, вооружения и товаров. Сильные встречные ветры мешали ходу парусных кочей, но льдов в море, к счастью, не было, и все корабли благополучно миновали Чаунскую губу. У мыса Шелагского, в ту пору неведомого, грянула первая буря. Здесь скалистый кряж Чукотского хребта обрывается в море мрачными стенами. Валы бьют в отвесные утесы, и высадиться на берег во время ветра невозможно.

В этом месте два коча разбило о скалы, а два унесло от флотилии во тьму ненастья. Вероятно, отрывок строки в грамоте: “разметало навечно” — относится к этому событию.

Оставшиеся три коча продолжали плавание по неспокойному морю, постоянно борясь с встречными ветрами. Через два с половиной месяца после выхода в плавание истомленные мореходы увидели крутой каменный мыс, обращенный на северо-восток. Этим мысом, далеко вдающимся в море, оканчивался неохватный материк Евразии. Русские кочи подошли к проливу, разделявшему Азию и Америку.

В нашей, грамоте, без сомнения, говорилось именно об этом мысе: “Мимо Большого Каменного носу пронесло, а тот нос промеж сивер и полуночник”. В переводе со старинного поморского это означает: “обращенный к северо-восточному ветру”. Такую ориентировку имеет только мыс Дежнева.

Но почему в грамоте написано: пронесло мимо носа? Из сохранившихся челобитных сотоварищей Дежнева известно, что у этого мыса разбило коч Герасима Анкидинова и он вместе со своими людьми перешел на коч Федота Попова. Двум оставшимся кочам удалось пристать к мысу, образующему оконечность Азии. Дежневцы долго отдыхали в прибрежном поселке эскимосов.

О каком же бедствии повествовали последующие строки грамоты? Бедствии, постигшем мореходов после мыса Дежнева, с одновременной гибелью двух кочей и высадке людей на заморскую землю: “а люди к берегу плыли на досках чють живы… А другой коч тем ветром бросила рядом на кошку… И с того погрому обнищали… А преж пас в тех местах заморских никакой человек с Руси не бывал…”

Ведь судьба двух дежневских кочей, прорвавшихся в пролив между Азией и Америкой, была иной. После отдыха у Каменного носа мореходы поплыли дальше искать желанную Погычу. У Чукотского мыса они встретили враждебно настроенных чукчей. В жаркой битве ранили Федота Попова. Фома Пермяк, казак из отряда Дежнева, взял в плен чукчанку, ставшую потом его женой. Она рассказала, что устье Погычи далеко — в глубине Анадырского залива.

Сильная буря, застигшая мореходов в открытом море, южнее Чукотского мыса, навсегда разлучила кочи Дежнева и Попова. Арного дней носили волны коч Дежнева. Первого октября, на сто второй день исторического плавания, судно, потерявшее управление, выбросило на заснеженный пустынный берег, далеко за устьем Анадыря. С Дежневым на Корякское побережье высадилось всего двадцать четыре человека.

Дежневцы оказались в бедственном положении. Наступила суровая полярная зима. Смастерив нарты, погрузив уцелевшие припасы, землепроходцы десять недель пробирались к Анадырю на лыжах по мертвым снежным долинам Корякского хребта.

“И шли мы все в гору, сами пути себе не знали, холодны и голодны, наги и босы”, — написал в одной из челобитных участник необычного похода.

С невероятными трудностями горсточка русских людей выбралась к устью замерзшего Анадыря и основала зимний стан. В пути от непосильных лишений погибло двенадцать путешественников. Из многолюдной экспедиции, вышедшей из Нижне-Колымской крепости искать Погычу, обосновались на новой реке двенадцать землепроходцев.

Двенадцать лет Дежнев прожил на Анадыре, делил с товарищами “последнее одеялишко”, трудности и опасности беспокойной жизни, разведывая огромную реку и окрестные земли. Во время похода на Корякское побережье он “отгромил” у коряков якутку, бывшую жену Федота Попова. Она рассказала, что случилось с людьми второго коча. Бурей коч Федота Попова занесло на Камчатку. Белокожих бородатых людей i-ямчадалы приняли за богов, сошедших на землю. Зимовать мореходы устроились на реке Камчатке, где было много леса. Там они построили бревенчатые дома. На следующее лето предприимчивые Федот Попов и Герасим Анкидннов обошли с товарищами вокруг Камчатки и расположились па зимовку на речке Тпгль, на западном берегу полуострова.

На реке Тигль оба смелых землепроходца умерли от цинги. Начавшиеся раздоры между оставшимися казаками и промышленниками привели к гибели буйную команду, оставшуюся без предводителей…

— Кто же, черт побери, в твоей грамоте плыл к берегу на досках “чють жив” и откуда взялся в юрой коч, который “бросило рядом на кошку”?

Отрывочные строки анюйской грамоты не объясняли этого. Как жаль, что мы не могли прочесть всего документа.

— По-моему, Вадим, — продолжал Костя, — здесь пишется о других кочах, тех двух, что отбились у Шалагского мыса. Буря пронесла их мимо мыса Дежнева и прибила к заморской землице. Один коч разбили волны, и люди выбрались на берег кто как мог, другой выкинуло на мель…

— Ого!

Если эго действительно было так, нам посчастливилось отыскать документ величайшей важности. Пятьдесят лет спустя после похода Дежнева, когда русские новоселы окончательно утвердились на Анадыре, смутные слухи донесли удивительную весть: на той стороне пролива, открытого Дежневым, на берегу Кенайского залива, на неведомом материке живут в рубленых избах белокожие бородатые люди, говорящие по-русски.

Неужто нам повезло добыть письменное свидетельство высадки русских мореходов на берега Северо-Западной Америки еще триста лет назад?

Кисет с индейским орнаментом и грамота убеждали, что наш землепроходец был очевидцем этого исторического события…

— Хуг!

Восклицание Ильи опустило нас с облаков на землю. Пока мы обсуждали исторические проблемы, эвен обследовал неразобранные венцы и в щели между бревном и нарами обнаружил нож в полуистлевших ножнах. Рукоятку из потемневшею дуба украшала резьба, залитая оловом. Кое-где олово вывалилось, оставив глубокие канавки узора.