Дракон из черного стекла - Джим Чайковски Страница 66

Все неподвижно замерли, боясь пошевелиться.

После нескольких напряженных мгновений трепещущее тело Тазара расслабилось. С его губ сорвался булькающий вздох, сопровождаемый потоком пены.

Аалийя вновь искательно посмотрела на Сёкл. Та, все так же сидя на коленях, выпрямила спину – по-прежнему с обеспокоенным, но уже и удовлетворенным видом. Потом выдернула иглы и отбросила ампулы в сторону. Касста сделала то же самое.

Канте перевел взгляд с одной рисийки на другую.

– Он очнется?

– Мы сделали всё, что могли, – ответила Сёкл. – Он либо выживет, либо нет. Сейчас лучше всего отнести его к целителю.

Аалийя наконец поднялась на дрожащие ноги. Канте помог ей, протянув руку.

– Отнесите его, куда велено! – приказала она собравшимся.

А потом на неверных ногах отшатнулась к стене, когда те повиновались. Аалийя явно хотела последовать за ними, но все-таки осталась в залитом кровью коридоре.

Когда Тазара унесли, здесь появилась еще одна фигура. Вбежал Рами, облаченный лишь в свободный халат. Когда он присоединился к ним, глаза у него расширились при виде крови и мертвых тел. Рами бросил вопросительный взгляд на Канте и Аалийю.

– С нами всё в порядке, – сказал Канте.

Аалийя не была уверена, что это действительно так. Она все никак не могла унять дрожь в руках и ногах. И все же гневно обратилась к тем, кто еще оставался здесь:

– Кто послал этих мерзавцев?

Она знала, что Братство Асгии представляло собой темное отражение рисийского сестринства. Обе группы, промышлявшие наемными убийствами, возникли на архипелаге Рис, расположенном между Доминионом Гджоа и Бхестийей. И те и другие продавали свои таланты за деньги, но рисийки относились к своему выбору заказчиков более взвешенно и руководствовались чувством справедливости. Для Братства никаких таких ограничений не существовало. Они были в чистом виде наемниками – корыстолюбивыми, брутальными и жестокими.

– Кто-то же должен был их нанять! – настаивала Аалийя.

Рами назвал самого очевидного виновника:

– Это наверняка король Микейн. У него уже есть своя история с Братством – он воспользовался их услугами для похищения Канте прошлой зимой. А поскольку в отравлении королевы Миэллы обвиняют нас, попытки отомстить можно было ждать абсолютно в любой момент.

Канте покачал головой.

– Как бы мне ни хотелось бросить это обвинение к его ногам, я не настолько в этом уверен. Это не в характере моего братца. – Он прижал свою бронзовую руку к груди. – Когда дело касается мести, Микейн предпочитает, чтоб она была совершена его собственной рукой, а не кем-то со стороны.

– Тогда кто? – спросил Рами.

Канте пару раз перевел взгляд с него на Аалийю.

– Есть еще один брат, столь же затаивший злобу, как и Микейн, – который хочет освободить трон и самому усесться на него. И который куда лучше знает, как незаметно провести убийц в цитадель.

– Мариш… – произнесла Аалийя.

Она представила, как прошлой зимой ее вероломный брат бежал из тронного зала, весь охваченный пламенем.

Канте пожал плечами.

– Хотя, по правде говоря, это мог быть любой из них. – Он махнул в сторону тел в коридоре, над которыми по-прежнему склонялись Сёкл и Касста. – А эти, конечно, уже ничего нам не скажут.

Касста повернулась к нему.

– У мертвых всегда есть что рассказать.

Аалийя нахмурилась.

– В каком это смысле?

Касста показала ей обрывок пергамента. Выглядел он так, словно был снят с почтовой вороны.

– Текст неполный, но смысл вполне понятен.

– И что там написано? – заинтересовался Канте, подступая ближе. Аалийя последовала его примеру.

Касста торжественно зачитала:

– «…риш, делай то, что должен, и будешь вознагражден схожим образом». – Она подняла взгляд. – Подписано: «Верховный король Микейн ри Массиф».

Канте отшатнулся, схватившись за голову.

– Значит, это был не один брат… и не другой.

У Аалийи просто не укладывалось в голове, что Мариш способен пасть так низко, чтобы якшаться с давним врагом империи. Но ей пришлось смириться с суровой правдой, и она признала это вслух:

– Это были оба.

Глава 30

Микейн расхаживал по мраморному полу перед спальней королевы – точно так же, как и тогда, когда Миэлла рожала близнецов. Тогда радость и ожидание чуда так и бурлили у него в крови. Теперь же он ощущал лишь безысходное отчаяние.

С тех пор, как две недели назад король вернулся в Азантийю, в покоях Миэллы было не протолкнуться от целителей и алхимиков. На излечение с самого начала никто и не надеялся – задача заключалась в том, чтобы поддерживать с Миэлле жизнь в течение такого срока, который позволит безбоязненно извлечь подросшего ребенка из ее пораженной ядом утробы.

С этой целью были задействованы ледяные ванны, помогающие бороться с лихорадкой. Тонизирующие средства заставляли биться ее осекающееся сердце. Воду и жиденькие каши загоняли в желудок через гибкую трубку. Дважды королева была близка к смерти, и потребовались удары в грудь и какие-то неведомые эликсиры, чтобы отвести ее от края пропасти. И все это время Миэлла все больше слабела. Тело ее истощалось, сгорев почти до костей и желтушной кожи.

И все-таки каждую ночь Микейн проводил в ее постели или возле нее. Беспрерывно нес это бдение, почти не спал, отказываясь отводить взгляд от мучительных последствий своих действий. Стоял рядом с Миэллой на коленях, вознося молитвы богам. До хрипоты молил о прощении и ее саму, пусть даже и сомневался, что она его слышит.

Микейн глубоко любил ее. Она была единственной, кто владел его сердцем, кто принимал всего его целиком – его перепады настроения, его необъяснимые вспышки гнева, его скаредный нрав, даже его жестокость, которая порой обрушивалась на нее. В ее объятиях он нашел свое единственное пристанище. Миэлла понимала, что ее супруг хотел лишь самого лучшего для их семьи, для их рода, для будущего Халендии, и не осуждала его ни за что, сознавая, какой жестокий выбор порой приходится делать, чтобы все это сохранить.

Микейн уставился на закрытые двери спальни.

«Вот как сейчас…»

Несмотря на его страдания, эта жертва уже позволила достичь многого. Весть о постигшем королеву несчастье, о ее мужественной борьбе распространилась далеко за пределы Вышнего Оплота – не только по Азантийе и ее предместьям, но и по всем обширным землям Халендии, от холодных границ Аглероларпока до пыльных рудников Гулд’гула. Теперь народ все сильней сплачивался вокруг своего скорбящего короля. Все былые разногласия сошли на нет.

«Ты просто чудо, любовь моя! Твоя боль сейчас выковывает наше будущее – мое, наших с тобой детей, всех народов этих земель!»

Микейн уже заказал строительство огромной гробницы в ее честь, которая будет вечно украшена лилиями