Алексей Полещук - МИР ПРИКЛЮЧЕНИЙ 1961. Ежегодный сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов Страница 136

— Каких басмачей? Где басмачи? — допытывался Пастухов.

Старики или не могли, или боялись дать вразумительный ответ.

— Не знаем… Не знаем… Ничего не знаем…

Пастухов выразительно хмыкнул и приказал выставить на пологую крышу полуразрушенной кибитки в крепости, где мы расположились и откуда хорошо просматривались все подходы, часового со станковым пулеметом.

Так как после утомительного перехода через перевал лошади изрядно устали, а путь до Пашимгара предстоял не малый, на следующий день было решено устроить дневку — дать людям и лошадям полный отдых.

С обеда и до вечера по Алайской долине, как по трубе, дует сильный и очень холодный ветер. Температура, днем достигающая тридцати градусов, постепенно понижается — ночью замерзает вода в посуде. Правда, нам холод был не страшен. Нас спасали теплые, на гагачьем пуху, спальные мешки. И, оберегаемые от внезапного нападения бойцами Пастухова, мы великолепно выспались.

Наутро, позавтракав консервами, сухарями и выпив чаю, мы со Стахом отправились на охоту за сурками. Их здесь видимо-невидимо. Войдя в их владения, мы беспрерывно вздрагивали: казалось, что мы все время нарушаем правила уличного движения и отовсюду свистят милиционеры. Пронзительное верещание сурков совершенно неотличимо от милицейского свистка.

Настороженные и чуткие зверьки сидели столбиками перед своими норами и при малейшей опасности буквально проваливались сквозь землю, всякий раз, однако, успевая свистнуть.

Мы вернулись с пустыми руками, сделав вид, что ходили просто прогуливаться по окрестностям. Какой уважающий себя охотник признается в своей неудаче!

Мы поспели как раз к обеду. В большом черном котле закипал рисовый суп. Вдруг с крыши кибитки раздался тревожный голос часового:

— Товарищ комвзвод! От ущелья скачет человек!

Мгновенно подав бойцам команду разобрать оружие, Пастухов с биноклем в руках взлетел на крышу мазанки и, всмотревшись, заметил уже не одного, а девятерых вооруженных всадников. Кто они?

Минут двадцать прошло в томительном ожидании. Пастухов, не отнимая бинокля от глаз, время от времени делился с нами своими наблюдениями.

— Вроде шлемы на них красноармейские… И посадка как будто наша, кавалерийская.

Наконец он отчетливо разобрал фигуру начальника нашей топографической группы Ивана Григорьевича Дорофеева.

Всадники быстро приближались. Теперь и мы узнали топографов, с которыми недавно расстались в Фергане: не только Дорофеева, но и Веришко, Зверева и шестерых сопровождавших их красноармейцев. Но какой у них всех растрепанный вид, как загнаны лошади!

Когда они наконец доскакали, Дорофеев не слез, а буквально свалился с коня. Лицо его, все в пятнах, горело: глаза красные, хотя и смотрели на нас, но, пожалуй, ничего не видели. Еще при выезде из Ферганы Дорофеева мучили острые приступы тропической малярии. Сейчас проклятая болезнь трясла его снова. Говорить он почти не мог; мы тут же уложили его на спальный мешок. Рассказал нам, что произошло с группой топографов, Виктор Антонович Веришко.

— Наша группа, — начал он, — как вы знаете, должна была, одолев Заалайский хребет, спуститься в урочище Алтын-мазар и оттуда начать топографическую съемку по реке Мук-су. Первые наблюдения и засечки нам предстояло сделать на перевале Терс-агар.

Мы благополучно перевалили Заалайский хребет и скоро обнаружили на прекрасном сочном пастбище киргизскую летовку из нескольких юрт. Верховодил этими киргизами некий Абдурахман-бай, или, попросту сказать, кулак. Мы его знали еще по прошлому году, когда в группе с Николаем Васильевичем Крыленко бродили по этим лесам. Абдурахман тогда очень любезно угощал всю нашу группу кумысом и айраном. Хотя нам и тогда не понравились его жуликоватые, бегающие по сторонам глаза, но это, однако, не основание, чтобы делать о человеке какие-то выводы. Во всяком случае, мы расстались в прошлом году «друзьями».

В этом году Абдурахман встретил нас еще более гостеприимно: уже старые знакомые! Пригласил к себе поужинать «чем бог послал» и переночевать на летовке. Так как дело шло к вечеру, а утром нам предстояло начинать работу именно здесь, то мы с охотой приняли приглашение. Раскинули палатки рядом с его юртами, спокойно улеглись спать… Утром Абдурахман превратился совсем в Сахара Медовича, хотя и видно было, что он очень озабочен чем-то и явно нервничает. Даже скрыть этого не мог. Но мало ли от чего человек нервничает? По отношению к нам это ни в чем не сказывалось. Наоборот, он стал еще более любезен и еще более гостеприимно уговаривал не торопиться с началом работ — и чайку, мол, еще попейте, и позавтракайте плотнее, куда, мол, спешить!..

Но мы ни на какие оттяжки не соглашались. Дело в том, что на рассвете, когда мы еще спали, в палатку влез молодой узбек-караванщик, шедший с нами из Ферганы. Он шепотом рассказал о только что подслушанном разговоре: будто басмачи убили работающих в ущелье Джаргучака геологов и теперь движутся сюда. Абдурахман — участник этой шайки — ждал их к себе на летовку еще вечером. Но они почему-то не идут, вот он и нервничает.

Мы поднялись после этого немедленно, благо в горах светает быстро, так что объяснение нашему раннему подъему не вызвало подозрений: не хотим терять рабочее время. Всухомятку перехватили по куску хлеба, и, поблагодарив Абдурахмана «за гостеприимство», тронулись к перевалу Терс-агар производить первые наблюдения. Приборы взяли, конечно, только самые необходимые, а все инструменты не первой необходимости, так же как личные вещи, оставили в палатках. Некогда было с ними возиться и вьючить их, да и не надо было подавать виду, что мы что-нибудь подозреваем и не вернемся на летовку Абдурахмана.

Однако, несмотря на всю поспешность, с которой оставили «гостеприимного» Абдурахмана, мы все же опоздали: едва отъехали шагов двести от летовки, как увидели группы надвигающихся на нас вооруженных всадников в халатах, на хороших лошадях. Басмачи!

Обернулись, — видим, что с другой стороны такая же группа быстро закрывает нам выход из ущелья к Алайской долине. Среди них уже и Абдурахман…

Мы оказались в кольце не менее двух сотен басмачей, и кольцо это смыкалось на глазах…

Наши безоружные караванщики в страхе разбежались. Должно быть, сочли нашу песенку спетой… На размышления оставались секунды. Уходить в направлении Терс-агара было бессмысленно. Туда ведет километровый обрыв с узенькой головоломной тропинкой по нему. Если нас и не перестреляют на ней, то все равно дальнейший путь преградят непроходимые шеститысячеметровые снежные хребты. Значит, единственный выход — прорываться по ущелью обратно, в Алайскую долину.