За ядовитыми змеями. Дьявольское отродье - Юрий Борисович Ильинский Страница 2

Мы едва оторвали агрессивного жука от его жертвы, пораненная рыбка, слабо шевеля плавниками, завалилась на бок. Мы негодовали, а Васька сказал:

— Так и надо этой рыбехе! Нечего хвост распускать. Жаль, что плавунец ее не прикончил.

— А ты, оказывается, кровожадный, — осуждающе заметил Коля.

— Ничего подобного! Просто люблю бойких ребят.

Марк хотел выпустить плавунца в пруд, но Васька выпросил жука и унес с собой, загадочно улыбаясь.

— Учительнице в стол подкинет, — сказал Коля; мы засмеялись: от Васьки можно ждать чего угодно…

Детство тихой дымкой плыло в деревенской тишине. Каждый день мы ходили на пруд и всякий раз открывали для себя что-то новое, неизвестное. Однажды Васька поразил нас, заявив, что в пруду обитают водяные ящерицы. Мы, разумеется, ему не поверили — Васька был беззастенчивым вралем и великим выдумщиком. На всякий случай мы с Колей решили проконсультироваться у Марка, который, к нашему удивлению, Ваську поддержал, уточнив, что речь идет не о ящерице, а о тритоне. Поблескивая стеклами очков, Марк рассказал, чем питаются тритоны и каковы их привычки. Мы смотрели на товарища с большим уважением, а Васька даже присвистнул:

— Профессор!

Вскоре нам удалось изловить трех тритонов, и население аквариума увеличилось.

По словам старожилов, пруд наш был когда-то проточным, со дна его били холодные чистые родники. Весной, когда сходил снег, талые воды, переполнив чашу пруда, перехлестывали плотину, бурным ручьем сбегали по деревянному желобу в овраг. Стремительный поток нередко подхватывал лягушек и головастиков, иногда приносил зазевавшегося тритона. Обычно это были самки — изящные и медлительные. Самцы попадались редко, они великолепно плавали, энергично руля плоским, гребенчатым хвостом. Вытащенные из воды самцы напоминали миниатюрных ящеров.

Вытекавший из пруда ручей впадал в Македонку; кто дал подмосковной речке такое имя? Вода в Македонке чистая, прозрачная; днем на мелководье выходили пескари, грелись на солнце. Юркие, проворные, чрезвычайно осторожные, при малейшей опасности они ныряли в спасительную глубь. Поймать их было чрезвычайно трудно еще и потому, что пескари ловко маскировались. Отрезав путь к спасительному омуту, мы гоняли их взад и вперед. Васька, разувшись и засучив штаны, входил в речку, топая, как слон, баламутил воду, после чего мы мчались наперегонки с перепуганными пескариками вверх по течению, загоняли их в бухту.

Сачок в таком деле бесполезен, его оставляли на берегу, из рубашек и брюк мастерили импровизированные бредни, но проворные рыбки ухитрялись ускользнуть и из них, так что удавалось поймать одну-две. Зато, наблюдая их в аквариуме, мы получали истинное наслаждение: пластичные пескарики парили в голубоватой воде, подолгу зависали над песчаным дном.

Лето в разгаре, солнце палит немилосердно, а в лесу приятная прохлада; перепархивая с ветки на ветку, звонко перекликаются птицы, в дуплах, в зеленых кронах деревьев, укрывших многочисленные гнезда, не умолкает писк вечно голодных птенцов, которым трудолюбивые родители с рассвета и до заката носят поживу — мух, червячков, гусениц. Иногда птенцы вываливались из гнезда. Однажды под елкой мы обнаружили желторотого малыша, покрытого мягким пухом. Он сидел на земле, топыря слабые крылья с короткими, неотросшими перышками. При нашем приближении птенец широко открыл клюв.

— Есть просит!

Марк дал ему червяка, малыш проглотил его без труда и снова распахнул клюв.

— Обжора, — констатировал Васька.

Птенец нетерпеливо запищал, и с макушки елки плюхнулась вниз маленькая птичка. Упав в траву, заковыляла между деревьев, трепеща крыльями. Мы бросились к ней, птица, быстро-быстро семеня тонкими ножками, отбежала в сторону, забилась в кусты. Коля едва не накрыл птичку кепкой, но она неожиданно вспорхнула и, отлетев подальше, опустилась на куст.

— Заманивает, — пояснил Марк. — Отвлекает от птенца.

— Нужен он нам, — буркнул Васька и заорал: — Ящерица, ящерица! Хватайте ее!

— Погодьте, мальцы, погодьте! — К нам подошел старый пастух, волоча по траве длинный кнут. — В болотину не лезьте. Ненароком на змею наступите.

Мы остановились в нерешительности.

— Змей тут много, — продолжал пастух. — Не зазря это болото Змеиным зовется. И все, промежду прочим, медянки…

Мы переглянулись, ясно представив несимпатичный клубок змей с металлическим отливом. Змеи извивались и угрожающе шипели.

— И гадюки здесь имеются, — добавил белобрысый конопатый подпасок. — Вчера обхожу болотину стороной, а навстречу она. Здоровущая, по спине загиз проходит.

— Зигзаг, — поправил Васька. — Эх ты, грамотей.

— Я и говорю, — недовольно продолжал мальчик. — Иду, значит, козу подгоняю. Она увидела меня и за мной…

— Коза?!

— Гадюка! Так припустила, насилу убег. Да все прыжками, прыжками.

Старик усмехнулся в прокуренные усы, щелкнул кнутом, и стадо побрело дальше. Подпасок, затягиваясь дымком самокрутки, прощаясь, предостерег:

— Оберегайтесь на всякий случай…

Коля поскреб затылок, мы с Марком тоже не спешили лезть в болото — сообщение пастухов породило неясную тревогу, однако Васька раздумывать не привык:

— Братцы, за мной!

— Осторожнее, — сказал Марк. — Внимательно смотрите под ноги.

Совет оказался нелишним — возле трухлявого пня была замечена пара змей. Мы собрались было задать стрекача, но Марк сказал, что это ужи, а они, как известно, безвредные. Мы запрыгали по кочкам, медленно уходившим в бурую жижу, поймали пресмыкающихся, посадили в корзинку с плотно подогнанной крышкой. Ужи тихо шипели, пытаясь высунуть наружу плоские, украшенные желтыми пятнами головки.

Успех вдохновил — мы устремились вперед с твердым намерением переловить всех окрестных ужей и наткнулись на толстую змею с трехугольной тупоносой головой. При нашем появлении змея свернулась кольцом.

— Чур, мой уж! Чур, мой! Я первый его увидел! — Васька подскочил к змее, которая в ту же секунду развернулась словно стальная пружина, прошмыгнула у ловца между ног и исчезла в высокой траве.

— Ой! — завопил Васька. — Ой, мамонька!

Мы подбежали к нему, Васька сидел на пеньке и, поддернув штанину, с удивлением разглядывал собственную ногу.

— Ты чего?

— Уколола! — Васька испуганно моргал. — Как иголкой.

Марк опустился на колени: на худой Васькиной голени темнели два пятнышка — следы укуса. Мы побледнели, вспомнив предостережение пастухов, Васька захныкал, Марк держался невозмутимо:

— Дайте платок. Быстро!

Мы с Колей, вывернув карманы, таковых не обнаружили.

— Может, у тебя есть, Василий?

— Зачем он мне? Лишний груз таскать… А ты, профессор, как без платка обходишься?

Проигнорировав насмешку, Марк повернулся к Коле:

— Снимай ремень!

— Зачем?! Штаны свалятся…

— Ну и что? Человека спасать надо, а ты о штанах беспокоишься. Снимай!

Узким ремешком мы стянули Ваське ногу повыше колена, Марк вынул из кармана перочинный нож, Васька всполошился:

— Это еще зачем? Ты что удумал?

— Помалкивай!

Марк сделал на коже небольшой разрез. Васька побелел, на лбу и щеках разом выступили все его конопушки.

— Кровь, — укоризненно сказал Васька. — Кровь пошла. Видишь?

— Естественно. Я же