Фортуна Флетчера - Джон Дрейк Страница 7

Полагаю, если бы Бонзо его не ослабил, боцман мог бы меня и убить. А так он просто вымещал на мне злость, пока его же люди его не оттащили. Мне повезло — я остался со всеми зубами и без переломов. Дальнейшее той ночью я помню смутно, сквозь боль. Я ковылял, а боцман пинал меня всякий раз, когда считал нужным. Я несколько раз падал, и меня снова поднимали. Помню, как взбирался по какой-то лестнице, и как за мной с грохотом захлопнулась тяжелая дверь. А потом я пытался уснуть на полу черной, вонючей, набитой телами комнаты, и кто-то всю ночь кашлял и харкал мне прямо в ухо.

Вот так, мальчики мои, славные мои мальчики, вступали в Королевский флот во дни моей юности.

3

Старый боров захлебнулся своим кларетом.

(Из письма Александра Койнвуда из Койнвуд-холла леди Саре Койнвуд в Бат от 1 февраля 1793 года.)

*

В столовой Койнвуд-холла стояла мертвая тишина. Мерцали свечи, их свет играл на роскошно накрытом столе. Через некоторое время Александр Койнвуд встал и неторопливо прошел вдоль стола, чтобы встать за спиной своего отца, покойного сэра Генри Койнвуда.

Превозмогая отвращение, Александр потянул за голову и плечи. Потребовались все его силы, чтобы сдвинуть обмякшую тушу, но наконец раздалось сочное хлюпанье, и серое лицо, оторвавшись от своей последней трапезы, откинулось на спинку стула. Оно застыло, уставившись невидящими глазами в потолок, с широко раскрытым ртом. Куски пищи сползали по щекам, вино стекало по обвисшему подбородку. Александр сунул пальцы в массивную шею, нащупывая пульс. Приложил ухо ко рту и прислушался.

— Он?.. — прошептал его брат Виктор, съежившись на другом конце стола.

— Да! — ответил Александр, смакуя это слово и все, что оно означало.

— Ты уверен? — спросил Виктор, не решаясь пошевелиться.

Александр усмехнулся.

— Все еще боишься его, братец? — сказал он и, взяв со стола яблоко, сунул его в разинутый рот отца. Он рассмеялся. — Не бойся! Старый боров захлебнулся кларетом. Наконец-то водянка его доконала.

— Ужасно! — содрогнувшись, проговорил Виктор. — Как он звал и звал свое лекарство…

— Отказать в котором тебе было не менее приятно, чем мне, — заметил Александр, — так что не строй из себя невинность, тебе это не идет!

Виктор хихикнул, потом нахмурился.

— Слуги, — сказал он. — Как думаешь, они слышали?

— Нет, — ответил Александр. — Он не сильно шумел. Просто хрипел, ведь так?.. — он посмотрел вниз и игриво ущипнул отца за нос, — …просто хрипел, не правда ли, папа?

— Не надо! — сказал Виктор.

— Да замолчи ты! — бросил Александр. — Его больше нет.

Виктор ухмыльнулся и откинулся на спинку стула, приняв театральную позу.

— Оставив нашу дорогую матушку вдовой, бедняжка! А ведь она так молода и так прекрасна…

— И так печальна! — добавил Александр.

— Да, — сказал Виктор. — И все же, подумай, как ей пойдет черный цвет.

— Разумеется, — согласился Александр. — Интересно только, кому из нас выпадет удовольствие написать ей и сообщить эту новость?

— О, по части писем у нас ты, Александр. Только не забудь описать все в подробностях. Какая жалость, что она уехала в Бат. Она никогда себе не простит, что пропустила такое.

Внезапно Виктор вскочил на ноги, глаза его заблестели — одна мысль вытеснила из головы все остальное.

— Ключи! Ключи! — воскликнул он, и братья тут же набросились на тело, разрывая и обшаривая карманы.

От этого грузное тело сместилось и соскользнуло во тьму под стол. Но Александр и Виктор упали на колени и, натужно пыхтя, вытащили его на свет, стукнув головой о ножку стула, отчего яблоко выпало и покатилось прочь. Поиски продолжились.

— Нашел! Нашел! Нашел! — закричал Виктор, размахивая связкой ключей.

— Заткнись! — прошипел Александр, зажимая Виктору рот ладонью. — Весь проклятый дом перебудишь! — Он выхватил ключи. — А теперь пошли. И тихо.

Бросив последний долгий взгляд на фигуру на полированном полу, где она лежала, такая восхитительно мертвая, они вышли из столовой. Александр тихо прикрыл дверь, и они направились в кабинет отца. Виктор взволнованно болтал и готов был бежать всю дорогу, но Александр схватил его в темном коридоре и жестоко вывернул ему руку, приводя в чувство.

— Тихо! — сказал он. — Мы достаточно долго этого ждали, и теперь, когда дождались, нам ведь не нужно, чтобы слуги обо всем прознали, верно? — Он еще раз крутанул руку Виктора для ясности. — Понял? — спросил он.

Виктор ахнул.

— Ублюдок! — выплюнул он и попытался укусить брата.

— Сука! — прошипел Александр и впечатал брата в стену, чтобы тот не дергался. — Слушай сюда, придурок ты эдакий. Ключи у нас! Неужели не понимаешь? Мы можем все выяснить. Все про Ублюдка…

Виктор перестал вырываться.

— Тогда отпусти.

— Будешь вести себя прилично?

— Да.

— Обещай!

— Да!

Братья выпрямились, разгладили складки на сюртуках и посмотрели друг на друга. Улыбнулись, потом рассмеялись.

— Ублюдок! — сказал Виктор.

— Да! — ответил Александр и звякнул в воздухе ключами. Он поклонился и предложил Виктору руку. Виктор ухмыльнулся, легко коснулся пальцами руки Александра, и они пошли вместе: один — смелый и мужественный в своем форменном сюртуке и напудренном парике, другой — стройный и блистающий в своем французском наряде в стиле «инкруаябль», на самом пике моды.

Десять минут спустя они были в личном кабинете отца — запретном кабинете, куда им никогда не разрешалось входить. Дверь была надежно заперта, а вокруг зияли открытые ящики, шкафы и сейфы. Монеты и банкноты были презрительно проигнорированы — братья деловито охотились за добычей покрупнее. Виктор искал в письменном столе потайные ящички, а Александр изучал колонны цифр, маршировавшие по страницам большой конторской книги, исписанной рукой отца.

Александр не был человеком впечатлительным. Он держал себя в ежовых рукавицах, показывая миру лишь то, что хотел. Но, читая, он чувствовал, как дрожат его руки, и не мог сдержать коротких нервных фраз, срывавшихся с губ.

— …больше, чем мы мечтали! — бормотал он. — …Гончарная мануфактура продает лондонским торговцам