Ален Бомбар - За бортом по своей воле Страница 29

Я иду правильным курсом и нахожусь сейчас в семидесяти милях к северо-северо-востоку от острова Алегранса. Еще 36 часов мне нужно быть начеку, а затем я войду во внутренние воды Канарского архипелага. Только бы мне не проскочить их насквозь. Не дай бог!

Каждый день ровно в 4 часа ко мне прилетают прелестные белые и черные птички, чтобы составить мне компанию.

Понедельник 1 сентября. Океан разошелся. Я провел одну из самых трудных ночей, начиная с отплытия из Монако, но зато утром был вознагражден за все полной мерой. Вечером, когда я укладывался спать, полагаясь на милость божью (по вечерам я намертво закрепляю руль и засыпаю), я сказал сам себе: «Если я шел правильным курсом, на рассвете я увижу слева по борту остров». И вот сегодня, проснувшись, я действительно увидел милях в двадцати к югу два острова с очаровательными названиями – Алегранса и Грасьоса.[41] Доброе предзнаменование! Теперь главное – благополучно пристать к берегу. Я преисполнен уверенности. Если я выиграл первый раз, выиграю и второй.

Вторник 2 сентября. Я прихожу в ужас, когда вижу, какое огромное расстояние отделяет острова друг от друга, и когда думаю о беспредельной водной пустыне, в которую меня увлечет, если мне не удастся высадиться сейчас на берег. Потом я уже не смогу вернуться – это мне следует помнить все время! Когда я отплыву от Канарских островов или когда меня пронесет мимо них, даже надеяться на возвращение будет бессмысленно. Тогда мне придется плыть через океан самое меньшее шесть тысяч километров. Я, конечно, надеюсь, что выдержу и это испытание, но сколько беспокойства я причиню моим близким и сколько радости доставлю тем, кто предсказывал, что я никогда не доплыву до Лас-Пальмаса! Нет, для того чтобы убедить людей в своей правоте, я должен ее доказать. Я сказал, что достигну острова Гран-Канария, значит я должен пристать к берегу именно здесь, а не где-нибудь в другом месте. Я мог бы без труда высадиться на первый попавшийся островок, но я должен доказать, что могу плыть именно туда, куда хочу. Это имеет первостепенное значение для потерпевших кораблекрушение: они должны знать, что смогут так же, как и я, достичь именно того пункта, к которому плывут.

После полудня. Моя спасательная лодка, за которой никто не признавал мореходных качеств, изумляет меня все больше и больше. Каждое утро около 11 часов мне приходится ее немного спускать, чтобы ее не разорвало, когда нагретый солнцем воздух расширится. По вечерам я ее снова подкачиваю. Вода не проникает в лодку, и я сплю в ней спокойно. Только первые ночи дались мне нелегко. То и дело я внезапно вскакивал с таким ощущением, словно катастрофа уже произошла. Но постепенно я привык и успокоился. Если лодка не перевернулась днем, с какой стати ей переворачиваться ночью?

Круглые сутки сидеть за рулем было немыслимо. Но вот я заметил, что при попутном ветре моя посудина не сбивается с прямого курса даже тогда, когда я закрепляю руль неподвижно, и вскоре стал полностью полагаться на постоянство ветра. Вдали от берегов я мог спать спокойно. Другое дело, когда нужно пристать к берегу. Ведь плыть против ветра я не мог: «Еретик» способен идти лишь при «боковом ветре».

Среда 3 сентября. Господи боже мой, что же случилось? Всю ночь я высматривал маяк Лас-Пальмаса. Я давно уже должен был войти в порт, но до сих пор не вижу ничего. Что делать? Что теперь делать? Остановиться и ждать, пока не рассеется туман? Или по-прежнему плыть на юг?

Полдень. Наконец-то хоть самолет пролетел где-то справа от меня. Он летел низко, еще не успев набрать высоту. Значит, земля недалеко и я до нее доплыву!

Три часа дня. Все кончено, мне теперь никогда не достичь этих берегов! Я-то думал, что самолет поднялся с северной части острова, а теперь, когда побережье открылось передо мной, я вижу, что уже проплыл вдоль него километров сорок и что впереди осталось не больше десяти километров берега, к которому я мог бы пристать. Ветер дует с севера, стремительное течение увлекает меня к югу. Я смогу пройти милях в трех от земли, но мне до нее уже не добраться.

Шесть часов. А вдруг? А вдруг счастье мне еще улыбнется? Встречное течение замедляет дрейф лодки. Южная оконечность острова, устремленная в бескрайность Атлантического океана, все еще находится слева от меня. А вдруг!

Я был прав, когда писал эти строки, не теряя надежды. Около 20 часов «Еретик» находился уже метрах в ста от побережья. Но тут мне стало так страшно, что, признаться, я готов был бросить лодку и пуститься к берегу вплавь.

Сейчас самое главное было не распороть лодку о подводные камни. Меня заметили рыбаки, и целая толпа местных жителей принялась показывать удобное место, где я мог бы пристать к песчаному пляжу, окаймленному двумя выступающими в море острыми скалами. Но вот опасность позади: я благополучно причаливаю. Впервые резиновая надувная лодка доказала, что может в течение 9 часов плыть почти против ветра. Но мне было так страшно, так непередаваемо страшно, что понадобилось немало часов, прежде чем я смог встать и двинуться с места. Однако в конечном счете я все-таки доплыл до острова, до которого хотел доплыть!

Я доказал не только то, что могу плыть в своей лодке по океану, но и то, что могу плыть быстро. На переход от Касабланки до Канарских островов мне понадобилось ровно 11 дней – с 24 августа до 3 сентября, – что является превосходным временем. В самом деле, чтобы покрыть такое же расстояние Жербо понадобилось 14 дней, Ле Тумелену – 12, а Энн Дэвидсон – 29 дней!

Как я в сущности плыл? Разумеется, я определял свой курс с помощью приборов, хотя делал это впервые в жизни.

Но в то же время, не доверяя своим астрономическим вычислениям, я прокладывал предполагаемый курс: ежедневно я отмерял на карте число миль, которые должен был пройти, определяя направление по компасу. Так я вычерчивал курс, явившийся бы идеальным, если бы меня не сносило течением. Поэтому я наносил параллельно основному курсу «страхующую линию» с учетом предполагаемого сноса, зависящего от направления и силы течений (сведения о них я черпал в «Морском справочнике»). Мне приходилось все время помнить об этих стремительных потоках, совершенно неощутимо уносивших меня. Предательское движение вод океана исподтишка увлекало меня к югу; я рисковал проплыть между Канарскими островками и африканским побережьем и сам того не заметить. Таким образом, я ежедневно отмечал три положения: то, которое мне давали вычисления; то, которое я вычерчивал предположительно, и, наконец, самое пессимистическое: то, в котором я мог оказаться, если бы все неблагоприятные факторы подействовали одновременно. Исходя из всего этого, я старался не попасть в подстерегающую меня ловушку.