Фортуна Флетчера - Джон Дрейк Страница 15

7

Я провел в Портсмуте почти целый день, прежде чем меня забрали с «Булфрога», и тяжесть содеянного начала давить на меня. Расчет казался простым: раз уж я был готов утопиться, то не боялся никакого наказания, которое мог бы мне назначить флот. Так почему бы не отомстить Диксону? Но теперь мне не грозила верная смерть, и я был встревожен. Угрызения совести меня не мучили; то, что Диксон получил от меня, было справедливым возмездием. Проблема была в том, что я не мог до конца поверить, что мне это сошло с рук. Я до смерти боялся, что кто-то видел, что я сделал, и что скоро меня потащат на виселицу.

Но было и еще кое-что. Моя уверенность в себе сильно пошатнулась от того, что я перенес за последние несколько дней. И я ведь на самом деле убил человека, а к такому, как вы понимаете, обучение на клерка парня не готовит. Нет, нельзя ожидать, что после всего этого просто уйдешь с веселой улыбкой. Так что я еще долго был не в себе, и многое из того, что случилось потом, прошло мимо меня, словно во сне. Например, если бы у меня хватило ума, я мог бы отговориться от службы на флоте даже тогда. Вербовка учеников была всего лишь незаконной, но вербовка джентльмена была немыслима для любого порядочного офицера. А у меня были речь и манеры джентльмена. [3] Но я молчал, и когда завербованных с «Булфрога» выгрузили, я оказался в шлюпке с другими, которую буксировал баркас с одного из военных кораблей. На якоре стояли целые вереницы огромных кораблей, и холодная вода плескалась через планшири. На меня навалилась тяжелая тоска, и я шел, как овца на бойню.

Сперва нас отправили на борт старой посудины, переоборудованной в приемное судно, с чанами горячей воды и мыла. К тому времени мы были не только грязными, но и кишели живностью. Так что нас отскребли дочиста, а нашу одежду прожарили в печах, чтобы убить блох. Нам обрили головы из-за вшей, а тем, у кого был лишай, намазали головы смолой. Затем нас взвесили, измерили, записали наши имена, и пришел хирург, чтобы отсеять тех, кто был настолько очевидно искалечен, что даже флот их не брал. Для этого осмотра нас выстроили в ряд голышом на ледяном холоде, а команда этой лоханки глумилась над нашим жалким видом, над нашими белыми черепами и сопливыми носами.

После этого нас на некоторое время оставили в покое, и я получил обратно свою одежду (разумеется, без всех моих денег), а также нам выдали еду и грог. Я провел на этом корабле несколько дней и должен сказать, что это было лучше, чем жизнь на «Булфроге». По крайней мере, тебя оставляли в покое, если ты не пытался сбежать. На этот случай у них были морпехи с мушкетами, готовые в тебя выстрелить.

Наконец нас разбили на группы для разных кораблей. К моему удивлению, из-за меня возникли некоторые препирательства. Один клерк сказал, что я записан на один корабль, а пожилой мичман — что на другой. Что до меня, мне было все равно, куда идти, лишь бы можно было сидеть тихо и не отсвечивать. Я только и ждал, что меня в любую минуту потащат к висельнику. В конце концов, нас ждала еще одна поездка по гавани.

На этот раз меня забрали на щегольски окрашенной шлюпке, укомплектованной восемью мускулистыми моряками, одетыми одинаково: синие куртки поверх белых рубах и штанов, черные шейные платки и, в довершение всего, круглые черные лакированные матросские шляпы, похожие на сплюснутые цилиндры. Это был катер и команда с фрегата Его Величества «Фиандра», а у румпеля, командуя восемью первосортными моряками и пятью завербованными, сидел мичман Ростон, двенадцати лет от роду. Я подивился этому дитя, командующему взрослыми мужчинами, но он действительно командовал и писклявым голосом с полной уверенностью отдавал приказы.

— Навались! — резко скомандовал он, и гребцы дружно налегли на весла. Они гребли на диво слаженно, в их движениях была какая-то гармония. Они были полной противоположностью вербовщикам или команде «Булфрога» и, казалось, даже получали удовольствие от своей работы. Какое-то время я наблюдал за ними, пока шлюпка неслась сквозь туман, окутавший якорную стоянку. Но я был слишком поглощен собственными бедами, чтобы обращать на них или на что-либо еще особое внимание.

Наконец я уловил странный звук. Гулкий, рокочущий звук, словно тяжелая повозка едет по деревянному мосту, только без стука копыт. У любого моряка от такого звука волосы на затылке встали бы дыбом, потому что где-то поблизости корабль выкатывал орудия. И тут мы вынырнули из тумана, и перед нами предстал корабль — «Фиандра», тридцатидвухпушечный фрегат водоизмещением в семьсот тонн. Его пушечные порты были подняты, и на нас смотрел ряд круглых жерл. Я даже видел, как комендоры, стоя на коленях и целясь, щурятся на меня поверх прицелов. Если бы фрегат готовился к залпу, это было бы последнее, что я увидел на земле. Но здесь, в Портсмуте, это могло быть лишь учение, и так оно и было. Корабль стоял на якоре без стеньг, а с носа, свесившись за борт, деловито орудовали кистями и горшками с краской матросы.

Изнутри корабля доносились кашель и тяжелое дыхание измученных людей, пока шквал приказов не заставил их снова прийти в движение и вкатить орудия обратно. Сквозь пушечные порты я видел узловатые кулаки, напряженные мускулы и свирепые, загорелые, потные лица. Это была картина преисподней, совершенно чужой мир, с которым я не хотел иметь ничего общего. К несчастью, он хотел иметь дело со мной.

Мгновение спустя мы с глухим стуком причалили к борту, и мистер Ростон уже визжал, чтобы мы пошевелились. Морпехи с мушкетами и штыками согнали нас на квартердек, где нас уже ждал комитет по приему: корабельное семейство специалистов, от плотника до бондаря, желавших поглядеть, что принес им пресс-ганг. Все было очень по-деловому: за столом на козлах сидел пурсер с конторскими книгами, пером и чернилами, чтобы записать добычу. Это был жилистый старый шотландец с видом обедневшего джентльмена, в старомодном парике, как у священника. Звали его МакФи.

Но выделялось не это. В глаза бросался главный офицер. Мистер Уильямс, первый лейтенант. Он был чем-то особенным. Мужчина лет тридцати пяти, среднего роста, но невероятно красив: светлая кожа, черные