История улиц Москвы. От Неглинной до Басманной - Никита Денисович Здоровенин Страница 9

Замораживали куриц и рубили головы телят известные на всю Москву своей силушкой и грубым нравом охотнорядские мясники. Они не гнушались участвовать в общественных событиях города. Так, на студенческих протестах они встали на сторону полиции и избили студентов. Мясники были уверены, что те протестуют против отмены крепостного права. Но позже поняли, что совсем против другого, и стали сочувствовать протестующим. Забавно, что в студенческой среде то побоище мясников и студентов стало известно как «битва под Дрезденом» – дело было возле гостиницы «Дрезден».

С приходом советской власти торговля в Охотном ряду прекратилась. А на одноименной улочке появились два невероятных символа сталинской Москвы – здание Совета Труда и Обороны (ныне Государственная дума) и гостиница «Москва». Гостиница «Москва» – одно из самых дорогих зданий столицы, а также одно из самых известных. С ним связана одна из самых популярных архитектурных легенд города. Смотря на фасад, вы заметите, что башенки по краям гостиницы – разные. При всей строгости сталинского ампира здание получилось несимметричным. Как же так вышло? По самой популярной версии, когда Сталину показали два проекта гостиницы на одном листе бумаги, он поставил свою подпись прямо посередине между ними. Архитекторы решили лишний раз вождя не тревожить и сделали два проекта в одном. Но, как оказалось, это лишь популярная легенда. На самом деле гостиница «Москва» – это перестроенный и надстроенный гораздо более маленький дореволюционный «Гранд-отель». При строительстве выяснилось, что тот был выстроен не очень качественно – кирпичные стены были заполнены строительным мусором. Чтобы они не обвалились, пришлось максимально облегчить правую башню и убрать весь декор. Вот и получились два фасада в одном здании. После Кремля и собора Василия Блаженного это было, возможно, самое известное у иностранцев здание советской Москвы. Дело в том, что именно его силуэт – на этикетке водки «Столичная», которую в 1974 году компания «Пепси K°» стала поставлять в США.

Волхонка

В ЭТОЙ ГЛАВЕ:

• Москвичи игнорируют указы императора.

• Ле Корбюзье пытается построить в Москве одно из лучших своих зданий, но у него ничего не получается.

• Жители Зеленограда получают возможность увидеть из окна самую высокую башню мира – но их пронесло.

Волхонка – одна из древнейших улиц Москвы за пределами Кремля и Китай-Города. На ее месте раньше проходила дорога в одну из загородных царских резиденций, а вдоль нее селились крестьяне. Они-то и дали, скорее всего, этой местности ее первое оставшееся в истории название – удивительное Чертолье. Название пошло от протекавшего здесь ручья (или маленькой речушки) Черторыя. Ручей себе прорыл что-то вроде оврага на своем пути от истока на Козьем болоте (ныне пафосных Патриарших) до Москвы-реки. И москвичи смотрели на этот овраг и думали: «Ну, это, видать, черт прорыл», – вот и Черторый. А отсюда и улица – Чертольская. Алексей Михайлович решил прекратить эту чертовщину в двух шагах от Кремля и специальным указом (!) переименовал Чертольскую – в Пречистенскую (по иконе Пречистой Божией Матери Смоленской). Но москвичи не успокаивались. Это тот самый редкий случай, когда официальное, да еще и такое благородное, правильное, название не прижилось. Местность становилась все более престижной. Простые крестьяне и ремесленники вытеснялись знатью. Здесь появлялись дворы аристократии: князя Меньшикова, царевны Екатерины Ивановны, Голицыных и… Волконских. Когда Волконские продали свои старинные палаты, в них разместился казенный питейный дом, а назвали его по фамилии прежних хозяев – Волконкой. Вскоре заплетающийся язык превратил это в Волхонку, а название перекинулось на целую улицу.

Пусть улица и древняя, одно из самых удивительных зданий на ней – советская бензоколонка. Других таких во всей стране не отыскать! Если присмотреться к ее колоннам, заметите перекличку с колоннами соседней станции метро «Кропоткинская», отсылающей к древнеегипетским храмам Луксора и Карнака. Совпадение? Скорее всего – нет. Ибо и «Кропоткинская», и бензоколонка – части грандиозного непостроенного комплекса Дворца Советов. Его возводили на месте бывшего (и нынешнего) храма Христа Спасителя.

По замыслу, внутри почти полукилометрового небоскреба (важно, чтобы он был хотя бы чуточку выше нью-йоркского Эмпайр-стейт-билдинг) должны были расположиться различные органы государственной власти, а главное – залы для собраний и съездов. Когда мы смотрим сейчас на проект, невольно приходят в голову мысли об имперском величии: «А не то же ли это самое, что дворцы Российской империи, например?» Люди эпохи Советов тоже понимали, что этот вопрос может возникнуть, – все же гигантская башня не сразу похожа на заботу о пролетарии. И они такой проект с легкостью оправдывали: «Прежде всего, сама громадность размера – это пролетарский стиль… Мы стремимся к грандиозным размерам не потому, почему добивался громадных масштабов какой-нибудь безумный император вроде Нерона или американские капиталисты… У нас одновременно утилитарные задачи (ибо в Москве не можем жить без зала на 20 тыс. человек, потому что негде видеть и слышать вождей), но в то же время самая грандиозность размеров присуща зданиям пролетариата», – говорил Луначарский. Конечно, важно было сделать не только зал на N тысяч человек, важно было сделать символ «грядущего могущества, торжества коммунизма». Первые мысли о дворце публично высказали еще в 1922 году. Но шла Гражданская война, и о финансировании чего-то настолько грандиозного речи идти не могло. К идее всерьез вернулись уже через десятилетие. Страна воспряла из разрухи, и очень хотелось показать всему миру, как величественна выбранная политическая модель. Считается, что решение о строительстве дворца принимал сам вождь, Иосиф Сталин.

Начался закрытый конкурс на проект дворца. Дали несколько критериев. К примеру, внутри должно быть два зала: Большой и Малый (именно так – с большой буквы). В Малом проходили бы всевозможные театральные постановки и выступления в обычные дни. А на особые праздники торжественные процессии шли бы уже через Большой зал. Внешний вид, конечно, должен был выражать торжество социализма. Некоторые критерии были заведомо неосуществимы, но вполне отражали страсть к ударным стройкам и темпам. В мае 1931 года заканчивался конкурс, к январю следующего предстояло уже разобрать храм Христа Спасителя, к концу года нужно было закончить строительство проекта, а в следующем году завершить отделку. Но в целом чего конкретно хотелось советскому руководству, никто не понимал (скорее всего, даже оно само), так что первый конкурс был скорее чем-то вроде брейнсторма – просмотра