Поль Феваль - Горбун, Или Маленький Парижанин Страница 85

— В парковый дом за площадью Сен-Маглуар! — приказал Плюмаж.

Портшез унесли. Галунье вошел в залу, дрожа мелкой дрожью. Он прикоснулся к шелкам! Плюмаж пребывал в задумчивости.

— Она прелестна! Прелестна! Прелестна! — твердил нормандец. — О, Гонзаго!

— Ризы Господни! — воскликнул Плюмаж с видом человека, пытающегося отогнать назойливую мысль. — Надеюсь, это дело мы ловко провернули!

— Какая атласная ручка! — простонал Галунье.

— Полсотни пистолей наши!

Плюмаж огляделся вокруг, словно был не вполне уверен, что заработал эти деньги.

— А талия! — не унимался Галунье. — Я не завидую ни титулам, ни золоту Гонзаго, но…

— Пошли отсюда! — прервал его Плюмаж.

— Ах, она надолго лишила меня сна!

Плюмаж схватил Галунье за шиворот и поволок за собой, но вдруг, вспомнив, заявил:

— Милосердие велит нам освободить старуху и мальчонку.

— А ты не находишь, что старуха неплохо сохранилась? — спросил его брат Галунье.

Ответом ему был сильнейший удар кулаком по спине. Плюмаж повернул ключ в скважине. Но дверь он не успел открыть: со стороны лестницы раздался голос горбуна, о котором они оба, можно сказать, забыли:

— Я доволен вами, храбрецы, но наши труды еще не закончены. Останьтесь!

— Ишь, как он приказывает, этот скрюченный обсосок! — пробурчал Плюмаж.

— Сейчас, когда ничего не видно, — заметил Галунье, — голос его производит на меня странное впечатление. Так и кажется, что где-то когда-то я его уже слышал.

Повторяющиеся резкие звуки свидетельствовали о том, что горбун бьет кресалом о кремень, высекая огонь. Зажглась лампа.

— Прошу прощения, но что же нам еще осталось сделать, господин Эзоп? — осведомился Плюмаж. — Мне кажется, вас так прозывают?

— Да, Эзопом, Ионой и еще многими именами, — ответил горбун. — А теперь внимательно слушайте, что я вам прикажу.

— Поклонись его сеньорству, Галунье! Он сейчас прикажет, разрази его гром!

Плюмаж поднес руку к шляпе. Галунье повторил его жест и издевательским тоном добавил:

— Ждем повелений вашего превосходительства!

— И правильно делаете! — сухо бросил горбун.

Оба носителя шпаг переглянулись. Галунье утратил насмешливый вид и пробормотал:

— А все-таки я уже слышал этот голос.

Горбун вытащил из-под лестницы два фонаря на длинных палках, какие по ночам несут перед каретой, и зажег их.

— Возьмите их, — сказал он.

— Вот те на! — угрюмо пробурчал Плюмаж. — Уж не думаете ли вы, что мы можем догнать носилки?

— Если носильщики продолжают так же бежать, они уже далеко, — подтвердил Галунье.

— Берите!

Горбун был упрям. Наши храбрецы взяли каждый по фонарю.

Горбун показал пальцем на дверь, откуда несколько минут назад вышла донья Крус, и сообщил:

— Там есть еще одна девушка.

— Еще! — в один голос ахнули Плюмаж и Галунье. И Галунье вслух подумал:

— Так вот почему вторые носилки!

— Эта вторая девушка, — продолжал горбун, — завершает туалет. Она, как и первая, выйдет из этой двери.

Плюмаж указал глазами на лампу и заметил:

— Она увидит нас.

— Увидит.

— А что же нам тогда делать? — осведомился гасконец.

— Сейчас скажу. Вы, не прячась, почтительно подойдете к ней и сообщите: «Мы здесь, чтобы проводить вас на бал во дворец».

— Но в наших инструкциях об этом ни слова, — удивился Галунье.

А Плюмаж спросил:

— А девушка нам поверит?

— Поверит, если вы назовете имя того, кто вас прислал.

— Господин Гонзаго?

— Нет! И тем паче поверит, если вы скажете, что ваш господин будет ждать ее, когда пробьет полночь, — хорошенько запомните это! — в дворцовом парке на поляне Дианы.

— Так что же, у нас, черт меня раздери, сейчас два господина? — возмутился Плюмаж.

— Нет, — ответил горбун, — только один, но он зовется не Гонзаго.

Говоря это, горбун подошел к винтовой лестнице и поставил ногу на первую ступеньку.

— И как же зовется наш господин? — поинтересовался Плюмаж, тщетно старавшийся сохранить на лице заносчивую улыбку. — Надо думать, Эзоп Второй?

— Или Иона? — подбавил Галунье.

Горбун взглянул на них, и оба опустили глаза. Медленно горбун произнес:

— Ваш господин зовется Анри де Лагардер!

Оба вздрогнули и, казалось, даже как-то сжались. Внезапно охрипнув, оба тихо повторили:

— Лагардер.

Горбун поднимался по лестнице. С верхней площадки он взглянул, как они смиренно, покорно стоят, и произнес одно-единственное слово:

— Исполняйте!

После этого он скрылся.

Дверь наверху захлопнулась, и Галунье тихо ойкнул.

— Витый туз! — буркнул Плюмаж. — Мы видели дьявола. — Ну что ж, мой доблестный друг, будем исполнять.

— Ризы Господни! Придется быть послушными, как детишки» и исполнять, — согласился гасконец. — Да, представь себе, я, кажется, узнал…

— Маленького Парижанина?

— Да нет, в этой девушке, что мы запихнули в портшез, я узнал миленькую цыганочку, которую видел в Испании с Лагардером.

Галунье вскрикнул: дверь комнаты Авроры отворилась.

— Что с тобой? — вздрогнув, спросил гасконец. Теперь все здесь нагоняло на него страх.

— Девушка, которую я видел с Лагардером во Фландрии, — заикаясь, пробормотал Галунье.

На пороге стояла Аврора.

— Флор! — позвала она. — Где ты?

Плюмаж и Галунье, держа каждый по фонарю, приблизились к ней, отвешивая поклоны. Решение «исполнять» с каждой минутой все больше упрочивалось в них. Надо сказать, что со своими заржавленными шпагами они являли пару самых великолепных лакеев, каких только можно представить. Не всякий церковный привратник мог бы соперничать с ними по части выправки и умения держать себя. Аврора в придворном наряде была столь прелестна, столь хороша, что они застыли на месте и восхищенно воззрились на нее.

— Где же Флор? Неужели эта сумасшедшая уехала без меня?

— Без вас, — словно эхо, произнес гасконец.

— Без вас, — повторил нормандец.

Аврора подала веер Галунье, а букет Плюмажу. Право, глядя на нее, вы бы решили, что она всю жизнь пользовалась услугами лакеев.

— Я готова, — объявила она, — едем! Подобно эху, прозвучало:

— Едем!

— Едем!

Усаживаясь в портшез, Аврора спросила:

— Да, а где я встречусь с ним?

— На поляне Дианы, — прямо-таки тенорком пропел Плюмаж.

— В полночь, — добавил Галунье.

Все это они сообщили, склонясь в самом смиренном поклоне.

Носилки тронулись. Напоследок Плюмаж-младший и брат Галунье, держа в руках фонари, обменялись поверх крыши портшеза взглядами. И во взглядах этих читалось: «Исполняем!»