Кронштадтское восстание. 1921. Семнадцать дней свободы - Леонид Григорьевич Прайсман Страница 8

Раскольников свидетельствует: «…мы от имени кронштадтцев стали упрашивать его выйти на балкон и произнести хоть несколько слов. Ильич сперва отнекивался, ссылаясь на нездоровье, но потом, когда наши просьбы были веско подкреплены требованием масс на улице, он уступил и согласился»[63]. Но матросы так и не дождались призыва к свержению Временного правительства. В своей короткой и бессвязной речи Ильич посетовал на болезнь, приветствовал собравшихся и призвал их к «выдержке, стойкости и бдительности». Выслушав Ленина, матросы двинулись к Таврическому дворцу – в резиденцию СРСиКД. На всех очевидцев, не являющихся большевиками и анархистами, демонстрация 4 июля производила угрожающее и в то же время противоречивое впечатление. Газета А. М. Горького «Новая жизнь» писала: «Эти бешеные, мчащиеся по городу автомобили, нагруженные и перегруженные солдатами с винтовками, штыки которых взъерошенной щетиной направлены были на ничего не понимающих людей… Эти пулеметы (по 3, по 5, по 6 штук на автомобиле!), своими дулами направленные на обалдевших обывателей… Эти дрожащие пальцы на курках винтовок и затворах пулеметов, эти вытянутые в пространство руки с револьверами… Этот бесшабашный и дикий свист с автомобилей…»[64]. По пути к Таврическому дворцу военная колонна кронштадтцев превратилась в плохо управляемую толпу. Раскольников писал, как действовал на матросов сам вид обитателей Невского проспекта и других буржуазных кварталов: «…при одном виде наших классовых врагов в душе многих матросов клокотала безумная ненависть…»[65]. Очевидцы свидетельствовали: «А около полудня в разных концах города началась стрельба. ‹…› Особенно на Невском – у Садовой и у Литейного. Как правило, начиналось со случайного выстрела; следовала паника; винтовки начинали сами стрелять куда попало. Везде были раненые и убитые…» Вслед за стрельбой стали громить богатые квартиры. Суханов рассказывал: «Начались небольшие, частичные погромы. Ввиду выстрелов из домов под их предлогом начались повальные обыски, которые производили матросы и солдаты. А под предлогом обысков начались грабежи. Пострадали многие магазины, преимущественно винные, гастрономические, табачные ‹…›. Разные группы стали арестовывать на улицах кого попало»[66].

В 14:30 толпы матросов подошли к Таврическому дворцу. На прилегавших к нему улицах все было заполнено демонстрантами. Царила жуткая толчея, так как одни колонны уходили, а новые приходили, чтобы донести до исполкома совета свои требования, главным из которых было: «Вся власть Советам!» Одному из руководителей ПНС И. В. Гессену больше всего запомнилась сцена, которую он наблюдал у Таврического дворца: «Теперь перед Тавр. Дворцом огромный рабочий, грозя кулаком вышедшему к толпе представителю Совета р. и кр. депутатов, в настоящем бешенстве кричал: „Принимай, сукин сын, власть, когда дают“»[67].

Таврический дворец остался практически без охраны, ответственный за оборону дворца Войтинский при виде все новых и новых толп враждебно настроенных вооруженных людей обзванивал полки Петроградского гарнизона с просьбой прислать солдат для обороны, но ему всюду отказывали. В его распоряжении находились 14 солдат Павловского полка. Положение немного улучшилось после того, как к защитникам дворца присоединились несколько броневиков Броневого дивизиона, команда которых насчитывала всего 18 человек[68]. Особенно решительно были настроены матросы. Когда к ним вышел, чтобы их успокоить, министр земледелия Чернов, они арестовали его и усадили в автомобиль, чтобы увезти. Церетели описывал, как об этом узнали во дворце: «…члены Петроградского Совета вбежали в комнату Исп. К-та с криком: „Матросы арестовали Чернова и хотят его увезти“. Эти крики вызвали среди присутствующих сенсацию и тревогу, причем наибольшую тревогу проявили находившиеся тут большевики и члены левой оппозиции»[69]. Благодаря энергичному вмешательству Троцкого Чернов был освобожден. Большевики гораздо лучше понимали, что собой представляют матросы, и боялись, что с Черновым могли расправиться самосудом. Тогда это не входило в их планы. Матросы были настроены решительно, но Ленин к активным действиям был еще не готов.

Раскольников и Рошаль отправились на встречу с большевистскими лидерами. Размах демонстрации привел Ильича в радостное настроение. Раскольников рассказал о своем присутствии на заседании небольшой группы партийных работников во главе с Троцким: «Освещая вопрос с разных сторон, все приходят к одному выводу: демонстрацию следует считать законченной, участников пригласить вернуться в казармы. Кронштадтцев решено временно, на всякий случай, оставить в Петрограде. Всеми единодушно признается, что, несмотря на успех сегодняшней демонстрации, условия для вооруженного восстания и захвата власти в данный момент еще не созрели»[70]. Матросов разместили на ночь во дворце Кшесинской и в Петроградской крепости. Нерешительность большевиков дала время Исполкому Совета изменить положение. В ночь с 3 на 4 июля к Таврическому дворцу подошел в образцовом порядке 176-й запасной полк. Интересно, что часть была вызвана большевиками, но для чего – солдаты не знали. Члены Исполкома Советов Ф. И. Дан и Войтинский объяснили солдатам, что революция в опасности, Исполком Советов нужно защищать. Не до конца понимавшие, что происходит, солдаты обрадовались, получив четкое задание, и образовали надежную линию обороны дворца. Приход 176-го полка и, главное, стремительно распространившиеся по Петрограду слухи, что с фронта движутся на защиту Исполкома Советов надежные части, быстро привели в чувство солдат Петроградского гарнизона. Во дворец стали звонить из частей и предлагать помощь. Несколько гвардейских полков в полном составе выступили на защиту Советов. Первые эшелоны с правительственными войсками прибыли в Петроград с фронта в ночь на 6 июля. Правительство и Петроградский совет переходят в наступление. 1-й Пулеметный полк был направлен на фронт, пулеметчики не оказали никакого сопротивления. Матросы, размещенные во дворце Кшесинской, должны были организовать оборону дворца. В газетах публиковались материалы о связи Ленина с немецким генштабом. По городу шли аресты большевиков, Ленин находился в состоянии полной паники. Он испуганно говорил Троцкому: «Теперь они нас перестреляют. ‹…›

Самый подходящий для них момент». Момент был действительно подходящим, и вождь пролетарской революции непременно бы им воспользовался, но Троцкий лучше знал своих противников: «…Ленин переоценил противника – не его злобу, а его решимость и его способность к действию»[71].

А что в это время делают «краса и гордость революции» – кронштадтские матросы? 5–6 июля на улицах города казаки и юнкера арестовывали матросов. Раскольников возглавил делегацию, отправленную кронштадтцами к руководству ВЦИК Советов, где ей был предъявлен ультиматум о немедленной сдаче оружия, и только после этого им разрешат вернуться в Кронштадт. В воспоминаниях Раскольникова мало говорится об охватившей их панике. Он явно скрывает, что, бросив матросов во дворце Кшесинской и Петроградской крепости на произвол судьбы, бежал в Кронштадт. В конце концов, матросы согласились сдать оружие, «но только Петроградскому совету и под расписку». Некоторые кронштадтские матросы и их руководители, в