История улиц Москвы. От Неглинной до Басманной - Никита Денисович Здоровенин Страница 7

те годы Москву. Помещения сдавали под жилье или магазинчики. В одном из зданий был воспетый Гиляровским трактир Колгушкина. В нем встречались «издатели с Никольской» с «писателями с Никольской» – так их называли в Москве. Это были не совсем настоящие издатели и писатели. Они издавали какой-то жуткий ширпотреб, «народные книги» или вообще переписывали по-своему популярные произведения. Такие издатели вполне могли выпустить нового «Тараса Бульбу» или «Графа Монте-Кристо» – все то, да не то. Книга была переписана по-новому никому не известными авторами. Причем имена новых авторов даже ставили на обложке. Это были не подделки, а заново написанные произведения, имевшие из общего с оригиналом разве что имя главного героя да общую канву сюжета. Все остальное было отсебятиной «писателя».

Как говорили сами «издатели с Никольской»: главное – это обложка и заглавие, а если уж купят, то прочтут, на содержание – все равно. В этом трактире «издатели» и «писатели» собирались за чайком и обсуждали, что нужно будет написать (что-нибудь популярное), за какой срок (обычно очень быстро: неделя-две) и за какие деньги (обычно за копейки). Среди писателей встречались студенты, желавшие подзаработать, выгнанные со службы офицеры или чиновники и неудавшиеся литераторы. В трактире осуществлялись сделки практически на весь цикл производства: от написания книги до ее продажи. Сюда же приходили распространители книг и офени. Офени, или коробейники, – торговцы-разносчики. Они ходили и по улицам городов, но в основном – по далеким поселениям, торговали всякой нужной в быту мелочью, смешными лубочными картинками и глупыми «книжками с Никольской». Они редко оседали на одном месте, чаще отправлялись в затяжные путешествия с коробом из коры (поэтому их еще называли коробейниками) или с телегами, которые везли обычно сами. Вечное странствие для офень становилось образом жизни. Они отправлялись из города в свое торговое путешествие в середине лета (таких офень называли ранними) или в начале осени (это – поздние офени). Обратно они приходили к концу февраля или к Пасхе. Летом они ходили по селам с коробом на тележечке, а зимой – с коробом на санках. Так они проходили большой путь.

Один офеня из Тулы описывает свое путешествие: «Из Сызрани едем на Самару в Бузулук, в Самаре мы не останавливаемся: там торговли не бывает, потому как там почитай все раскольники, наших книг и картин не покупают. Потом едем на Бугульму, Белебей, Уфу, Златоуст, Верхнеуральск, Челябинск, Троицк, Красноуфимск, ну а потом опять через Уфу обратно».

Чтобы как-то себе представить масштабы путешествия: от Сызрани до Челябинска – около 1000 километров. В селах офень ждали с распростертыми объятиями. Офени с радостью давали товар в долг – до следующего года! И уж совсем расплывались в улыбке, если появлялась возможность поменять свой товар на другой (обычно лен, овес, хлеб) – от бартера они получали даже большую выгоду, чем от обычной продажи за деньги. Офень еще иногда называли боготаскателеми (они торговали иконами) или книгоношами (торговали книгами). Их основными товарами были какие-то иголки, шелк, колбаса, сыр, колечки, серьги, лубочные картинки и, конечно, книжки с Лубянки.

Крестьяне охотно покупали сценки из былин про богатырей, карикатуры на купцов из большого города, предсказания о попадании в ад богатых и скупых людей, сонники, календари и жития святых. Среди книжек, помимо вольных «каверов» на «Тараса Бульбу» и «Графа Монте-Кристо», попадалась и авторская беллетристика: «Тайный грех», «Хмельная брага», «Жизнь и казнь Стеньки Разина» и т. д. Если офеня хотел торговать такими книжками, для этого нужно было получить разрешение у местного губернатора и свидетельство на торговлю. Проверялась политическая благонадежность офени, смотрели, какие книги он (или она) планировал продавать, узнавали, принадлежит ли заявитель к какой-нибудь секте или к мусульманству, увлекается ли пьянством. С выданным разрешением офеня отправлялся в путь.

Грамотный офеня, способный рассказать о содержании своего товара и хорошо его преподнести, зарабатывал в среднем на треть больше своего неграмотного коллеги. У офень была своя особенная культура и даже язык. Они смешали книжную премудрость, знание греческого языка, уклад жизни торговца или ремесленника. Есть мнение, что «офеня» – это искаженное «афиняне», ибо, по одной из версий, первыми офенями на Руси были сбежавшие от Османской империи греки. Офени вскоре стали считать себя чем-то вроде тайного общества. У них даже развился свой собственный язык – феня. Это была интересная смесь греческого, идиша и принципа словообразования русского языка. Вот как выглядит пословица «Век живи, век учись – дураком помрешь» на фене: «Пехаль киндриков куравь, пехаль киндриков лузнись – смуряком отемнеешь». Вот такие вот люди приходили сюда, на Лубянку, и закупались книгами. К 80-м годам XIX века владелец торговых площадей захотел их облагородить и построил на их месте новомодный пассаж. В Лубянском пассаже торговали золотом, серебром, конфетами, шляпками, кружевом, граммофонами, здесь был чайный магазин Перлова. После революции Лубянский пассаж стал принадлежать государству. В нем в разное время были книжный склад, театр, библиотека, конторы, пара магазинчиков и популярный в студенческой среде пивной бар. В 1953 году здесь захотели открыть лучший в мире детский магазин. Приехал архитектор Алексей Душкин, автор станции «Маяковская» и высотки на Красных воротах, посмотрел на пассаж и сказал, что нечего пытаться вместить в старинный пассаж детский магазин, нужно снести его и построить новое здание, может быть оставив фундамент. Сводчатые подвалы старого пассажа действительно стали частью нового «Детского мира», открывшегося 6 июня 1957 года, к VI Всемирному фестивалю молодежи и студентов.

5 июня на открытие пришли Фурцева (первый секретарь Московского комитета КПСС) и председатель исполкома Моссовета. А еще пригласили рабочих, возведших в рекордные 3 года «Детский мир». Им в качестве премии позволили первыми отовариться в магазине, заполненном до краев детскими товарами. Если бы Данте писал о детском рае, он бы написал «Детский мир». На каждом из четырех кругов материализованного детского счастья мамы, папы и их чада получали такое обилие приятных сюрпризов, что казалось: за все труды им наконец воздалось сторицей. Но, как и у любого мира, у детского был свой архитектор. И речь даже не о скорлупке-здании, а о наполнении – о сладкой начинке главного детского магазина 1/7 части суши. Этим тайным, невидимым архитектором был Анастас Микоян – человек удивительной неуемности и веры во что-то светлое и прекрасное даже в самые темные времена. Анастас Микоян любил праздники, полные полки, довольных и счастливых людей. А еще он любил красивые, яркие, звенящие, игривые магазины. Один такой он увидел в Нью-Йорке – Macy’s. Тогда это был, наверное, самый знаменитый универмаг в мире. Девять этажей ритейла, знаменитое нью-йоркское ар-деко, деревянные эскалаторы (они до сих пор сохранились там на верхних этажах!), специальные машинки для взбивания коктейлей,