Мессалина: Распутство, клевета и интриги в императорском Риме - Онор Каргилл-Мартин Страница 6

I

Одна свадьба и одни похороны

Двор принцепса охватила тревога…

Тацит. Анналы, 11.28

История падения Мессалины в изложении Тацита выглядит примерно так{10}.

Свадебные торжества в императорском дворце на Палатине были в полном разгаре. Уже наступила ранняя осень 48 г. н. э., но вечера в Риме все еще были достаточно теплыми для празднеств на открытом воздухе. Невеста была в традиционном красно-желтом покрывале, мужские и женские хоры возносили песнопения Гименею, богу брака, собрались свидетели, гостей чествовали и угощали. Не скупились ни на какие расходы, это было свадебное гулянье на века.

К несчастью, невеста была уже замужем. И что особенно прискорбно, человек, за которым она была замужем, являлся верховным правителем большей части известного мира. На увитом цветами брачном ложе в объятиях Гая Силия, красивого молодого патриция и будущего консула, возлежала Мессалина, императрица Рима и законная жена Клавдия, императора земель, простиравшихся от острова Британия до сирийских пустынь.

Едва ли Мессалина и Силий вели себя осторожно в своем любовном торжестве, и это, по выражению Тацита, «в городе, все знающем и ничего не таящем»{11}. Нигде эта врожденная римская склонность к сплетням не проявлялась так ярко, как при императорском дворе, разросшемся, богатом и преисполненном безжалостной конкуренции, где уже около восьмидесяти лет, с тех пор как он появился, слухи и скандалы всегда были вопросом жизни и смерти. И вот уже, когда Мессалина и Силий проспались от вина и секса, из Тройных ворот по Остийской дороге на юго-запад в Остию выехали гонцы.

В середине I в. н. э. портовый город Остия поддерживал жизнь Рима. Он был расположен примерно в 25 км к юго-западу от столицы, и именно там легионы рабочих ежедневно разгружали товары, прибывавшие со всего Средиземноморья и других стран, и складывали их горами на баржи, направлявшиеся вверх по Тибру, к многолюдному городу и его миллиону потребителей. Именно через Остию богатые римляне получали жемчуг из Персидского залива, испанское серебро, благовония из Египта, пряности из Индии и китайские шелка. Благодаря этим предметам роскоши город и его купцы невероятно разбогатели, но шла там и более важная торговля – та, от которой могла зависеть императорская корона и даже жизнь.

Вопрос поставок зерна – его привозили по большому торговому пути, благодаря которому миллион римлян мог кормиться с пойменных равнин Египта, – привел той осенью Клавдия в портовый город. Он собирался проконтролировать логистические цепочки и возглавить церемонии жертвоприношений, которые должны были обеспечить безопасность кораблей, отправлявшихся из Александрии с зерном из дельты Нила, чтобы предстоящей зимой городское население было должным образом накормлено и политически благонадежно. Вместо того чтобы появиться рядом с мужем в качестве первой леди, императрица Мессалина сказалась больной и осталась в Риме.

Гонцы, прибывшие к воротам Остии с вестями о «свадьбе» Мессалины и Силия, не рискнули приблизиться к самому императору. В конце концов, фраза «не убивайте гонца» становится не столько идиомой, сколько мольбой, если адресат управляет величайшей армией мира, а сообщение гласит, что его жена выходит замуж за другого. Вместо этого гонцы отправились прямиком к его советникам – Каллисту, Нарциссу и Палласу. Бывшие рабы императора, стремительно ставшие самыми близкими и влиятельными конфидентами Клавдия, они были в числе самых успешных игроков придворных политических игр, каких когда-либо видал Рим.

Новость поставила императорских вольноотпущенников перед серьезной проблемой. Мнение было единодушным: если Мессалина так открыто отмечает бракосочетание, то ее следующий шаг очевиден; любовники демонстрируют свои намерения столь откровенно, что это явно походит на начало государственного переворота. Гай Силий был тем человеком, который мог стать императором. Он был голубых кровей, обладал харизмой, благородной внешностью и умом, отточенным лучшим образованием, какое только можно купить за деньги. В политические игры Силий играть умел и желал: он уже был избран консулом на следующий год. Мессалина, по их предположению, планировала свергнуть Клавдия, велеть Силию усыновить ее сына Британника и посадить своего любовника на императорский трон. Это был не просто роман; это был заговор с целью свержения императора – чтобы спасти Клавдия, требовалось избавиться от Мессалины.

Но как обрушить эту новость на императора? Советники Клавдия знали, что Мессалина имеет над ним власть; знали все. Стареющий император так же пылал страстью к своей молодой жене, как его молодая жена – к Гаю Силию. Если он увидится с ней, игра будет кончена; нельзя было допустить, чтобы Клавдий выслушал свою жену. Чем больше советники обсуждали проблему, тем яснее им становилось, что при всей очевидности вины Мессалины ее низвержение не гарантировано. Паллас устранился, Каллист советовал проявить осторожность и не спешить, что, по сути, было тем же самым. Поэтому задача придумать, как сообщить Клавдию о предательстве жены, выпала Нарциссу. Действовать следовало быстро. Мессалина, решил он, не должна получить предупреждение об обвинениях против нее. Но от кого эти обвинения должны были исходить в первую очередь? Не от него, конечно: ему было что терять, и слишком много.

Вместо этого Нарцисс привлек к делу двух фавориток Клавдия, Кальпурнию и Клеопатру. (Любовь к жене – что, возможно, неудивительно – отнюдь не требовала моногамии от самого могущественного человека в мире.) Нарцисс надеялся, что удар по гордости императора будет не так силен, если он услышит вести о предательстве жены от двух своих любовниц. Кроме того, заставив Кальпурнию и Клеопатру сделать первый шаг, вольноотпущенник выигрывал драгоценное время, чтобы оценить реакцию Клавдия, прежде чем запачкать собственные руки. Взамен, по мнению Нарцисса, женщинам стоило подумать о дарах, возможностях, влиянии, власти и даже положении, которые сулило им падение супруги их любовника. Что касается иронии ситуации, когда две любовницы мужа обвиняют его жену в прелюбодеянии, тут Нарцисс был уверен: Клавдий ее не заметит.

Кальпурнии и Клеопатре не составило труда добиться приватной аудиенции у императора. Как только трое остались наедине, Кальпурния со слезами бросилась в ноги Клавдию и объявила, что Мессалина в Риме вышла замуж за Силия. Император, не веря своим ушам, обратился к Клеопатре, которая кивнула и попросила его, как было спланировано, позвать Нарцисса. Вольноотпущенника пригласили, и он подтвердил, что слухи правдивы. Он сказал Клавдию, что все были свидетелями бракосочетания его жены – народ, сенат, армия – и что, если не действовать быстро, новый муж его жены захватит город.

Клавдий созвал своих советников. Когда придворные (у них были конкурирующие интересы, и каждому было что терять) принялись кричать друг на друга, вместо совета начался хаос. Вскоре, однако, стало понятно, что совет всерьез обеспокоен ситуацией и оценивает угрозу правлению Клавдия как реальную. Они согласились, что нельзя терять время, и императору следует не мешкая отправиться к армии. Его статус для элитных преторианских когорт имел решающее значение: как единственные военные, расквартированные в городских пределах Рима, они поддерживали порядок и обладали полномочиями ставить и низвергать императоров. Личная месть могла подождать, вначале надо было заручиться лояльностью армии и убедиться, что положение Клавдия надежно.

Клавдий ударился в панику. Говорят, он вновь и вновь переспрашивал, остается ли Силий его подданным и сохраняет ли он еще власть над своей империей.

А в Риме Мессалина и Силий продолжали веселиться. Осень была в самом зените, и празднование набирало обороты в расточительности и распутстве. Дворец был полон давильнями для вина, из каждой текли потоки, наполнявшие амфоры прежде, чем гости императрицы успевали их осушить. Женщины были одеты как вакханки – дикие спутницы бога вина Бахуса – в венки из виноградных лоз и звериные шкуры. Они и вели себя как вакханки, выплясывая экстатические танцы и хором исполняя ритмические песнопения.

Мессалина появилась во главе сборища, с распущенными по плечам темными волосами; подле нее был Силий, увитый плющом, в шнурованных котурнах, какие носили актеры античных трагедий. Это было уместное дополнение к его костюму, учитывая,