Первая мировая война. История Великой войны, которая расколола мир и привела Европу к гибели - Джон Киган Страница 50

между тем она показала бы, что перед ними, как и перед фон Франсуа, русские успели окопаться. Они вели со своих позиций шквальный огонь по наступающей немецкой пехоте. Под обстрелом вражеской – и своей собственной! – артиллерии 17-й корпус дрогнул. Немцы начали отступать, а потом побежали… К концу дня их положение было еще хуже, чем пехоты 1-го корпуса. Сражение при Гумбиннене грозило превратиться из тактической неудачи в стратегическую катастрофу. Справа от 17-го корпуса 1-й резервный под командованием фон Бюлова предпринял контратаку, чтобы защитить фланг Макензена, но в штабе 8-й армии даже известие об этом успехе не могло остановить волну паники. Притвиц склонялся к мысли, что Восточную Пруссию следует оставить, а вся армия должна отступить за Вислу.

В Ставке дела обстояли не лучше. Мольтке шокировали известия из 8-й армии – они ставили под угрозу возможность оттянуть разрешение кризиса на востоке до тех пор, пока на западе не будет одержана решающая победа. Прошло только 20 дней из необходимых 40, а план Шлифена уже грозил развалиться прямо на глазах Верховного командования. Более того, вероятная катастрофа в Восточной Пруссии вызвала тревогу личного характера. Именно там находились поместья, из которых вела свое происхождение элита немецкой армии. Потеря самообладания Притвицем еще не угрожала безопасности страны в целом, но его отступление оставляло родителей, жен и детей офицеров, а также старых отставников на милость неприятеля. Офицеры штаба Притвица, Хоффман и фон Вальдерзе, сумели подбодрить своего командира, но спасти ситуацию это уже не могло. Мольтке утратил к нему доверие. Начальник немецкого Генерального штаба решил, что сейчас самое главное – отправить на восток опытного военачальника, который возьмет на себя руководство операцией и поможет решить проблему. Выбор пал на Людендорфа, ведь в Бельгии он дважды блестяще выходил из трудного положения. Затем Мольтке решил совсем избавиться от Притвица, расценив его намерение отступить за Вислу, впоследствии пересмотренное, как свидетельство сломленной воли. На его место начальник Генерального штаба назначил Пауля фон Бенкендорфа унд Гинденбурга, отставного офицера, известного скорее твердостью характера, чем блестящим умом. Гинденбург часто говорил, что является потомком тевтонских рыцарей, которые во время северных Крестовых походов отвоевали Восточную Пруссию у язычников. В 1866 году он, будучи лейтенантом 3-й гвардейской пехотной дивизии, был ранен при Кениггреце, затем участвовал в Франко-прусской войне, служил в Генеральном штабе и завершил карьеру командиром корпуса. В отставку Гинденбург вышел в 1911 году в возрасте 64 лет, но после начала войны был снова призван на службу. Перерыв был долгим, и, получив вызов от Мольтке, он явился в Генеральный штаб в старом синем мундире, предшественнике серого. С Людендорфом у них, несмотря на кажущуюся несовместимость – провинциальный аристократ и буржуазный технократ, – с самого начала составился, как выразился как-то сам Гинденбург, счастливый брак[262]. Присущие им качества – природная властность Гинденбурга и холодный интеллект Людендорфа – прекрасно дополняли друг друга, и результатом этого стало одно из самых эффективных военных партнерств в истории.

Как бы то ни было, 23 августа они прибыли в расположение 8-й армии. Днем раньше ее штаб переместился из Мариенбурга, древнего командорства тевтонских рыцарей, в Растенбург, где в будущем разместит свое «Волчье логово» Адольф Гитлер. Гинденбург полагал, что инициатива должны исходить от Людендорфа. 24 августа оба генерала выехали на передовую. Они намеревались переговорить с Шольцем – командиром 20-го корпуса, противостоящего 2-й армии Самсонова, которая после длинного флангового марша подошла вплотную, но в сражение пока не вступала. Шольц, ожидая атаки крупных сил противника, нервничал. Он сомневался, что его подразделения смогут выдержать натиск, и хотел отступить. Людендорф был непреклонен – позиции следует удерживать. Подкрепление будет, но отступать нельзя. 20-й корпус должен сражаться.

Помощь действительно уже шла, но расторопными оказались не Гинденбург с Людендорфом, а смещенный Притвиц. Он оправился от шока после сражения при Гумбиннене, понял, что фон Франсуа, несмотря на огромные потери – 8000 человек убитыми, остановил Ренненкампфа и, таким образом, высвободились силы, которые можно использовать на другом участке. Многолетние штабные игры (часть из них проводил лично Шлифен) научили поколение офицеров, к которому принадлежал Притвиц, что самая эффективная стратегия защиты границы Восточной Пруссии заключается в том, чтобы разбить русскую армию по одну сторону озер, затем перебросить по проходящей с севера на юг железнодорожной ветке войска на другую сторону и повторить маневр там. Проявив завидное хладнокровие и прислушавшись к совету Макса Хоффмана – своего начальника штаба, Притвиц решил, что Ренненкампфа на самом деле можно считать разбитым или по крайнем мере остановленным, и еще до прибытия Гинденбурга начал перебрасывать 1 и 17-й корпуса на юг – навстречу армии Самсонова. Таким образом, Людендорфу не пришлось разрабатывать план действий, хотя он уже пришел к тем же выводам, что и Притвиц, а оставалось лишь одобрить тот, который исполнялся.

Что касается русских, Ренненкампф, конечно, понял, что немцы отводят войска, но предположил, что они отступают к Кёнигсбергу – крепости на побережье Балтики. О том, что они уходят в спешке, погрузив пехоту в железнодорожные вагоны и оставляя, чтобы удерживать бывшие позиции фон Франсуа, только кавалерию и местный ландвер, он не догадывался. Русский военачальник считал, что ему предстоит длительная осада Кёнигсберга, и поэтому попросил усиление – пехоту и тяжелую артиллерию. Формирование подкреплений требовало времени. В том, что касается немедленных действий, они с Жилинским в штабе Северо-Западного фронта пришли к заключению, что ситуацию разрешит Самсонов, который сейчас пробивается навстречу немцам южнее озер. Он отрежет противнику пути отхода через низовья Вислы. Чтобы гарантировать окружение немцев, Самсонову нужно отдать приказ отвести левый фланг еще дальше от частей 1-й армии, кавалерия которой тем временем медленно продвигалась вперед[263].

Сам Ренненкампф передавал свои приказы войскам по радио и также посылал сообщения о готовящейся осаде Кёнигсберга. Это было очень опасно и стало одной из легенд Танненбергской кампании – так позже назвали этот ряд сражений. Больше всего шокирует то, что радисты штабов Ренненкампфа и Самсонова открытым текстом передавали сведения о передвижении своих армий и их намерениях. Конечно, перехватив их, немцы наносили сокрушительные удары. Впоследствии историки много об этом писали, но на деле все не так просто. Да, русские часто передавали сообщения открытым текстом, но этим грешили и немцы. Причиной небрежности в царской армии была не обломовская лень, а элементарный недостаток кодовых книг. В соединениях кайзера проблема заключалась в нехватке времени. Немецкие радисты спешили и часто передавали незакодированные сообщения, рассчитывая на то, что русские их пропустят, – точно так же, как их собственные операторы не успевали «выловить» многие радиограммы противника[264]. Кроме того, не хватало переводчиков. Таким образом, в 1914 году эфир Восточной Пруссии часто был