Личная война Патрика Финнегана - Крис Райт Страница 40

представляющие собой сплошную паутину из бесчисленного множества четырехдюймовых брусьев, соединенных между собой треугольниками. Издалека подобные конструкции выглядят очень нарядно и напоминают гигантскую шпалеру для вьющихся роз, но вот сверху, в просветы между шпал, они смотрятся так себе, особенно когда до дна ущелья не меньше сотни футов. Шпалы, к счастью, были новыми и крепкими — после фокуса с дровами вместо угля я готов был ожидать от этой железнодорожной компании чего угодно. Осторожно ставя на них ноги так, чтобы не поскользнуться на креозоте, я добрался до того места, где банда Донахью заложила бомбу. Как я и ожидал, это была простая стеклянная бутыль, прикрученная веревкой к одной из рельс. Бутыль была на три четверти полна прозрачной жидкости и запечатана пробкой, залитой сургучом. Я уселся верхом на одну из шпал, спустив ноги в пропасть, и стянул с себя рубашку. Завязав углы ее подола так, чтобы получилось подобие мешка, я раскрыл нож и начал перепиливать веревки, удерживающие бутылку. Освободив ее от веревок, я с величайшей осторожностью поместил ее внутрь мешка из рубашки, потом связал вместе рукава, надел мешок на шею и, придерживаясь за рельсу, забрался на шпалу с ногами и выпрямился на ней во весь рост. Сделав несколько вдохов и выдохов, чтобы успокоить колотящееся сердце, я двинулся вперед, к противоположной стороне ущелья, ставя ноги на шпалы теперь с тройной аккуратностью.

Это путешествие заняло, наверное, минут десять, но мне они показались вечностью. Бутыль, наполненная жидкой смертью, оттягивала мне шею, и я на всякий случай придерживал ее снизу правой рукой — не ровен час, порвется ткань рубашки или развяжется один из узлов. Сердце стучало так громко, что я смутно удивлялся, почему его удары не вызывают взрыва. Я механически переставлял ноги, словно заводная игрушка, не видя ничего, кроме бесконечной череды шпал и пустого пространства между ними, и не сразу понял, почему пустое пространство вдруг закончилось и вместо него появилась твердая земля.

Стряхнув с себя это подобие транса, я перешагнул через рельсу и, стоя уже рядом с железнодорожными путями, огляделся. Первая часть задачи — убрать бомбу с путей — была выполнена. Теперь следовало ее обезвредить — желательно, оставшись при этом в живых. Мелькнула мысль отойти подальше от железной дороги и вылить нитроглицерин в песок или в землю, а дальше получившийся динамит пускай вывозят и взрывают те, кому охота, но почти сразу же я отказался от этой идеи: расковырять залитую сургучом пробку так, чтоб бутыль при этом не рванула, было вряд ли возможно. Оставалось одно — подрыв. С левой стороны от железной дороги были скалы, с правой — холмистая, но относительно ровная местность. Я повернул направо. Отойдя на приличное расстояние от путей, я осторожно уложил бутылку так, чтобы между стеклом и твердой поверхностью земли оказалось как можно больше мягкой ткани, и выдохнул. Рубашку было жалко, но рисковать ради нее жизнью я не собирался. Удостоверившись, что бутыль никуда не укатится, я зашагал обратно к железной дороге, время от времени оглядываясь, чтобы не потерять ее из виду. Наконец я остановился. До нее было ярдов пятьдесят, может, чуть побольше. Я понятия не имел, хватит этого или нет, потому что никогда не имел дела с таким количеством нитроглицерина, но выбора у меня не было: если отойти еще дальше, цель исчезнет из виду, скрытая гребнем холма.

«Третий раз — роковой», — мелькнуло в голове. Я поежился, стряхивая с себя эту неуместную мысль, вытянул из кобуры кольт, взвел курок и выстрелил.

Грохот выстрела прозвучал на долю секунды раньше другого, куда более оглушительного грохота. Меня подбросило в воздух и ударило о землю, затем все звуки пропали. Я лежал на спине, любуясь ярко-синим небом, по которому почему-то плыли зеленые пятна, и не мог двинуть ни рукой, ни ногой. Лежать было хорошо и спокойно, боли, во всяком случае, я не чувствовал. Сколько я так пролежал, я не знаю, но через какое-то время надо мной, заслоняя небо, склонились обеспокоенные лица, и по ним тоже плыли зеленые пятна. Кажется, меня что-то спрашивали, но звуки доносились словно сквозь ватное одеяло и не складывались в слова. Потом меня подняли в воздух и куда-то понесли.

1 Регулятор (паровоза) — устройство контроля подачи пара из котла на паровые цилиндры.

2 Воздушные тормоза — пневматический тормоз Вестингауза, применявшийся в железнодорожном транспорте в описываемое время.

3 Суп — (амер. англ. soup) американское сленговое название нитроглицерина, особенно применительно к взлому сейфов.

4 Хорэс Грили (1811–1872) — (в старой литературе иногда «Гораций Грили») известный американский журналист, издатель, редактор, политический деятель. Наиболее известен как основатель и редактор газеты «Нью-Йорк Трибьюн».]

Глава 8 (ч.2)

Когда я окончательно пришел в себя, то понял, что лежу на носилках в тени паровоза, над головой у меня обеспокоенно переговариваются железнодорожники и англичанин Робинсон, а рядом шмыгает Дженкинс, то и дело щелкая затвором своего фотоаппарата. Сообразив, что фотографирует он отнюдь не пейзажи и не редких насекомых, я не без труда принял сидячее положение и в грубой, но доходчивой форме велел ему найти другой объект для перевода фотопленки.

— У вас контузия, мистер Финнеган, — сообщил мне Робинсон с непререкаемой властностью военного врача. — Не вставайте. Вам нужно лежать.

— Но послушайте, мистер Робинсон! — взорвался Эпплуайт. — Мы и так выбились из графика! Я все понимаю, но…

— Никаких но. Ему категорически противопоказана тряска. Я запрещаю его перевозить со скоростью более пяти миль в час.

— Послушайте, я прекрасно понимаю, чем мы ему обязаны, но график движения поездов… Компания несет убытки!

— Если бы не он, ее убытки оказались бы куда больше. О человеческих жертвах я даже не говорю.

Я потер виски и понял, что мне пора вмешаться в эту милую беседу.

— Все в порядке, мистер Робинсон. Я и не собирался ехать на поезде. Я не могу на нем ехать, у меня здесь лошадь.

— Вот еще вздор. Оставьте ее тут, пускай о ней позаботится кто-нибудь из местных.

Эпплуайт и Доббс уставились на англичанина с таким видом, словно он предложил мне бросить на произвол судьбы невесту или беременную жену.

— Мистер Робинсон, вы просто не понимаете, что такое для Финнегана его лошадь. Он скорей отрубит себе правую руку, чем отдаст ее кому-нибудь даже на время!

Я не сразу сообразил, что они имеют в виду Сэнди, а не чубарого, но голова пульсировала болью, и спорить с ними я не стал.

— Тем не менее я,