Харальд Тюсберг - Хакон. Наследство Страница 38

Гаут Йонссон и тот, бывало, злился. Один-единственный раз Скули брат короля забыл в его присутствии о своем благоразумном хладнокровии и повел себя импульсивно. Решив любой ценой добраться до истоков стриндского мятежа, Скули взял на службу заезжего немца – заплечных дел мастера по имени Бранвальд, грязного, плешивого, почти беззубого мужика с огромными ручищами. Этот мастер Бранвальд повсюду таскал за собой старый кожаный мешок, в котором гремели какие-то металлические штуковины.

Однажды вечером Бранвальд вылез из подвала, где «беседовал» с двумя горемыками из младших военачальников, и, как выяснилось, они сообщили ему немало интересного. Скули внимательно выслушал мастера Бранвальда, вручил ему вознаграждение, а затем, когда Бранвальд удалился, призвал к себе Гаута Йонссона и возложил на него некую миссию. Вид у Скули был очень возбужденный.

– Твой корабль готов к отплытию, – сказал он. – Ты немедля отправляешься в Бьёргвин. Там ты навестишь Дагфинна Бонда, он знает, о чем речь. Вместе с господином Дагфинном пойдешь к ярлу Хакону и, когда вы трое – ты, господин Дагфинн и Хакон Бешеный – останетесь наедине, ты лично передашь ярлу весточку от меня.

– Весточка-то письменная?

– Нет, устная, и состоит она всего из двух слов: «Скули знает».

Три дня и три ночи длилось плавание, большей частью по внутренним шхерам, а местами и по открытой воде. Море сердилось, и Гаут, обычно не слишком страдавший от морской болезни, на сей раз устоял перед нею с большим трудом. Почти все время он провел в одиночестве, лежа на койке. Говорить о своей миссии он ни с кем не мог. Об этом его строго-настрого предупредили.

Долгое путешествие – ради двух слов. Но Гаут Йонссон не жалел ни о чем. Корабль стал на якорь у стен крепости, Дагфинн Бонд лично прибыл на борт. Миссия произвела на господина Дагфинна большое впечатление, хоть он и не подал виду. Сказал только, что они быстро покончат с этим делом. Передавши «весточку», Гаут тотчас уйдет и оставит его с ярлом наедине.

Никогда лендрман Гаут не видал, чтобы два слова этак подействовали на человека. Хакон Бешеный застонал, побелел лицом, пошатнулся и оперся на стол. Господин Дагфинн слегка кивнул – по этому знаку Гаут вышел и закрыл за собою дверь.

Минул вечер. А наутро Хакон Бешеный вдруг захворал: есть ему не хотелось, пить тоже, от света резало глаза, и в конце концов ярл свалился в бреду и горячке. Он сквернословил и вел себя совершенно непотребно. Через день-другой он посинел телом, распух и почти потерял человеческий облик, а потом умер – в точности такою же странной смертью, какая унесла Хакона сына Сверрира, и в той же постели.

Вдову и юнкера Кнута выслали к шведам.

Когда все дела в Бьёргвине были завершены, Дагфинн Бонд сказал:

– Что ж, теперь все сдержали свое слово.

В тот же день Гаут Йонссон отплыл обратно в Нидарос с известием, что король Инги и ярл Скули могут немедля вернуть себе земли, которыми правил их сводный брат, и за меч хвататься не надо.

РОДИЧ РОДИЧУ – ЗЛЕЙШИЙ ВРАГ

Рано утром Гаута Йонссона отвезли в лодке на королевский корабль. Король Инги и его брат Скули ожидали своего посланца. Инги, напряженный как струна, сидел на краешке кровати; бледный Скули стоял, вцепившись руками в спинку стула. Братья догадывались, что за вести принес Гаут, но хотели услышать все из собственных его уст, будто совершенную новость. Дверь плотно закрыли. Гаут сразу перешел к делу.

– Хакон Бешеный мертв. Говорят, скончался от тяжелой болезни.

У короля Инги вырвался стон, он упал на постель и до подбородка натянул меховое одеяло. Скули брат короля встревожился, глядя на брата, но ничего не сказал.

– Умер он так же и в той же постели, что и король Хакон. Господин Дагфинн отослал госпожу Кристин и юнкера Кнута в Швецию, тою же дорогой, какой в свое время сбежала королева Маргрет.

Скули, помолчав, сказал:

– Благоразумно ли было отпускать юнкера Кнута?

– Такое условие поставил Хакон Бешеный, – ответил Гаут. – Господин Дагфинн просил передать, что он поручился за это.

Скули, даже не взглянув на хнычущего брата, твердо произнес:

– Помни, Гаут Йонссон: Хакон Бешеный скончался от тяжелой болезни, иных разговоров быть не должно. Если кто спросит, не было ли у него какой размолвки с королевским домом, ответ один: он поддерживал с нами наилучшие отношения, особенно с двумя младшими – Гуттормом Ингисоном и Хаконом Хаконарсоном. При дворе немедля будет объявлен трехнедельный траур.

– Иначе было нельзя? – простонал король Инги.

– Нельзя, – коротко отрезал Скули.

Как только Хакон Бешеный вышел из игры, Скули стал другим человеком. Он пребывал в добром расположении духа, держался еще солидней прежнего, и для Гаута Йонссона и других не составляло труда вычислить его следующий ход: Скули постарается улучшить взаимоотношения с церковью и архиепископом Ториром. Он и слышать не желал о том, что архиепископ поддерживал мятежных бондов. Напротив, оказывал Ториру большие почести, слал подарки, давал людей на строительство собора. Внешне Скули как будто бы пекся об интересах Гутторма, но очень уж тревожился за племянника: признают ли мальчика вообще престолонаследником, ведь он рожден вне брака. Вдобавок парнишка простоват, доверительно сообщал он.

Еще одним камнем преткновения были баглеры.

Скули брат короля начал оказывать повышенное внимание Гауту Йонссону. Благосклонно отзывался о его брате, грозном баглерском предводителе Арнбьёрне. Ведь его воспитывал сам епископ Николас Арнарсон, верно?

– Да, господин, – нехотя согласился Гаут Йонссон.

– Встреча с епископом Николасом оставляет неизгладимое впечатление.

– Я встречал только одного человека, который производил такое впечатление.

– Это был король Сверрир?

– Да, король Сверрир, враг епископа.

– Великие мужи, каждый в своем роде.

– Да, господин. Величайшие мужи.

– Твой брат Арнбьёрн имел замечательного наставника.

Гаут Йонссон понимал, что Скули брат короля проявляет к нему интерес только из-за Арнбьёрна и из-за того, что ищет способ привлечь баглеров на свою сторону.

– Говорят, – продолжал Скули, – Николас Арнарсон никогда не поддерживал Эрлинга Стейнвегга.

– Возможно, тот человек просто не был настоящим Эрлингом Стейнвеггом.

– Я слыхал, он обещал королю Хакону не принимать сторону баглеров.

– Я тоже слыхал, что он дал такое обещание королю Хакону.

– Но не королю Инги?

– Об этом ведомо только королю Инги.

– Однако же нельзя отрицать, что епископ Николас посодействовал, чтобы после Эрлинга баглерским королем был избран его племянник Филиппус.