Экономика апартеида. Опыт ЮАР в борьбе с санкциями - Дмитрий Анатольевич Жуков Страница 36

Общественность Франции, Германии, США и России открыто поддерживала африканеров, а российские волонтеры воевали на их стороне в составе Европейского легиона под командованием полковника Евгения Максимова. Об этом рассказывает экспозиция дома-музея президента Трансвааля Крюгера в современной Претории, где представлены русские плакаты и ноты музыкальных произведений в поддержку буров. Композиторы с русскими и украинскими фамилиями писали в их честь песни – вроде ставшей народной «Песни о Трансваале» или «Воинственной песни бура», базарные художники рисовали лубки с африканскими животными и «дикарями». А мальчишки царской империи мечтали сбежать на южноафриканскую войну, к бурским генералам Питу Кронье, Питеру Жуберу, Христиану де Вету, Луису Бота и Де ла Рею.

       Трансвааль, Трансвааль, страна моя!

       Ты вся горишь в огне!

       Под деревом развесистым

       Задумчив бур сидел.

       О чем задумался, детина,

       О чем горюешь, седина?

       Горюю я по родине,

       И жаль мне край родной.

       Сынов всех девять у меня,

       Троих уж нет в живых,

       А за свободу борются

       Шесть юных остальных.

«Прогрессивная общественность» той эпохи слишком мало знала о порядках рабовладельческих республик, расположенных где-то на краю света. А главное, в ее среде все еще широко господствовали представления о низшем статусе «черной расы» по отношению к завоевателям-европейцам. В то время, как колониализм практически повсеместно признавался естественной политикой всякого «цивилизованного» государства, несущего на себе тяжесть «бремени белого человека».

Эдвард Саид подробно исследовал природу этих культурных стереотипов, анализируя европейскую литературу эпохи становления и расцвета империализма. Чтобы понять, как представляла себе Африку русская интеллигенция, достаточно перечитать стихи из африканского цикла Николая Гумилева, отразившие всю гамму восприятия колониальных реалий «черного континента»: от песни рабов, замышляющих убийство своего господина, до воинственной оды покорителям «диких» земель:

       Полночь сошла, непроглядная темень,

       Только река от луны блестит,

       А за рекой неизвестное племя,

       Зажигая костры, шумит.

       Завтра мы встретимся и узнаем,

       Кому быть властителем этих мест;

       Им помогает черный камень,

       Нам – золотой нательный крест.

       Весело думать: если мы одолеем, —

       Многих уже одолели мы, —

       Снова дорога желтым змеем

       Будет вести с холмов на холмы.

       Если же завтра волны Уэбы

       В рев свой возьмут мой предсмертный вздох,

       Мертвый, увижу, как в бледном небе

       С огненным черный борется бог.

Среди прочего, европейские обыватели возмущались тем, что Великобритания использовала против буров вспомогательные части из африканских аборигенов, сыгравших важную военную роль. Причем, бурские ополченцы беспощадно казнили попавших к ним в плен черных.

Агрессивный расизм буров шокировал даже ярого консерватора Уинстона Черчилля. Попав в плен к генералу Жуберу, британский военный корреспондент из аристократической семьи дискутировал об «африканском вопросе» с охранявшими его бурскими стрелками:

«Мы хотим, чтобы нас оставили в покое. Мы – свободные люди, а вы – нет.

– Что значит несвободные?

– Ну разве это правильно, чтобы грязный кафр гулял по тротуару, к тому же без паспорта? А ведь это именно то, что вы делаете в ваших британских колониях. Братство! Равенство! Свобода! Тьфу! Ничуточки. Мы знаем, как обращаться с кафрами.

Я затронул очень деликатный вопрос. Мы начали с политических вопросов, а закончили социальными. В чем же истинный и изначальный корень неприязни голландцев к британскому правлению? Это неизменный страх и ненависть к тому движению, которое пытается поднять туземца на один уровень с белым человеком. Британское правительство ассоциируется в сознании бурского фермера с неистовой социальной революцией. Черный будет уравнен в правах с белым. Слугу восстановят против хозяина, кафр будет провозглашен братом европейца, они будут равны перед законом, черному дадут политические права.

Этот бурский фермер был весьма типичным примером и представлял в моем понимании все то лучшее и благородное, что было в характере африканских голландцев. Вид этого гражданина и солдата, который пусть неохотно, но сознательно оторвался от тихой жизни на своей ферме, чтобы храбро сражаться, защищая ту землю, на которой он жил, которую его предки добыли тяжким трудом и страданием, чтобы сохранить независимость, которой он гордился, против регулярной армии своих врагов – конечно, все это должно было вызвать у любого идеалиста самые горячие симпатии. И вдруг резкая перемена, резкая нота в дуэте согласия: «Мы знаем, как обращаться с кафрами в этой стране. Представьте себе, позволить этой черной грязи разгуливать по тротуарам!»

И после этого – никакого согласия, пропасть с каждым мгновением увеличивается: «Обучать кафра! Ах, вы все об этом, англичане. Мы учим их палкой. Обращайтесь с ними гуманно и справедливо – мне это нравится. Их поместил сюда Господь Всемогущий, чтобы они работали на нас. Мы не потерпим от них никаких глупостей. Пусть знают свое место. Что вы думаете? Будете настаивать, чтобы с ними хорошо обращались?».

Этот фрагмент из корреспонденций Черчилля красноречиво показывает расизм сеттлерского общества буров, и ту важную идеологическую роль, которую они играл для них в схватке с Британской империей. Однако, вопреки расхожему мнению, буры отнюдь не стали проигравшей стороной в этой жестокой войне. Мирное соглашение, подписанное в Претории, в знаменитом доме Мелроуза, который демонстрирует посетителям обстановку викторианской эпохи, имело своей целью достижение политического компромисса с лидерами африканеров. Вчерашние бурские генералы стали английскими управляющими в новой, не совсем обычной колонии. Сломив сопротивление партизан благодаря тактике выжженной земли, заключая в концлагеря их семьи и их черных рабов, Британская империя навязала бурским элитам договор о паритетном управлении Южной Африкой. Его основой была гарантия сохранения общественно-экономического устройства, основанного на сегрегации, узаконенном расовом неравенстве и контролируемом использовании подневольного труда черных.

Британия больше не играла в показной либерализм. Акт 1912 года, узаконивший раздельное проживание рас, а также «трудовой закон» для туземцев, были напрямую связаны с договоренностями между бурскими республиками и Британской империей, которая вместе с тем продолжала ввозить в страну китайских кули. А особая политическая система, заложенная в государственном устройстве Южно-Африканского Союза, отдавала внутреннюю политику в руки местных элит. Формально они делились на пробританскую и националистическую партию, иногда вступая между собой в столкновения. Однако сразу после Второй мировой войны бурские политические силы консолидировались в единый политический режим, провозгласивший