Великие учёные России, которые сделали нашу страну непобедимой - Арсений Александрович Замостьянов Страница 32

Харитоном, на заснеженной скамейке в санаторном саду. Они говорили о будущем науки. Неожиданно Курчатов запнулся на полуслове. Харитон обернулся, сразу понял, что дело плохо, позвал врачей. Но великий атомщик уже оставил наш мир, бороться за его жизнь было поздно. В 57 лет он казался гораздо старше своих лет, но коллеги понимали, насколько это преждевременная и горькая потеря.

Курчатов ушел, создав научную школу, которая не иссякла и в наше время. И — целую отрасль промышленности, атомную, которая неотделима от его начинаний и свершений. «Жизнь человека не вечна, но наука и знания переступают пороги столетий», — говорил академик. Его судьба подтвердила эту истину. За несколько дней до смерти Курчатов слушал в консерватории «Реквием» Моцарта и попросил, чтобы именно эта музыка звучала на его панихиде. Завещание академика исполнили. Проститься с ним в колонный зал Дом Союзов пришли десятки тысяч человек. В почетном карауле у гроба академика стояли руководители государства и соратники по исследованиям.

Он был настоящим «Дон Кихотом веселой науки», знавшем о мироздании несколько больше, чем все мы. И, сколько бы ни прошло лет, Игорь Васильевич Курчатов останется образцом научного бескорыстия и самоотверженности. Конечно, он стал настоящим Ильей Муромцем, который и много лет спустя после собственной смерти защищает нашу страну. Его открытия защищают. Его труд.

Тихий голос академика

10 февраля 1911 года в Риге, на западе Российской империи родился Мстислав Келдыш — великий учёный и организатор науки, один из подлинных героев нашего ХХ века.

Происхождение у него, по меркам первых лет советской власти, считалось далеко не идеальным. По материнской линии — аж внук генерала от инфантерии, по отцовской — генерала медицинской службы. Отец будущего академика преподавал в Рижском политехническом институте, его — крупнейшего инженера-строителя — по праву считают «отцом русского железобетона». Он не захотел оставаться «в эмиграции» после революции, когда Латвия осталась в буржуазном мире, а СССР вступил на путь строительства социализма. Всеволод Келдыш с семьей переехал в Советскую Россию, долгие годы заведовал кафедрой в Военно-инженерной академии, стал академиком архитектуры.

Математик с авиационным уклоном

Изучая жизнь и труды Келдыша, мы лишний раз убеждаемся, что к истории — в том числе к истории советского времени — нельзя относиться прямолинейно, в стиле фильмов о Джеймсе Бонде, в которых советские бонзы показаны «питекатропами с ракетами». Это был сложный, противоречивый мир, в котором находилось место и таким «духовным аристократам» как Келдыш.

Отец надеялся, что и сын, рано обнаруживший математические таланты, займется строительными конструкциями, станет вторым Шуховым. Но молодой талантливый математик, окончив Московский университет, оказался в ЦАГИ — Центральном аэрогидродинамическом институте, то есть — на пике авиаконструкторской мысли. Самолёты он знал «до основания», сам считался первоклассным лётчиком. Его всегда интересовала наука, тесно связанная со зримыми достижениями прогресса. И «пионерные» исследования Келдыша открыли новую эпоху в самолётостроении. Во-первых, его работы позволили конструкторам решить проблему «флаттера» — сильной вибрации крыла при увеличении скорости полета.

Занимался он и «шимми» — аварийными колебаниями самолёта на земле на высокой скорости. Это явление получило название в честь модного танца: самолёт трясло, как опереточных примадонн. Только на сцене это заканчивалось свадьбой, а в авиации — трагедиями. Келдыш рассчитал критические скорости и предложил конструктивные меры против этого опасного танца.

Два открытия, перевернувших историю авиации, принесли ему в годы войны две Сталинские премии и высочайшую репутацию среди профессионалов — причем не только в СССР. К тому же он был убежденным «строителем социализма» — и дворянское происхождение в этом нисколько не мешало Келдышу. Но главное началось после войны.

Он выдержал груз всех главных вычислительных работ атомного проекта. А через несколько лет именно Келдыш подал идею изучения околоземного космического пространства с помощью искусственных спутников Земли, начиненных научной аппаратурой. Тогда это казалось научной фантастикой, а оказалось вполне реальной задачей. Практицизм и романтика так счастливо переплетаются только в характере великих учёных. В 1956 году Келдыш возглавил комиссию по созданию первого искусственного спутника Земли, а его заместителем стал выдающийся ракетчик Сергей Королёв. А уже через полтора года, осенью 1957‐го, русское слово «спутник» не нуждалось в переводе ни для американцев, ни для немцев, ни для французов. Запуск первого спутника стал началом космической эры.

Мстислав Келдыш

Главный теоретик

В мае 1961‐го Леонид Брежнев — куратор «покорения космоса» — рекомендовал Хрущёву Келдыша как наилучшую кандидатуру на пост президента академии наук. Келдыша избрали президентом Академии наук сразу после первого в мире полёта человека в космос, в мае 1961 года. Все математические расчёты, связанные с космическими рейсами, Келдыш возглавлял около тридцати лет.

Роль Келдыша в советских космических победах долгое время оставалась загадочной. В печати его называли «главным теоретиком космонавтики» — без имени и фамилии. При том, что вся страна знала Келдыша в лицо, он, в отличие от академиков Сергея Королёва и Валентина Глушко, не был и не мог быть засекреченным. И, в отличие от них, не раз публично рассказывал о советской космической программе. Но — не о своей реальной роли в ней. Секретность есть секретность!

Потомственный учёный, он стал «главнокомандующим» советской наукой в период её наивысшего расцвета, который остался в истории прежде всего как «золотой век» физики и инженерной мысли. Именно тогда Советский Союз стал настоящей научной сверхдержавой, для которой в области технического прогресса почти не существовало невыполнимых задач.

Под его руководством учёные разработали новую науку — вычислительную математику, без которой были бы невозможны едва ли не все фундаментальные научные достижения нашего времени. Во всех отраслях науки в СССР ощущалось отставание от заокеанских лидеров по части кибернетики. Ещё в 1950‐е Келдыш считал, что мы способны перегонять конкурентов с помощью «серого вещества» и логарифмической линейки — и не раз подтверждал это на деле. Он понимал, что подъём компьютерных технологий потребует почти таких же капиталовложений, как атомный проект и восстановление страны после разрухи. Совсем недавно, по историческим меркам, завершилась война… И всё-таки требовал от государства денег на рывок в «кибернетическом направлении».

Президент Золотого века

Но и при нехватке электронных вычислительных машин то был расцвет отечественной науки, золотой век. И Келдыш отдавал Академии всю свою энергию. Создавались новые учебные заведение и научные институты. Келдыш — один из отцов-основателей Московского физико-технического института в Долгопрудном. Его любимое детище — Институт прикладной математики, который создавался как секретный — для вычислений чрезвычайной важности. Сначала это было отделение при академическом Математическом институте, которым руководил