Личная война Патрика Финнегана - Крис Райт Страница 31

— Я не собираюсь его заставлять. Подержу его рядом с собой, возьму на пару-другую налетов, этого хватит, чтобы поползли слухи. А после этого ему уже будет не отмыться, проживи он хоть сто лет. Все кумушки в округе начнут судачить о том, как не повезло бедняге Брауну: его единственный сынок спутался с плохой компанией и пошел по кривой дорожке. Можешь быть уверен, Донахью, я знаю, о чем говорю: ему придется по ней пойти, потому что все остальные двери перед ним захлопнутся. И в этом не будет моей вины — они все сделают за меня, эти добропорядочные и законопослушные граждане. Я научу его всему, что знаю и умею; он мальчик способный и со временем станет мне отличным напарником. А Брауну придется подать в отставку — или начать охоту на собственного сына. И это будет славная месть, Донахью.

— Да, пожалуй. — В глазах Донахью мелькнул интерес. — Неплохо задумано, Финнеган. И почему это не пришло в голову мне самому? Отличная идея — стравить Брауна с его собственным щенком. Пожалуй, я сумел бы вырастить из него второго Блонди… хотя, конечно, на это потребовалось бы время.

— Тебе-то это зачем? Счеты с Брауном у меня, а не у тебя. К тому же у тебя уже есть один ручной звереныш, хватит с тебя и этого.

— Поверь, Финнеган, мне наш общий друг шериф тоже задолжал немало. Но ты прав. Жадничать нехорошо, да и к тому же в следующем деле этот мальчуган будет для нас обузой. Пожалуй, я готов уступить его тебе… скажем, за двести долларов. Разумеется, золотом.

— Да это просто грабеж, Пастор. Моя лошадь и то стоит меньше.

— Так я тебе и не лошадь продаю. Лошадей на свете пруд пруди, а сын у твоего врага только один.

— Ну хорошо, я готов заплатить тебе сотню. Ты же сам сказал, что тебе он будет только мешать. Я оказываю тебе услугу, забирая его, Донахью.

— Двести долларов, Финнеган. И ни центом меньше.

— Сто пятьдесят?

— Двести. Или я отдаю его Блонди. Пускай мой мальчик немного позабавится. Ему, знаешь ли, иногда бывает необходимо почесать зубки.

— Ладно, Пастор, черт с тобой. Тьфу, извини. Я опять позабыл. Держи свои деньги.

Я отсчитал десять двойных орлов [1] и передал ему. Его глаза алчно блеснули при виде золота — деньги всегда были его слабым местом. Он принялся разглядывать монеты и пересчитывать их, а я шагнул к Джо и вынул нож, чтобы перерезать веревки.

Он шарахнулся от меня, но Аризона поймал его за плечо и толкнул прямо в мои объятия. Блонди проводил его взглядом, полным сожаления, словно собака — проплывающую мимо носа сахарную косточку.

— Сбежит он у тебя, Финнеган. Отдай его мне. Хотя бы до завтра. Обещаю, после этого он будет как шелковый.

— Держи лапы подальше от моего ученика, понял, Блонди? Донахью, следи за своим бультерьером. Попробует полезть к мальчишке — пожалеет. Аризона, тебя это тоже касается.

— Не много ли ты на себя берешь, Финнеган? Да я…

— Тихо, тихо, Аризона. Не надо ссориться с Финнеганом. Хочешь, чтобы он тебе снова нос сломал? А ты успокойся, Финнеган, и перестань бросаться на моих ребят. Слизи, достань колоду. Сыграешь с нами в карты, Финнеган?

— На спички, что ли? Ты выгреб у меня всю наличность, Донахью.

— Ну так поставь мальчишку. Пойдет против двухсот долларов.

— Чтобы остаться и без ученика, и без денег? Нет уж, спасибо. Это не для меня, Донахью, не с моим везением.

— Ладно, как знаешь. Сдавай, Слизи.

Игра затянулась глубоко заполночь. Я устроился на каменном полу штольни, прикрыл лицо шляпой так, чтобы оставалась небольшая щелка, и погрузился в полудрему, время от времени поглядывая на Джо. Он сидел, обхватив руками колени, и украдкой растирал запястья, на которых остались белесые рубцы от веревки. Картежники не очень шумели, но дешевое виски и джин лились рекой, и я беспокоился, что Блонди, перебрав со спиртным, наплюет на приказ босса и попытается снова полезть к мальчику. Но обошлось. Деньги постепенно перекочевали к Донахью и Куперу, и игроки, оставаясь с пустыми карманами, один за другим отправлялись на боковую. В конце концов лампы были задуты (к этому времени со стороны входа в штольню уже проникал тусклый сероватый свет), а само подземное помещение наполнилось разноголосым храпом. Я закрыл глаза уже по-настоящему и тоже заснул.

Проспал я, наверное, пару часов, потому что снаружи как раз занимался рассвет. Все остальные еще дрыхли и, судя по всему, собирались заниматься этим до полудня. Я поднялся, потряс за плечо Джо и вместе с ним вышел из пещеры, на прощание отсалютовав Донахью, — я был уверен, он только притворяется спящим. Заседлав чубарого, я помог мальчику забраться в седло, уселся на круп позади него, и мы пустились в путь.

К полудню пришлось сделать привал — Джо был совсем плох и едва держался в седле, да и чубарый выглядел грустновато: он не пил почти сутки, а тащить ему теперь приходилось двойную ношу. Я налил воды в шляпу и напоил его, как мог. Конечно, на самом деле ему требовалось хорошее ведро, но у меня было всего две фляги, одна из которых была почти пуста, а до ближайшего источника воды оставалось полтора дневных перехода.

Джо пил жадно, но от еды отказался. Я намочил платок и протер ему лицо и виски, потом усадил его так, чтобы он оказался в тени от скалы. Почти сразу его сморил сон, и я тоже задремал — продолжать путь по этому зною все равно не имело никакого смысла.

Когда я проснулся, солнце уже висело над самыми скалами, и дневная жара потихоньку спадала. Джо сидел на том же месте. Его глаза были открыты, и он настороженно следил за каждым моим движением. Я протянул ему флягу с остатками воды, и он прикончил ее в два глотка.

— Тебе получше? Сможешь ехать верхом?

Он молча кивнул.

— Хорошо. Тогда забирайся в седло. До темноты успеем сделать еще миль десять.

Он повиновался, все так же молча, и мы продолжили путь.

От ужина он тоже отказался, выпил предложенную воду, завернулся в одеяло и заснул. Я перекусил галетами и вяленым мясом, сделал пару глотков из фляги, спрятал револьвер так, чтобы Джо, если проснется раньше меня, не смог бы сразу его найти, растянулся на остывающем песке и почти мгновенно провалился в сон.

Меня разбудил пронзительный вскрик над самым ухом. Меня подбросило