Мифология советского космоса - Вячеслав Герович Страница 25

Кибернетический подход задал стандарт оценки деятельности человека в машинных терминах. Опираясь на количественные оценки, инженерные психологи доказывали, что человек превосходит машину в том, что касается понимания, рассуждения и общей гибкости (получение и обработка разных типов информации, обучение и выполнение разнообразных задач). Машина, однако, намного сильнее в получении и обработке больших массивов информации, выполнении точных операций, параллельном выполнении нескольких задач, работоспособности, вычислении и устранении ненужной информации287. Исключительно человеческие качества рассматривались как палка о двух концах: «машине не свойственны скука, раздражение, колебания в принятии решения, вялость, страх, неуверенность. Но машине не свойственны и порыв, чувство ответственности, способность рисковать, воображение»288.

Психологи пришли к выводу, что человек может оказаться либо самым сильным, либо самым слабым звеном системы в зависимости от того, как распределены функции между ним и машиной289. Они сформулировали принцип «активного оператора» и разработали базисные рекомендации для совместного человеко-машинного, или полуавтоматического, управления. Например, они рекомендовали доверить операции ремонта и стыковки космонавту, а рутинную работу с оборудованием – машине290. Они утверждали, что если эти соображения будут приняты во внимание, то это поможет увеличить надежность работы человека-оператора и позволит в определенных случаях уменьшить вес и объем бортового оборудования291.

Хотя эти выводы как будто бы поддерживали идею расширения функций космонавта на борту, кибернетический подход принципиально отводил человеку-оператору вторичную роль. В конечном счете задача человека сводилась к тому, чтобы улучшать работу машин, а не наоборот.

Подготовка оператора: создание идеального автомата

Конструкторы космических аппаратов были склонны оценивать человеческие способности в космосе более скептически, чем психологи. Большинство инженеров считали космонавта на борту слабым звеном в цепи и источником возможных ошибок. Например, Феоктистов напрямую говорил космонавтам, что «в принципе всегда будет действовать автоматика, чтобы избежать случ<айных> ошибок человека»292.

Восприятие человека-оператора как ненадежного элемента было обусловлено не только медленной человеческой реакцией или ограниченными возможностями памяти. Инженеры обнаружили, что количественные характеристики человеческой деятельности в полете нередко отличались от характеристик, измеренных во время наземных тренировок. То есть главной проблемой было не то, что человек на что-то не способен, а то, что он не вполне предсказуем. Поэтому инженеры рекомендовали использовать режим ручного управления только в экстренных случаях293. Как сказал один из кандидатов в космонавты, «„железке“ доверяли, а человеку – нет»294.

Конструкторы восприняли близко к сердцу совет Игоря Полетаева, ведущего советского специалиста по кибернетике. Он предположил, что можно избежать ошибок, если натренировать человека действовать как машина: оператор «выполняет свою задачу тем лучше, чем меньше он проявляет свои разнообразные человеческие способности, чем больше его работа напоминает работу автомата, чем меньше он рассуждает и отвлекается»295.

Подготовка космонавтов была направлена на сокращение принципиальной непредсказуемости человека и превращение космонавта в идеальную машину. Гагарин вспоминал, как космонавты «привыкали к каждой кнопке и тумблеру, отрабатывали все необходимые в полете движения, доводили их до автоматизма»296. Пилот «Востока-5» Валерий Быковский был удостоен такой похвалы в официальной характеристике: «обладает высокой стойкостью автоматизации навыков»297. В руководстве по подготовке космонавтов прямо утверждалось: «основной метод обучения – повторение»298.

Деятельность космонавта на орбите планировалась детально и тщательно. Время и длительность каждого действия определялись на Земле заранее. За каждое отклонение от установленной процедуры во время полета космонавты получали замечание. Ошибкой считалось малейшее отклонение, например неверное переключение тумблера, даже если оно не влияло на работу системы. В среднем экипаж из двух человек получал 50–60 замечаний за время орбитального полета, длившегося несколько месяцев. Это значит, что каждый член экипажа допускал лишь 1–2 нарушения в неделю299. Космонавты действительно достигали автоматизации своих действий.

Предварительное планирование деятельности космонавта не оставляло ему никакой возможности для маневра. Если задание было закончено до указанного времени, космонавтам не разрешали начинать следующее задание раньше, чем определено в графике. Это часто приводило к простоям, потере ценного времени для наблюдений и растрате ограниченных ресурсов. В 1982 году, во время семимесячного пребывания на станции «Салют-7», Анатолий Березовой и Валентин Лебедев нередко предпочитали проводить самые интересные эксперименты в выходные, потому что в эти дни они могли работать в своем темпе, не тратя время на ожидание инструкций с Земли300.

Психологическая подготовка: достижение полного самоконтроля

В подготовке космонавтов в основном участвовали специалисты из области авиационной психологии, и они рассматривали деятельность космонавта в тех же терминах, что и пилотирование. Они подчеркивали, что типы деятельности космонавтов и летчиков имели ряд общих черт: 1) «непрерывность деятельности» – постоянное участие в управлении в наиболее ответственные периоды полета, даже при наличии автопилота; 2) «обязательный или принудительный порядок работы» – недопустимость перестановки операций, строгое соблюдение длительности каждой операции; 3) «дефицит времени» – наличие лимита времени на большинство операций в полете, а также на прием и переработку информации от наземных и бортовых систем; 4) «надставленность функций» – опосредование речи и слуха с помощью радио, зрения – с помощью оптики и т.д.301

Влияние психологов внутри космической программы было весьма ограниченным, и к их советам прислушивались избирательно. Конструкторы приняли идею «обязательного или принудительного порядка работы», поскольку она хорошо соответствовала их взглядам на необходимость автоматизации операций. Однако они скептически отнеслись к предложенным параллелям между пилотированием самолета и космонавтикой. Черток писал: «Мы – инженеры, проектировавшие систему управления, считали, что управлять космическим кораблем гораздо проще, чем самолетом. Все процессы во времени более растянуты, есть возможность подумать. В штопор корабль не сорвется, и если запланировано включение тормозного двигателя, то по законам небесной механики корабль со своей орбиты никуда не денется»302.

Конструкторы не только отрицали значимость «дефицита времени», но и пренебрегали принципом непрерывности деятельности. Они предпочитали держать экипаж в «холодном» резерве – пассивном наблюдении за действиями автоматический системы управления. Лишь в случае, если автоматическая система давала сбой, экипажу разрешалось перейти к ручному управлению. Космонавты жаловались, что пребывание в холодном резерве фактически исключало их из контура управления. Без регулярного участия в операциях управления экипажу в экстренной ситуации было очень трудно переключиться с пассивного наблюдения на активное управление303.

Космические психологи описывали будущего космонавта как «человека с большим самообладанием, с высокоразвитым чувством самоконтроля,