Солнце в зените - Шэрон Кей Пенман Страница 22

помещения для собрания клерикального общества собора. Ричард был белым как снег, лежащий прямо за внутренним двором галерей, осев, опираясь на сводчатую колонну, тогда, как Джордж безуспешно рыскал в поисках носового платка в своем дуплете. Ричард выглядел слишком слабым, а Джордж чересчур занятым, чтобы заметить приближение матери.

'Иисусе, Дикон, если чувствуешь, что тебя рвет, не делай этого здесь. Перегнись во внутренний двор!' С изумительным мастерством Джордж, который мог быть и проклятием в жизни Ричарда, и его самым верным союзником, держал младшего мальчика до тех пор, пока спазм не прошел. После этого Сесиль и показалась им.

Ричард внезапно понял, что мягким изголовьем ему служат материнские колени, и начал усаживаться, не доверяя себе, - изысканная, безупречная мама действительно сидела на полу, на самом проходе, позабыв о бархатных юбках, окаймленных песком.

'Лежи тихо', сказала она твердо, и Ричард, слишком слабый для возражений, благодарно вернулся в свое положение.

'Сожалею, мне было дурно, матушка'.

'Мне тоже было дурно, Ричард, когда я думаю о случившемся с твоими отцом и братом'. Сесиль увидела, как дернулось лицо сына, и тихо произнесла: 'Тебе стало дурно из-за этого? В течение службы ты... вспоминал'.

'Да', прошептал ее сын. 'Не могу перестать думать о... о произошедшем в замке Сандл. Мои мысли постоянно вращаются вокруг этого, матушка. Я не желаю этого, но помочь себе не могу'.

'Тебе страшно, Ричард?' осторожно спросила Сесиль, едва осмеливаясь поверить, что, в конце концов, пробилась сквозь преграды.

'Да...'

'Страшно, что это может случиться также с тобой и с Джорджем?'

Он кивнул. 'Да. И с Недом... С Недом больше всего'. Лицо мальчика обдавало жаром пальцы матери, ей были видны слезы, выступившие из-под загнутых мокрых ресниц и неровно прочертившие борозды на щеке.

'Но сейчас ничего не произойдет', прибавил Ричард, открыв свои, разрывающие сердце в клочки, темные глаза, чтобы доверчиво взглянуть на мать. 'Нед обещал мне', сказал он.

Младшие сыновья уже плыли в Бургундию. Было очень поздно, когда Сесиль возвращалась из капеллы Святой Девы собора Святого Павла в паланкине в находящийся рядом замок Байнард столичными улицами, лишенными всяких признаков жизни. Лондон уже походил на город, лежащий в осаде.

По пути в свою спальню, она замешкалась в нерешительности, в одиночестве застыв на мгновение на узкой покрытой тьмой лестнице, ведущей к комнатам на верхнем этаже. Потом герцогиня свернула направо, а не налево, как намеревалась, прошла через коридор к маленькой комнате, разделявшейся ее сыновьями.

Дверь туда была полуоткрыта, зажжена свеча, оплывшая и шипящая на окованном прикроватном сундуке. Портьеры над постелью - раздернуты, шерстяные одеяла - смяты и, когда Сесиль перегнулась, ей показалось, что еще можно ощутить тепло мальчиков в высеченных пустотах, где они лежали какие-то часы до этого. Почти безвольно, мать опустилась на край кровати, всматриваясь в темноту.

Из гардероба в дальнем углу комнаты раздавался звук. Сесиль резко подняла голову, внезапно встревожившись. Звук появился снова. Герцогиня не остановилась, чтобы поразмыслить, взяла свечу и перенесла ее за тяжелую портьеру, преграждавшую проход в гардероб.

В вышине над гардеробным креслом ярко сияло узкое окно, стрельчатая щель, расширенная в последнем столетии, действующая в роли сита на слабеющий лунный свет. Стены были задернуты красновато-коричневым и янтарным гобеленами, боровшимися с пронизывающим холодом камня и известняка. Сесиль почудилось, что в самом темном углу ткань колышется, отходя от стены, подозрительно собираясь рядом с полом. Пока она наблюдала, рябь возникла опять, и виной тому служил совсем не сквозняк. Герцогиня подвинулась к гобелену и отдернула его.

'Анна!'

Сесиль не знала твердо, что намеревалась увидеть, но точно не это миниатюрное личико, обращенное к ней, нежное маленькое сердечко, бледное и тонкое, словно белое испанское кружево, крайне хрупкое обрамление для громадных темных костров, казавшихся чересчур серьезными и чересчур перепуганными, намного большими, чем глаза ребенка, спустя три месяца после своего пятого дня рождения.

'Анна', повторила она, еще мягче и, опустившись на колени, стянула ребенка с места, где та пряталась. Анна по весу ощущалась Сесиль легче воздуха, не более материальной, чем лабиринты паутины, выхватываемые свечным отблеском над их головами.

'Не брани меня', прошептала девчушка и уткнулась личиком в шею герцогини. 'Пожалуйста, тетя Сесиль, пожалуйста'.

Хрупкие маленькие руки обхватили ее с изумительной цепкостью, и через мгновение Сесиль, больше не пытаясь освободиться от ее захвата, вместо этого села на кровать с Анной на коленях.

Сесиль очень любила Анну, самую младшую из двух дочерей Уорвика. Она была настолько любящей и мягкосердечной, что не встречалось взрослого в семействе Йорков, который был бы способен сопротивляться безыскусной осаде Анны. Даже Эдмунд, особо не ладивший с детьми, несмотря на это, находил время продемонстрировать девочке, как отбрасывать тени на стены, помогал ей искать заблудившихся домашних питомцев. Воспоминания вызывали обжигающие слезы, щипавшие глаза Сесиль. Она решительно их подавила и стала укачивать шелковистую голову, прижавшуюся к ее груди, недоумевая, что сподвигло Анну выбраться из кровати и прокрасться в тихие, покрытые темнотой комнаты замка в подобный час. Насколько ее тете было известно, Анна была застенчивым ребенком, последним вероятным кандидатом на такую необдуманную проделку.

'Анна? Что ты делала здесь в это время?'

'Я была напугана...'

Сесиль, проявлявшая так мало терпения со взрослыми, могла, в случае крайней необходимости, собрать все вообразимое человеком терпение по отношению к маленьким детям. Сейчас она ждала, не торопя Анну с ее рассказом.

'Белла... моя сестра', добросовестно разъяснила Анна, словно ее взрослая тетя в противном случае перепутала бы девятилетнюю Изабеллу Невилл с другой, также звавшейся девочкой, проживавшей в замке Байнард. Сесиль скрыла улыбку и поощрительно поинтересовалась: 'Что с Беллой, Анна?'