Великие учёные России, которые сделали нашу страну непобедимой - Арсений Александрович Замостьянов Страница 21

Во Франции, в Италии выходили статьи и монографии, посвященные жизни и творчеству Чижевского. В Сорбонне его изображение поместили среди портретов и барельефов величайших учёных ХХ века. На Родине он оставался почти неизвестным. Жил в скромной однокомнатной квартирке, тихо продолжал свои исследования и слагал стихи. Конечно, среди молодых учёных о нём ходили слухи — но часто недостоверные. Он казался реликтом довоенного времени. Многие даже представить не могли, что Чижевский ещё жив.

После смерти учёного в декабре 1964 года из Италии в Москву пришло сообщение: «Умер Галилей XX века. Пока светит Солнце, люди с благодарностью будут вспоминать неистового солнцепоклонника из Калуги, породнившего Землю с Космосом». В нашей стране его идеи, да и сам образ учёного-мечтателя после войны не вызывали доверия у научного и политического сообщества. Они стали к тому времени слишком консервативными…

Скептики от науки считали его дилетантом, чуть ли не очковтирателем, шарлатаном, которых всегда хватает рядом с исследовательским поиском. Даже в год смерти учёного в советской прессе шла дискуссия — считать ли Чижевского «лжеученым»? Сначала в «директивном» журнале «Партийная жизнь» вышел материал, высмеивавший его открытия. Но слишком многие заступились за честь профессора. В том числе — Борис Егоров, первый врач-космонавт, понимавший, насколько важны открытия Чижевского для изучения атмосферы Земли, для подготовки живых организмов к орбитальным полетам. Пришлось уважаемому журналу давать опровержение, на что в «Партийной жизни» шли крайне редко. С тех пор — после смерти учёного, после споров и сомнений — его наследие постепенно стало возвращаться в научный контекст. Это происходило медленно, десятилетиями, зато основательно. И комиссия академии наук подтвердила ценность прорывных работ Чижевского. А с годами стало ясно, что главные открытия Чижевского заключены в самом «крамольном» его труде — о влиянии солнечной активности на биосферу, на человека, на нашу историю. Эта гипотеза оказалась плодотворной.

Сегодня имя Чижевского присваивают астероидам и самолётам. Время показало, что он действительно оказался кем-то вроде Галилея ХХ века. Нам остается надеяться, что время таких одержимых искателей истины не прошло. Что в России ещё рождаются «быстрые разумом Невтоны», озаренные исследовательским талантом. А люстрами Чижевского и в наше время оснащен всемирно известный московский онкоцентр имени Блохина. И в гениальности учёного, изменившие наши представления о природе мироздания, сегодня мало кто сомневается.

Главный по Арктике

30 сентября 1891 года в Могилёве родился Отто Шмидт — будущий академик, полярник. Для целого поколения ему удалось стать живым воплощением жюльверновских приключений.

Пожалуй, ни один учёный в истории нашей страны не пользовался столь бурной прижизненной славой. К нему в 1930‐е относились так же, как тридцать лет спустя — к первым космонавтам. На руках готовы были носить! Безусловно, это была часть продуманной государственной политики, если угодно — пропагандистской кампании. Но многое, очень многое зависело и от человеческого обаяния Шмидта, от его неуёмной энергии, которую можно было разглядеть даже на тусклых газетных фотографиях. В любой ситуации он был живым, необычным, удивительным, даже эксцентричным. И неудивительно, что народные сказительницы избрали его своим героем. И в «современных былинах» (их называли «новинами») повествовали о подвигах Богатыря Поколен-Бороды. А родители называли детей необычными именами — Оюшминальда и Лагшмивара. Они расшифровывались так: «Отто Юльевич Шмидт на льдине» и «лагерь Шмидта в Арктике». Мало кому доставалась такая слава! Правда, ближе к совершеннолетию девушки, одаренные такими именами, как правило, меняли их на Олю и Ларису.

Алгебра Шмидта

Будущий полярник родился в тихом и далеком от северов провинциальном белорусском городе. Среди предков Шмидта — немцы (по отцовской линии) и латыши (по материнской). Он учился в Могилёвской мужской гимназии, потом — в престижной Киевской 2‐й гимназии, которую окончил с золотой медалью. В юности амбициозный гимназист Шмидт сам себе казался человеком эпохи Возрождения. Ему легко давались и гуманитарные дисциплины, и, конечно, математика. Но последняя перевесила. В университете он стал любимым учеником выдающегося математика Дмитрия Граве — будущего академика. Потом его многое интересовало и отвлекало от научной работы, и всё-таки он не забывал свою первую любовь: в 1930‐е Шмидт основал и курировал московскую алгебраическую школу, ставшую всемирно известной.

Отто Шмидт

После 1917 года Шмидт не растерялся, не впал в депрессию: он сочувствовал социалистическим идеям. Переехал в Москву, стал работать в системе наркомпроса, преподавать, предлагать идеи… В 1918‐м вступил в РКП (б) и стал одним из организаторов советской науки, в которой ощущались существенные прорехи из-за эмиграции учёных. Именно Шмидт был инициатором издания Большой советской энциклопедии и, как считается, даже ввел в оборот слово «аспирант» от латинского aspirantis — стремящийся к знаниям. Но будущий академик занимался не только наукой, но и, например, распределением продовольствия и финансовой политикой. Всюду нужно было уметь считать и просчитывать.

От Памира к бухте Тихой

Его арктическая эпопея, как ни странно, началась с туберкулёза. Отто Юльевич смолоду страдал от этой болезни — и врачи посоветовали ему альпинизм в качестве терапии. Шмидт принялся штурмовать горы во время поездки по Европе. И оказался способным альпинистом. А поскольку он всё стремился делать «всерьёз», то превратил терапию и развлечение в научный эксперимент. Его экспедиция на Памир получила всесоюзный резонанс. Путешественники изучили географию огромной горной системы, дали неведомым вершинам новые названия — пик Ленина и так далее. Шмидтовские исследования ледников Памира стали основой советской гляциологии — науки обо льдах. Потом Шмидт говаривал: «Хочешь стать хорошим полярником — полезай сначала в горы».

Советский Союз готовился к большому рывку на Север. К тому времени самыми авторитетными отечественными полярниками заслуженно считались Рудольф Самойлович и Владимир Визе. Но в 1929 году именно Шмидта — математика — неожиданно назначили начальником экспедиции, которая должна была вывести на новый уровень изучение Арктики. Почему именно его? Загадка. Возможно, привлекал комиссарский дух этого бородача, возможно — смелость планов. Он погрузился в книги о северных путешествиях, внимательно проштудировал Нансена… И убедился, — сначала в теории, — что Северный морской путь может оживить огромную малозаселенную территорию. Открыть регулярную морскую трассу вдоль северных берегов России мечтали многие учёные и монархи со времен Петра Великого и Ломоносова.

«Первым подвигом Геракла» было изучение Земли Франца-Иосифа. В то время этот архипелаг стал объектом международных споров. Итальянский дуче Бенито Муссолини был не прочь