Звери рейха. Образы животных и немецкая пропаганда - Ян Монхаупт Страница 20

Работа детей и других помощников приносит успех. Если в течение 30-х годов колорадский жук распространился почти до реки Везер, то уже к концу 1943-го его смогли отбросить к юго-западу Германии [336]. Этот успех используется и в целях пропаганды.

Создание образа врага

То, что на примере шелкопряда или колорадского жука может показаться безобидным или даже комичным, без сомнения, окажет роковое влияние на представления о людях у таких детей, как Ганс. Это влияние не прекращается и во время вечерних чтений вслух. На детских книжных полках стоят не только пособие по жукам, приключенческие романы Карла Мая и сказки братьев Гримм. Рядом можно найти такие книги, как «Ядовитый гриб» (Der Giftpilz) и «Пудельмопстаксапинчер» (Der Pudelmopsdackelpinscher). Оба произведения принадлежат перу Эрнста Гимера[337], главного редактора антисемитской еженедельной газеты «Штурмовик» (Der Stürmer) [338]. И обе книги созданы с ясным намерением втолковать младшему поколению, что среди людей тоже существуют «вредители».

В «Ядовитом грибе», впервые изданном в 1938 году тиражом 70 000 экземпляров, евреи изображаются жадными и вшивыми, педофилами и ненавистниками всего немецкого, чему способствуют цветные иллюстрации [339]. «Пудельмопстаксапинчер» – собрание коротких рассказов, в которых повествуется о разных животных с «еврейскими» качествами. Наряду с хитрой и грязной собакой, помеси разных пород, давшей название книге, здесь встречаются различные насекомые, например трутни, кузнечики и клопы.

Кто, будучи взрослым, хранит в памяти истории, рассказанные ему на ночь в детстве, тот легко себе представит, что и поколение Ганса еще долгое время после прочтения вспоминает отдельные забавные эпизоды[340]. Например, эпизод с матерью из «Ядовитого гриба», где она, собирая с ребенком грибы в лесу, объясняет: как ядовитые грибы зачастую тяжело отличить от хороших грибов, так же трудно «распознать в евреях мошенников и злодеев»[341]. Или рассказ в «Пудельмопстаксапинчере» о сосущих кровь клопах и о том, что «именно евреи так же опасны для людей, как клопы». Или история о трутнях, которые столь долго отравляли всем жизнь, что остальные пчелы объединились, чтобы их убить. И здесь отождествление звучит у Гимера совершенно ясно: «Трутни бывают не только у пчел, трутни есть и среди людей. И это евреи!»[342] Даже в сказках Гримм есть история «Еврей в терновнике», где евреи изображаются коварными и жадными[343]. За кажущимися гротескными образами в детских книжках того времени кроется неожиданно опасный смысл: уже юное поколение должно видеть в еврее, этом «вечном паразите», источник всех зол[344].

Еще до того времени, как понятие «паразит» стало использоваться как клеймо, а затем и как предлог для уничтожения людей, оно прошло долгую эволюцию. В античной Греции «паразитом» называли высокоуважаемого гражданина; Parâsitos означал сотрапезника и подразумевал под собой государственного служащего, участвовавшего в религиозных жертвенных трапезах в храме[345]. В дальнейшем понятие стало означать неизменную центральную фигуру греческих комедий, пока наконец в XVI веке не вошло в обиход у европейцев [346]. Но здесь его стали использовать в отрицательном смысле: паразитом называли того, кто живет за счет других. В XVIII веке термин приходит в ботанику[347], где служит синонимом понятия «растение-паразит» в английском языке[348].

Веймарский философ Иоганн Готфрид Гердер, пожалуй, был первым, кто перенес понятие в этом значении вновь на людей, а именно на евреев. В своих «Идеях к философии истории человечества», изданных в 1784 году, он описывает их «как паразитирующее растение, которое присосалось почти ко всем европейским народам и в той или иной мере питается соками каждого из них». Впрочем, такое поведение он рассматривает не как «исконную еврейскую черту», а объясняет его многовековой дискриминацией евреев [349].

Как известно, организацию юдофобии «на научной основе» нацисты довели до предела. Можно привести бесчисленное количество примеров – от научных сочинений на целую книгу до отдельных брошенных вскользь фраз: например, Адольф Гитлер в «Майн кампф»[350] называет евреев «бациллой», которая «все больше распространяется», а Генрих Гиммлер говорит о «разлагающей чуме… в нашем народном теле»[351]. Смысл отождествления однозначен: с этой угрозой необходимо активно бороться. «Антисемитизм – это точно то же самое, что и санитарная обработка, – объяснял Гиммлер командующим корпусом СС в апреле 1943 года. – Избавление от вшей – это не вопрос идеологии, это вопрос гигиены. <…> Скоро мы избавимся от “вшей”. У нас осталось только 20 000 “вшей”, а затем с этим вопросом будет покончено во всей Германии»[352].

Но постоянная травля нацистами евреев не ограничивается лишь полемическими статьями или секретными речами [353]. Для распространения желаемой картины мира помимо педагогики нацистский режим использует популярную культуру. К самым известным примерам относятся такие фильмы, как «Еврей Зюсс», с помощью которых министр пропаганды Йозеф Геббельс стремится продвинуть идею о евреях как источнике всех бед. В вышедшем на экраны в 1940 году пропагандистском фильме «Вечный жид» можно увидеть, как толпы крыс устремляются по улицам и подвалам, и диктор – вновь Гарри Гизе – комментирует: «Они коварны, трусливы, жестоки и чаще всего появляются большими стаями. Среди животных они представляют собой элемент вероломного, подпольного разрушения. То же, что евреи среди людей»[354].

Однако отождествление людей с вредителями затрагивает не только евреев [355]. В октябре 1939 года, через некоторое время после нападения на Польшу, министерство пропаганды дает указания немецким газетам: «Даже последней доярке в рейхе должно стать ясно, что быть поляком равноценно быть унтерменшем». В статьях это должно доноситься неявно и звучать лейтмотивом с помощью пустых фраз вроде «польская бестолковщина» или «упадок Польши». И до тех пор, «пока каждый в Германии подсознательно не будет воспринимать всякого поляка, будь то землепашца или человека умственного труда, как вредителя»[356].

Филолог Виктор Клемперер, с которым мы еще познакомимся ближе на следующих страницах, напишет позже о языке Третьего рейха: «Слова могут уподобляться мизерным дозам мышьяка: их незаметно для себя проглатывают, они вроде бы не оказывают никакого действия, но через некоторое время отравление налицо»[357]. И не на тех ли, кому яд вливают сызмальства, он подействует сильнее?

Иллюзии молодости

На дворе уже осень 1943 года. Гансу, вымышленному герою этой главы, между тем минуло 15, и он вступил в ряды гитлерюгенда. С гордостью юноша носит коричневую рубашку и красно-белую повязку со свастикой на левом рукаве. Он даже поставил на кожаные сапоги новые каблуки с протектором в виде