Мифология советского космоса - Вячеслав Герович Страница 18

означало усиление личной власти. Королев «вполне сознательно добивался такого авторитета», отмечал инженер из его конструкторского бюро Георгий Ветров. «Такой авторитет рождал власть, которая нужна была Главному конструктору не меньше, чем полководцу»194. Другие мемуаристы также сравнивали Королева с полководцем195 или даже «абсолютным диктатором»196. «Наверное, причиной тому была огромная доля личной ответственности, которую Королев не мог разделить ни с кем из своих подчиненных и которая делала его временами требовательным до деспотизма, властным до надменности, сосредоточенным до отчужденности и одиночества»,– вспоминал Ветров197. Идея эффективного управления, по Королеву, состояла в личном контроле каждого технического и организационного аспекта космической программы. «Ему как руководителю нужно было распространить свою власть на каждый элемент разработки»,– писал Ветров198. К примеру, он требовал «права первой информации» о каждом сбое во время испытаний199.

Королев часто начинал конструировать и даже строить ракеты и космические аппараты по собственной инициативе, безо всякого официального контракта, используя только внутренние ресурсы своего конструкторского бюро. Эта стратегия разработки «с упреждением» требовала «иметь решительный характер и крепкие нервы», поскольку полагалась на твердую веру в то, что предложение Королева, находящееся на рассмотрении в правительстве, будет принято200. Эта рискованная стратегия окупала себя, когда Королев сталкивался с конкурентами. Он подкреплял свои предложения техническими прототипами, а материальные объекты, пусть даже и несовершенные, производили гораздо большее впечатление на партию и правительство, чем стопки чертежей от конкурентов. Например, спешно переоборудовав металлические корпусы орбитального космического аппарата «Союз» под полет вокруг Луны, он смог отобрать контракт на эту программу у своего соперника, конструктора Челомея, аппарат которого, каким бы оригинальным и продуманным он ни был, в то время не продвинулся дальше стадии чертежей201.

Историк космоса Эндрю Дженкс охарактеризовал Королева как «строителя систем», опираясь при этом на новаторское исследование историка техники Томаса Хьюза, посвященное таким знаковым руководителям машиностроения, как Эдисон, Форд и Сименс202. Роль Королева и в самом деле была во многом организационной; он редко предлагал собственные инженерные решения, а его сила заключалась в создании новых институций, сетей поддержки и творческих команд. Однако в отличие от строителей систем, описанных Хьюзом, Королев не был сам себе хозяином. Его официальный статус в космической отрасли был невысок; он был всего лишь главой конструкторского бюро, и над ним возвышалось множество уровней министерской бюрократии. Ему всегда приходилось работать в рамках более масштабной системы, и его самым важным качеством было умение манипулировать этой системой для продвижения собственной повестки. Более правильно было бы назвать его не «строителем систем», а «манипулятором системами». Залогом успеха его космических инициатив была не столько сила созданных им институций, сколько его личные навыки организации и лоббирования203.

Благодаря своей фантастической энергии и способности договариваться Королев построил обширные сети союзников и часто выигрывал споры с другими главными конструкторами и высокопоставленными оппонентами – главами отраслевых министерств, высшими правительственными чиновниками и партийными функционерами. Вместо того чтобы ограничиться тем, что было возможно в рамках выделенного бюджета и предписанных сроков, он запускал новые проекты, надеясь получить финансирование и скорректировать сроки позже. Он упрямо сопротивлялся решениям, с которыми не был согласен, даже если они приходили с самого верха. Когда Королев категорически отверг предложение Хрущева использовать ракетное топливо, пригодное для долгосрочного хранения, даже руководителю Коммунистической партии и советского правительства не удалось заставить его пойти на уступки. Использование такого топлива сократило бы время подготовки запуска и серьезно улучшило боеготовность баллистических ракет, но для Королева приоритетом было совсем другое. Он предпочитал создавать объекты двойного назначения, которые служили бы и как военные ракеты, и как носители для космических аппаратов. Поэтому он настаивал на криогенном топливе, которое было нетоксичным и более эффективным, а потому более подходящим для космических запусков, хотя подготовка ракеты к пуску занимала целый день, что делало ее бесполезной в качестве вооружения. Королев в итоге сделал свою важнейшую разработку – лунную ракету Н-1 – под криогенное топливо, потеряв при этом поддержку Министерства обороны, которое не видело военного применения для такой ракеты.

Стремление Королева к большей власти тоже уходило корнями в сталинский период. В конце 1940-х годов главные конструкторы, такие как Королев и Глушко, отчитывались напрямую перед заместителем председателя Специального комитета по реактивной технике Устиновым, а тот, в свою очередь, докладывал Сталину. Беря приоритетные проекты под свой личный контроль, Сталин создал управленческую структуру, действовавшую в обход множества уровней бюрократии, которые отдаляли его от людей, непосредственно работающих над этими проектами. Это «прямое подчинение» высшему руководству давало главным конструкторам очевидное преимущество перед их непосредственными министерскими начальниками и помогало справляться с давлением со стороны бюрократии. Поэтому в памяти инженеров-ракетчиков о сталинской эпохе образовался фантом идеального верховного лидера – всезнающего, вездесущего, благосклонного и бесконечно могущественного. В их восприятии власть была атрибутом конкретных индивидов, а не бюрократических систем.

Королев был убежден в эффективности метода «прямого подчинения» в управлении и воспроизвел его в собственном конструкторском бюро. На каждый большой проект, будь то новая ракета или новый космический аппарат, он назначал так называемого ведущего конструктора, который следил за динамикой производства всех компонентов и их сборки, невзирая на границы подразделений. Ведущий конструктор докладывал напрямую Главному и фактически служил его доверенным лицом. Как вспоминал один из таких конструкторов, Королев «поднимал авторитет ведущих конструкторов, подкрепляя его своим собственным авторитетом. Ведущего конструктора на предприятии называли „глаза и уши Главного конструктора“ или „маленький Главный конструктор“. Королев от всех требовал уважения к ведущему конструктору. Доверие большое, оправдывать его было непросто. Надо было много работать, много знать, где что делается, в каком состоянии, вплоть до последней детали…»204

Как показала историк Сюзанна Шаттенберг, после хрущевского разоблачения культа личности снизу все чаще раздавалась критика самого сталинского авторитарного стиля управления. Управленцев из сталинской эпохи начали называть «маленькими сталиными» и писать на них жалобы властям. Один из таких доносов был направлен против самого Устинова, тогда министра вооружений. Его недовольные подчиненные докладывали:

Министр т. Устинов, видимо, считает, что наилучший метод руководства – деспотизм. …Зал заседания коллегии исполняет функции лобного места при Иване Грозном, ни о какой коллегиальности в решении вопросов не может быть и речи, т.к. все члены коллегии напуганы и приучены к тому, чтобы голосовать за то решение, которое примет «САМ». Упаси боже попасть к Устинову в немилость, самый способный человек будет уничтожен205.

Какой бы преувеличенной ни была эта характеристика, она описывает устиновский прямой и напористый стиль