Первая схватка. Повести - Ефим Иосифович Гринин Страница 17

Почитал, почитал тов. Васильев, пересмотрел все, что я ему заготовил. Так взволновался, что аж вскочил да по комнате забегал.

– Товарищ Лисичкин! Да это нечто феноменальное! Полный отчет о существующем белогвардейском заговоре! Списки, явки, пароли, оперативный план…

– Чай, брехня?

– Какое брехня! Этого всего из головы не выдумаешь: такие подробности. Вы только послушайте…

– А что мне слушать?.. У меня у самого голова от своего вертится. Потом, когда проверите да ликвидируете, тогда и доложите. А кто донесение подписал?

– Анонимное. Подписано: «С товарищеским приветом скромный коммунист. Партбилет №…»

– Писал, значит, казначей, неизвестно чей. Дура черт, какой скромный! Жалко, я не читал пакетика. Я б за него подписался…

Начальник Особого отдела ушел, от радости даже не попрощался.

Только он из двери, как дежурный с докладом:

– К вам, товарищ, Василий Курносов просится!..

А мне делов и так по горло… С ним у нас разговор короток был:

– Здравствуйте, товарищ Курносов!

– Здр-р-р… кня-я-язь…

– Что это вы, товарищ, дрожите, как овечий хвост? Ну и летчик! Не похоже, что вы двенадцать аэропланов сбили!

XXXIII. По горячему следу

На чердаке дома, где жил командарм товарищ Петров, я был в первый раз, и хоть фонарь электрический у меня был первосортный, а другой под левым глазом я все-таки подсадил, не уберегся.

Обследовал весь чердак. Никаких явлений человеческих не обнаружил, только над комнатой товарища Петрова валялись какие-то тряпки. Вроде как бы постель.

Пробрался в сторону над хозяйским потолком. Осмотрел трубу, борова, ходы. Выбрал, как говорят светские дамы, уютный уголок и залег. Конечно, не спать собрался!..

Было одиннадцать часов вечера…

Главное, чтоб не чихать. Пылища чертовая… Ну, Лисичкин, держись!

Открыт или не открыт?..

Вот появилась снизу по лестнице какая-то тень в женских очертаниях. Взошла на чердак. Зашуршала земля в стороне над командармом…

Затем снова стало все тихо. Спать, наверное, легла…

Щелкнула какая-то пружинка. Затем опять стало все тихо.

Потом опять щелк да щелк, и так раза четыре…

…Мне бы, дураку, раньше, чем в Тайгинск ехать, сразу потолок да чердак обследовать да ночку просидеть!.. Да кто же это знал, такую махинацию?..

Эх ты, Пинкертон! А кто бы тогда начальнику Особого отдела интересный пакетец передал?..

Вот и выходит: ежели прешь – при подробно, до конца. Через три ступеньки не перепрыгивай.

…Известная мне, а другим, не знаю, тень с чердака. По лестнице. Да с опаской. А я… через слуховое окно. Да кубарем. В траву.

Из-за угла дома смотрю: идет к огороду. Я, крадучись, за ней. На благородной дистанции. А то, пожалуй, за кавалера примет.

Вижу – к бане идет…

Я браунинг ощупал да за ней.

Взошла. Я у двери приостановился. Где-то наверху голубки воркуют.

Я к окну – завешено.

Опять к двери. Ну, была не была. Напором!.. Фонарчиком ее лицо и осветил.

– Здравствуйте, – говорю, – глухонемая красавица!

Да свет-то и потушил.

– О! Вы? Лисичкин?..

Фонарчик щеколдой потушила да бросила. А я ее за ручки белые – цоп!..

– Не беспокойтесь, поручик Гессе, – говорю по-французски. – Это я, князь Багратион-Мухранский, только Лисичкиным загримировался, чтобы посмотреть, как мисс Дудль работает…

Она аж зубками заскрипела… Поднялась у нас возня. Она револьвер высвободить хочет, а я не даю.

Надоела браунингу такая игра, – он штука серьезная. Возьми да и выпали!

Моя партнерша защищаться перестала. Вытянулась и вздрагивать начала.

Засветил фонарь… Смотрю. Она левой рукой за грудь держится, а с левой груди кровь фонтаном хлещет…

– Доигралась!..

Хотя такую паскуду и следовало ликвидировать, да очень хотелось ее живьем взять…

Раз пуля под левый сосок попала, где ж тут живой быть?..

С двумя фонарями я живо всю баньку до подробности осмотрел. Все тут как тут. Вся лаборатория налицо – и голубки на крыше воркуют.

Взял я с собой фотографический аппарат, как есть неразряженный, да письмецо ее, видимо, собственноручное, неоконченное. Да и марш домой.

Завтра утром разберемся…

XXXIV. Клубок распутан

Итак, все, значит, как по-писаному…

Прежде около штаба да и вообще в местах нашей стоянки я ее не замечал никогда. А как штаб в город Красень переехал, так она сразу на сцену выплыла. Не то нас поджидала, не то, нечего греха таить, может быть, необнаруженная работала…

Ну, а тут городишка всего с кукиш. Как ни загримируйся, все равно человек, как есть… А человек – значит, вопрос: что он, к чему? Так и здесь вышло: всякий видел. Девушка молоденькая, нищая, глухонемая… Калека – голова трясется, руки-ноги дрожат.

Ходила она по городку всюду, и в штабной столовой бывала – там ей товарищи кусочки давали… Возьмет, как рванет, и жрать… Как будто зверь голодный.

Наверное, и по квартирам сотрудников штабных ходила, кусочки выпрашивала. Мычит, как не дать!..

Никто на нее внимания не обращал. Не опасался.

А мне, не знаю почему – это существо странным, да, странным показалось. А потом и забыл…

Времени свободного не только часа – секунды нет. Где уж тут фантазию рассупонивать?..

Так и началось…

Когда я в первый раз следы шпиона обнаружил да нас троих перебрал, так и позадумался. А что, если… под окном… али как еще?..

Она если… Ну, скажем, она. Как передает? Почему так быстро? Через кого?

Значит, еще кто-нибудь около нее вертится. Как поймать? Следить?

Она, наверное, штука тонкая. Заметит, что ею интересуется кто-нибудь… Сейчас концы в воду, да драла, а если сразу схватить, допрашивать – немая и конец…

Главное, у меня в штабе руки текущей работой накрепко прикручены. Значит, для всей освещенности надо было мне из сферы ее кругозора незаметно удалиться. Из середины клубка другой кончик постараться вытащить да по нему и до свободного конца добраться.

С тем и поехал.

Первое данное – голуби. Быстрота сообщения. Может, и глухонемая.

Второе данное – рука командарма. Всю почву из-под ног выбила. Глухонемую забыл. Фотография. В сомнение вошел. Не командарм, а кто-то другой.

Третье данное – дырочная фотография. Кто-то с потолка записки командарма на пластинку крал. Опять глухонемая.

Четвертое данное: «Неужели вы не надеетесь на свои данные?» Вплотную к глухонемой подобрался. Хорошенькая, стерва, была! Предлагали ей меня женской красотою обольстить да во время ласк укокошить, вроде как Далила Самсона.

Пятое данное: «поручик Гессе». Как ни гримируйся, а глаза да переносица, да лоб. Сразу глухонемую в личности вспомнил. Здесь и решил, что глухонемой на