История улиц Москвы. От Неглинной до Басманной - Никита Денисович Здоровенин Страница 15

Популярнейший магазин несколько раз эффектно горел.

«Пожар разгорался, начался ветер, и со стороны «Мюр и Мерилиза» несло теплом, дымом и гарью. Когда ветер усилился, то в небо взлетели какие-то ярко горящие полотнища, как алые знамена, – это горели целые кипы материи, разворачиваясь от порывов ветра. Некоторые куски падали на землю поблизости от нас, и люди шарахались от них, а какие-то смельчаки бежали навстречу, надеясь, что авось не весь материал обгорел».

В. Ф. Ходасевич о пожаре

После этого конкретного пожара магазин и обзавелся своим знаменитым неоготическим фасадом. С ним он появился и на открытке популярной серии «Москва в XXIII веке», правда, выросшим на дюжину этажей. Но пока «Мюръ и Мерилизъ» до такой высоты не дорос, он только лишь ширился. С приходом советской власти магазин, конечно, национализировали и ввели в систему Мосторга. Владельца Уолтера Филипа низвергли до позиции простого служащего и резко понизили уровень товаров. Еще в районе 1908 года один из современников писал: «В глазах москвичей “Мюръ и Мерилизъ” является выставкой всего того, чем торгует столица применительно ко вкусам как богатых великосветских кругов, так и средних слоев населения». А после революции торговали уже разве что копеечными иголками, авоськами да фитилями для керосинок. К концу советского времени ЦУМ за счет пристроек увеличился примерно в три раза, а на крыше даже хватило места для спортивного зала! После распада Союза к ЦУМу пристроили еще кусочек, и он вырос дополнительно в два раза. Уровень товаров поднялся до небывалых высот, а место почтового каталога «Мюръ и Мерилизъ» занял интернет-магазин ЦУМа.

До того как Петровка превратилась в коммерческий столп Москвы, она была дорогой из Москвы до села Высокого. Кажется, что это где-то далеко-далеко, но нет – прямо здесь, примерно там, где нынешняя Петровка пересекает Бульварное кольцо. Село называлось Высоким, потому что располагалось на высоком берегу Неглинки, которая текла тут же. Вдоль дороги селились пушкари, кузнецы и столешники (ткачи, занимавшиеся преимущественно скатертями). Это благодаря им впадающие в Петровку улочки и переулки называются: Кузнецкий мост, Пушечная, Столешников переулок. А сама Петровка (название, кстати, ни разу не менялось!) – в честь Высоко-Петровского монастыря, что находился возле того самого села Высокого. Села уже нет, а монастырь – до сих пор стоит. В нем работает аутентичная полноценная трапезная, открытая для всех. Высоко-Петровский монастырь долгое время стоял на правой стороне Петровки в гордом одиночестве. Когда с завидной регулярностью разливалась Неглинка, она затопляла именно правую сторону улицы, и, конечно, никто не хотел инвестировать в строительство там чего бы то ни было. До поры до времени. Популярность Петровки все росла, тут строили дорогие усадьбы, доходники и открывались магазины. От одного из таких сохранился интереснейший артефакт – старинная вывеска.

На этой вывеске написано «Тво виноторговли К. Ф. Депре». И то же самое – на французском. Депре был французом. Во время войны с Наполеоном он, капитан французской армии, был ранен на Бородинском поле. Он оказался в госпитале, где влюбился в сестру милосердия Анну Рисс. Ее семья не абы что, а владела особняком на Петровке. В нем-то Депре и открыл свой первый магазин, в котором продавал вина. «У кого же еще покупать вина, как не у француза», – думали москвичи. И правда – что покрепче брали у Смирнова и Шустова, а вот вина – у Депре и Леве. Причем у каждого были свои любимчики.

В «Анне Карениной» Толстой описывает, как гневается Стива Облонский, когда видит, что вина ему привезли от Депре, а не от Леве. Хотя оба виноторговца были достойны друг друга, да и магазины у них были рядом: у Леве – в Столешниковом, а у Депре – тут, на Петровке. Депре упоминает Чехов в «Записках охотника», а у Гоголя в магазине вообще была своя личная кредитная линия. Если у него получилось заплатить сразу – отлично, если нет – Депре готов был ждать. Пусть даже речь идет и о полусотне бутылок на деньрожденческую вечеринку великого писателя. Депре быстро рос благодаря своему ассортименту и качеству вин.

Особенно славился его «Портвейн № 113», о нем отзывались неизменно восхищенно. Конечно, где успех – там и завистники, и мошенники. Гиляровский рассказывал, как однажды в Москве появился еще один Депре – самый настоящий, но не Камилл (наш, настоящий), а Цезарь. Это был просто какой-то мещанин, возжелавший поживиться. Он просек, что может продать право использования своего имени одной загибающейся виноторговой фирме. Так и сделал. Они стали продавать плохое вино – тоже под маркой Депре. Ну и пусть, что вместо гордого коронованного орла (символа поставщика императорского двора) на этикетке красовалась коронованная… ворона. Клиенты на это закрывали глаза, ведь стоила продукция второго Депре сильно меньше. Правда, и была она сильно хуже.

Репутация настоящего Депре падала, он подал в суд и выиграл. Ворона ушла с российского рынка. Но вскоре и Депре пришлось его покинуть – грянула революция, и магазин национализировали. Вспоминали, как теперь вино туда привозили в цистернах с надписью «Молоко», чтобы не привлекать лишнего внимания к тысячам литров алкоголя. Но кому надо – знали. Некоторые развозчики вина приваривали к донышку цистерны небольшие емкости. Когда все сливалось, в них оставались несколько литров вина, которые они и продавали втридешева – учуявшим, что на самом деле скрывается за малоинтересным «молоком».

Неглинная улица

В ЭТОЙ ГЛАВЕ:

• Студенты кричат: «Долой самодержавие!» – а их никто не арестовывает.

• Евтушенко пишет стихи об очереди в ресторан.

• Господин Оливье подает гостям «оливье», но это – не салат.

Раньше Неглинная улица была Неглинной… рекой. Замечали, что улочка немного извивается, идет не прямо, а как-то петляет то туда, то сюда. Да ведь это она повторяет русло Неглинной реки. Эту часть русла речки убрали в коллектор лишь после войны с Наполеоном. К тому времени она всем порядком надоела.

Река стремительно плохела. Если в начале московской истории она была красивой, чистой и полноводной – москвичи даже удили в ней рыбу, – то к XIX веку она сильно испортилась: обмелела и превратилась в источник жуткой вони. Москвичи совершенно не стеснялись сбрасывать туда нечистоты: мусор, содержимое ночных горшков, грязь из торговых лавок и старую воду из бань. По идее, за чистотой реки должна была следить полицейская канцелярия, но она уже физически не справлялась со своей задачей. Вонь была сильнее имперской полиции. Чудовищное амбре стояло круглогодично – даже зимой! В придачу вся эта красота каждую весну серьезно разливалась и затапливала близлежащие