История улиц Москвы. От Неглинной до Басманной - Никита Денисович Здоровенин Страница 13

вроде трамвая, только вместо электричества – кони. Можно было доехать от современной Пушкинской площади почти до Охотного ряда. Вы садились бы в простой восьмиметровый вагон с деревянными скамейками внутри. Две скамейки – на первом этаже, и еще две – на крыше. Всего вмещались 40 пассажиров. На втором этаже вы были отданы на волю погоде, да еще и подниматься нужно было по крутой винтовой лестнице. Не все были к такому готовы, поэтому проезд там стоил в два раза дешевле, чем внизу. Правда, женщинам сэкономить было невозможно. Лестница наверх была крутой, а юбки – юбками. Любопытные джентльмены могли раз – и заглянуть под подол, это же ужас! Проблему решили, запретив женщинам подниматься на второй этаж вагона. Интересно, что в холмистой Москве около каждого относительно серьезного подъема дежурили специальные люди с лошадьми. Их дополнительно впрягали в конку, чтобы помочь ей подняться на холм. А потом выпрягали. Коням и кобылам тащить вагон в горку совсем не нравилось, поэтому форейторы (это что-то вроде кучера, но сидящего на самой лошади) их беспощадно лупили по голове и шее, не особо задаваясь вопросами наличия чувств у животных. Особенно тяжелым был подъем возле Трубной площади. Если вы катались по центру Москвы на велосипеде, то наверняка знаете, о каком подъеме идет речь, – он и поныне тут. Конечно, все эти подъемы, спуски, запряжение, распряжение лошадей занимали время. Конка была очень неторопливым транспортом, чья скорость, по выражению Чехова, была «равна отрицательной величине». А вообще – настроению лошадей: иногда им хотелось бежать, и конка неслась как угорелая, а чаще все же им хотелось никуда не идти вообще и чтобы их покормили (кормили лошадей обычно очень плохо). Так что сами москвичи с издевкой кричали стишок: «Конка, конка, догони цыпленка!» Несмотря на это, сеть конки в Москве росла и к 1901 году была уже 21 ветка, в схеме напоминающая Московский метрополитен. Все же это было быстрее, чем пешком, дешево и как минимум весело: можно было начать small talk – маленький, ни к чему не обязывающий разговор с незнакомцами и с кем-нибудь в вагоне познакомиться. Интервалы движения вагонов напоминали интервалы движения поездов современного нью-йоркского метро – 6–14 минут. В надежде уехать побыстрее москвичи и гости первопрестольной напихивались в вагоны беспощадно, но в силу животной природы тянущей силы – чем больше пассажиров, тем медленнее едем. Бывало такое, что кони просто отказывались идти дальше и приходилось высаживаться посередине пути (еще одна параллель с поездами нью-йоркского метро). К счастью, в этом случае бывшие пассажиры оказывались не в опасном Бронксе, а на роскошной Тверской. Ну и пусть, что опоздают, зато – красиво!

Большая Дмитровка

В ЭТОЙ ГЛАВЕ:

• Пушкин проигрывает в карты бешеные деньги.

• Купец Михайлов строит многоэтажный меховой холодильник – затея имеет колоссальный успех.

• Вера Чаплина регулярно выгуливает по Большой Дмитровке настоящую львицу.

Большая Дмитровка – одна из самых насыщенных старинных улиц московского центра. Здесь открывались театры, на этой улице появилась первая электростанция для бытовых потребителей, тут строились красивейшие доходные дома, в одном из которых Пушкин проигрался карточному шулеру так крупно, что не смог выплатить долг до роковой дуэли. Но давайте обо всем по порядку.

Большая Дмитровка, конечно, так названа в честь города Дмитрова. Раньше это была дорога, по которой можно было прямиком доехать туда (по аналогии с соседней Тверской – она шла до Твери). Вокруг дороги на Дмитров в слободе стали селиться ремесленники, тоже в основном приехавшие из Дмитрова. Они делали и ремонтировали седла и телеги. А вместе с ними жили калашники – от слова «калачи» – «калачники», то есть пекари, пекущие калачи.

В XVI веке тех жителей Дмитровской слободы, что попроще, переселили на окраину – за стену Белого города. Так Дмитровская слобода разделилась на две: Малую (новую, за стеной только что построенного Белого города) и Большую (старую, возле нашей улицы, Большой Дмитровки). Чуть позже слободу сдвинули еще дальше, и появилась Новослободская улица. Слобода сдвигалась, и на место ремесленников заселялись все более знатные семьи. Примерно тогда же улицу и стали назвать Большой Дмитровкой. Она еще пару раз изменит свое название.

В начале советской эпохи ее на волне революционных переименований назвали в честь Эжена Потье, французского революционера и поэта. Он в первую очередь прославился тем, что написал слова для «Интернационала». А в 1937 году, когда к веку со дня смерти Пушкина конструировался миф о невероятно исключительной роли Пушкина как «нашего всего», улицу переименовали в честь него. Хотя, пожалуй, единственное, что связывает Пушкина и Большую Дмитровку, это то, что в доходном доме, 7/5, строение 4, Пушкин однажды весной 1830 года серьезно проигрался карточному шулеру Огонь-Догановскому (какая фамилия!). Проигрыш был таким большим, что поэт выплачивал его по частям семь лет, до самой своей смерти, но так и не выплатил – последние суммы возвращали уже его опекуны. Вообще, в этом довольно непримечательном доме, спрятавшемся во дворе, засветились многие великие писатели. Так, в феврале 1866 года здесь снимал шесть комнат Лев Толстой со своей женой, Софьей Андреевной. Она писала в своем дневнике: «Вся жизнь шла хорошо, я все любила в Москве, даже нашу Дмитровку и нашу душную гостино-спальню и кабинет, где Лева лепил свою красную лошадь и где сидели, бывало, вдвоем вечера». Лева лепил красную лошадь, потому что недавно познакомился с художником, сделавшим иллюстрации для «Горя от ума». Эта встреча вдохновила писателя попробовать заняться скульптурой, а также настаивать на том, чтобы его новый роман был проиллюстрирован, конечно этим самым художником. Новый роман – это «Война и мир». Именно здесь Лев Николаевич читал своим друзьям и знакомым его главы. Среди слушателей был Дмитрий Оболенский – его деды участвовали в кампании 1812 года, и Лев Николаевич многое почерпнул о той войне по рассказам Оболенского. В этом же доме жил славянофил, поэт и публицист Аксаков. Тут же находилась редакция журнала «Будильник», в котором издавались Чехов и Гиляровский.

Большая Дмитровка до середины XIX века сохраняла дворянский и в каком-то смысле интеллектуальный оттенок. В одном из домов на улице открылась чуть ли не лучшая в городе типография – Селивановского. Именно в ней впервые напечатали «Слово о полку Игореве». В другой типографии неподалеку была книжная лавка, известная тем, что в ней можно было встретить литераторов, там же частенько проводили досуг студенты. Это были немногие купеческие инициативы на Большой Дмитровке в ту эпоху. Остальные дома в своем большинстве принадлежали дворянам. Это были невысокие, с улицы