Женщина-рыцарь. Самые необычные истории Средневековья - Брезгам Галинакс Страница 10

же, обо мне служанку, приносящую мои письма, и, видимо, та описала меня наилучшим образом, – как же тут было устоять! План, который они придумали, был превосходен: Флоретта переоделась в мешковатую крестьянскую одежду, замотала лицо платком до самых глаз, а затем вместе с девушкой-служанкой втайне выбралась из замка. Таким образом она присутствовала, под видом подруги служанки, при передаче моего очередного письма и смогла посмотреть на меня.

Я сразу же догадался, что за это за подруга; я ничем не выдал себя, однако был сильно разочарован. Вы поймите, святой отец, в истории с Флореттой недосягаемость моей возлюбленной была главным условием идеала. Я мог бы долго любить её на расстоянии, но стоило мне понять, что наши отношения примут такую форму, какая бывает обычно у большинства влюбленных, и идеал разрушился. Вместо девушки, созданной моим воображением, девушки моей мечты, ко мне пришла одна из многих девушек, – может быть, и даже наверняка очень хорошая, но не идеальная. Это позже, после многих лет жизни, я стал способен видеть идеальные черты в любой женщине, но тогда мне было горько наблюдать, как моё божество спустилось с небес на землю.

Я ещё два или три раза писал Флоретте и получал от неё ответные письма, но любовь ушла. В своём последнем послании я уведомил Флоретту о том, что уезжаю на службу к королю, и больше писать не смогу. Она, обиженная холодным тоном моего письма, отвечала, что никогда ничем меня не связывала, и если её и можно в чём-то упрекнуть, то только в излишней доверчивости. На этом наша переписка окончилась. Я более не видел Флоретту, и не ведаю, что с ней сталось…

Сейчас, вспоминая мою первую любовь, я не знаю, правильно ли я поступил, не лучше ли мне было жениться на этой милой, доброй и порядочной девушке. Моя жизнь была бы другой, женись я на Флоретте, но что толку жалеть о том, чего не воротишь?.. Я вас не утомил своими россказнями, святой отец?

– Нет, мессир рыцарь, – ответил Фредегариус, отвлёкшись от письма. – Я не пропустил мимо ушей ни одного вашего слова, но в своих записях рассказанную вами историю изложил кратко. Пусть всё это будет вступлением к основному рассказу.

– Вы умны и находчивы, святой отец, – засмеялся Робер и привстал, чтобы поворошить угли в камине. – Что же, пусть потомки хотя бы вкратце прочтут, как последний из рыцарей величайшего похода провёл свою молодость. Имейте терпение, скоро мы дойдем и до основного рассказа, но сперва поговорим о тех событиях, которые заставили меня принять участие в походе на Восток. И тут снова будет история любви, простите великодушно, – что поделаешь, без неё не обойтись, если мы рассказываем обо мне.

– Прошу вас, мессир, я весь во внимании, – Фредегариус взялся за перо.

Часть 4

Преимущества города перед деревней. Рассуждения о телесной и душевной чистоте. Плотские желания. Может ли дама сердца быть доступной?

– Яне обманывал Флоретту, я действительно отправился на службу к королю. Он был сюзереном нашего края, и, как я вам уже докладывал, все наши дворяне служили ему, – продолжал Робер. – Мой отец к этому времени уже скончался; пришёл мой срок послужить государю и принести славу нашему семейству. По обычаю, мать подарила мне в дорогу кошелек с деньгами и повязывала на шею ковчежец с мощами, чтобы предохранить меня от заговора, напасти и порчи.

Париж поразил и восхитил меня, дремучего провинциала, не выезжавшего дотоле из наших лесов. Признаться, я приехал сюда с большим предубеждением, вызванным обличительными речами Марка Аврелия, Иоанна Богослова и Тертуллиана против городской жизни. Я приготовился к тому, что попаду в адскую кухню, в пещеру с чертями, в разбойничий притон, в гнездо блуда и разврата, в очаг мерзости, в яму с нечистотами; я надеялся лишь на заступничество Божье и на силу своего оружия.

К счастью, мои опасения были напрасными: отчасти оправдалось только предположение о нечистотах: мне, деревенскому жителю, сначала тяжек показался городской воздух, а ходить по улицам приходилось с осторожностью, но потом я научился не замечать дурных запахов и избегать непролазных путей. Что же касается разбойников, воров, развратников и блудниц, то они встречались в Париже, – в нём водились также и черти, – но не они определяли его жизнь.

Городские черти, например, жили в заброшенных домах, даже в церквах, принимали вид псов и воронов, а иногда являлись в своем настоящем облике. Вы знаете, без сомнения, как они выглядят: в целом похожи на человека, но с рогами, хвостом, козлиными ногами и копытами, а вместо носа на морде торчит свиной пятачок. Чем они занимаются, вам тоже известно…

– Основное назначение чёрта – искушать человека, толкать его на дурные поступки, склонять к лени, жадности, злобе и прочим порокам и грехам, – сказал Фредегариус. – Чёрт-искуситель нашептывает свои козни человеку в левое ухо, а ангел-хранитель наставляет на путь истинный, шепча в правое ухо.

– Вот, вот! – закивал Робер. – Все это знают.

– В брак черти в основном вступают с ведьмами; когда чёрт с ведьмой венчаются, устраивают они игрища, пляски и шабаши, во время которых на перекрестках дорог возникают пыльные вихри. Если в такой вихрь бросить нож – острие окрасится кровью, смерч исчезнет, а на земле можно будет разглядеть отчетливые следы копыт, – прибавил Фредегариус.

– Да? – удивился Робер. – Я вижу, вы больший специалист по нечистой силе, чем я; впрочем, так и должно быть.

– Но, в общем, черти не так уж страшны для людей, – сказал Фредегариус. – Универсальное средство борьбы с чёртом – святая вода и крестное знамение.

– Конечно, не страшны, – согласился Робер. – Они глупы, драчливы, склонны к выпивке и очень азартны: вечно спорят и всегда проигрывают. Единственно, кому они по-настоящему опасны, это пьяницам, – их черти мучают беспощадно и часто доводят до смерти. Остальным людям бояться чертей нечего: коли увидите чёрта, плюньте ему в рожу, да перекрестите его, – вмиг исчезнет!..

Повторяю, не разбойники, воры, развратники, блудницы и черти определяли городскую жизнь. Город был сосредоточием всего лучшего, чего достиг человеческий разум: здесь до неба высились храмы, построенные столь искусно и украшенные так затейливо, что я снимал шляпу перед ними, поклоняясь не только Господу, чьим домом они являлись, но и гению неизвестных мне зодчих. Здесь стояли дворцы, поражавшие своими размерами, пышностью и богатством; помню, как в первый раз попав в королевский замок, я замер с открытым ртом в передних покоях, рассматривая необыкновенную красоту внутренней отделки, где был мрамор, гранит, песчаник, позолота и лепнина. Не говорю уже об