Мара, дочь Нила - Элоиз Джарвис Мак-Гроу

Часть первая

Менфе

* * *

Глава 1

Таинственный пассажир

Неконх, капитан нильского судна «Серебряный Жук», в который уже раз замер у высокого, изогнутого клювом носа своего корабля и, заслонив глаза ладонью, тревожно вгляделся в даль пристани.

Город, что возвышался за ней, мерцал в знойном мареве, почти лишенный красок в слепящем свете египетского полудня. Дверные проемы казались иссиня-черными на фоне белых стен, переулки тонули в тени; яркие краски парусов и корпусов судов, что толпились в гавани, выглядели блеклыми и нечеткими, и даже зелень Нила скрывал ослепительный блеск водной глади. Лишь небо сияло во всей своей красе, изгибаясь высоким синим сводом над древним Менфе.

Сама пристань бурлила жизнью. Потные носильщики сновали среди групп купцов, яростно торговавшихся над еще не погруженными тюками; моряки, чужеземные и египетские, кишели повсюду, и воздух дрожал от многоязыкого гомона. Погонщик ослов, криками подгоняя груженых скотов, проталкивался сквозь толпу бледнолицых ливийцев; на одном конце пристани трое митаннийских торговцев в одеждах с бахромой из Вавилона бились об заклад, наблюдая за собачьей дракой, а на другом — кольцо орущих сорванцов обступило клетку с обезьянами. Над всем этим стоял густой запах реки — смесь рыбы, ила, мокрой пеньки, смолы и крокодилов.

Но в этой сутолоке нигде не было видно той самой высокой фигуры, которую искал капитан.

Неконх закусил губу и забарабанил по планширю большими, короткими пальцами. Час назад он лишь беспокоился, теперь же напряжение стало таким, что, когда рулевой неспешно пересек палубу и коснулся его локтя, он подскочил, словно ошпаренный.

— Клянусь Сетом и всеми демонами! — взревел он, яростно оборачиваясь. — Дурак! Подкрадываться вот так сзади! Чего тебе?

Рулевой поспешно отшатнулся.

— Груз, — пробормотал он. — Все уложено, хозяин. Мы готовы отплывать.

— Ну и что?

— Мы… э-э… ждем приказаний.

— Так ждите!

Рулевой приложил правую руку к левому плечу в знак покорности и скрылся, бросая на капитана недоуменные взгляды.

Неконх со взрывом выдохнул и стер пот с верхней губы волосатым запястьем. Это был дородный мужчина; суровости его челюсти противоречили кроткие карие глаза, и сейчас он выглядел и чувствовал себя гораздо старше своих сорока лет. На миг он устало прислонился к планширю, глядя вверх по реке, где роскошная барка какого-то вельможи скользила по сверкающей воде, словно гигантский водяной жук, ритмично опуская в воду по двенадцать весел с каждого борта. Затем он выпрямился, сдвинул набекрень свой черный, строго подстриженный парик, чтобы почесать под ним, и раздраженным шлепком водрузил его на место.

Взгляд его машинально обежал «Серебряного Жука», скользя по чистым, выдраенным палубам от двух огромных рулевых весел на корме к высоким мачтам с горизонтально свернутыми парусами; мимо крохотной каюты к сложенным на палубе тюкам с шерстью и шкурами, к гребцам, лениво сидевшим на своих местах.

Да, что касается груза и команды, все было готово к отплытию. Но пассажир? Загадочный, непредсказуемый, сулящий беду пассажир, само обаяние которого било в набат в душе Неконха, — что с ним?

Неконх выругался себе под нос, горячо желая, чтобы его заботы ограничивались лишь грузом и командой, желая знать либо больше, либо меньше. В наши дни в земле Кемт опасно иметь мозги.

Он беспокойно зашагал по палубе, нетерпеливо похлопывая себя по спине сцепленными руками, и вновь прокрутил в голове недолгое знакомство с пропавшим пассажиром. Знакомство это длилось всего десять дней; он впервые увидел юношу в то утро, когда отплыл из Фив в Менфе. Молодой человек — он назвался Шефту — тотчас заплатил за проезд, и, казалось, не было причин думать о нем дважды. Приятный, но незаметный — высокий, лет двадцати, с притягательным в своей неправильности лицом, в простой белой набедренной повязке-шенти и таком же головном уборе, как у тысячи других. Если не считать странной, ленивой грации в его движениях, капитан не находил в нем ничего необычного.

Так было поначалу.

Позже, в долгие, залитые солнцем дни плавания «Жука» вниз по реке, у Неконха появились веские причины присмотреться к своему пассажиру внимательнее. Только тогда он заметил и другие подробности — например, участки чуть более светлой кожи на плечах Шефту, говорившие о том, что он привык носить браслеты, хотя единственным его украшением был диковинный амулет на левом запястье. А еще — отрешенное, задумчивое выражение, так часто и так странно появлявшееся на его молодом лице, и учтивое обаяние, которое тут же скрывало эту задумчивость, стоило ему заметить, что за ним наблюдают. Да и само это обаяние, если вдуматься, было немного странным. С каких это пор ученик писца — а именно так представился Шефту — обладает изысканными и тонкими манерами придворного? Капитан все больше убеждался, что его пассажир — не какой-то безродный бедняк. Порода сквозила в каждой линии его длинного, мускулистого тела, а в голосе слышалась небрежная властность человека, привыкшего повелевать.

Впрочем, Неконх мог бы и не заметить всего этого, если бы не один разговор, который внезапно заставил его сосредоточить все внимание на молодом человеке. Это случилось ранним утром, дней через пять после отплытия из Фив. «Серебряный Жук» проплывал мимо древнего храма, окруженного лесами и грудами камней, вокруг которого суетились рабочие. Неконх, стоя в одиночестве у двери своей каюты, хмуро посмотрел на другой берег и покачал головой.

— Эх! Опять то же самое! — кисло пробормотал он себе под нос.

— Что вы имеете в виду, капитан?

Неконх подскочил. Он не слышал, как пассажир подошел и встал рядом.

— Да вон, перестройку старого храма, — ответил он, указывая рукой. — За последние годы я видел эту картину раз сорок, не меньше. Наша добрая царица Хатшепсут, видно, думает, что золото растет на стеблях папируса! Неужто она собирается восстановить все древние постройки вверх и вниз по Нилу? — Неконх хмыкнул, когда строительные леса и рабочие проплыли мимо кормовых весел «Жука». — Да дело не только в старых развалинах. Одному Амону известно, во сколько пота и налогов обходится таким беднякам, как я, ее новый храм в Фивах!

— Но храм-то прекрасен, — заметил Шефту. — Говорят, все стены внутренних покоев покрыты искусной резьбой.

— Рельефами, изображающими священное рождение Ее Величества, не сомневаюсь, — язвительно осведомился капитан.

— Разумеется. Что может быть лучше такого сюжета? Ведь Хатшепсут рождена самим Солнцем, вскормлена богинями и названа фараоном еще в колыбели.

— Да-да, так