Собрание сочинений. Том I. Поэтические сборники - Павел Николаевич Шубин Страница 9

Чтобы стать “Ворошиловским стрелком”, надо было извести не один десяток патронов и основательно потренироваться в наводке. Со специальной вышки начиналась и учёба парашютному спорту. Ринуться вниз с вышки на парашюте должен был уметь каждый студент без исключения. Поэтому парашютныхвышек существовало в городе не менее чем полдесятка».

Шубин, ещё в детстве штурмовавший колокольни, с парашютом прыгал неоднократно. Имел значок ГТО.

«…В расписание наше, кроме обычных предметов, вошло и военное дело. Студенты наизусть изучали уставы, русскую трёхлинейную винтовку, овладевали строем».

И снова о Шубине: «Твёрдый характер и отличная физическая закалка выдвинули Павла и в армии. Он оказался на редкость требовательным помкомвзвода, неумолимым службистом. Едва горн на вышке лагеря проигрывал сигнал “Вста-а-в-а-й!”, как Шубин, носивший в петлицах три треугольничка, врывался в палатку».

(Три треугольника означали старшего сержанта.)

«“Гррыщинский! – рычал вбежавший в палатку Шубин. – А ну вылезай на физзарядку. Ещё раз опоздаешь – получишь два наряда вне очереди!” Я вылезал в трусах, босиком и мчался бегом на плац, покрытый утренней росой. “Вот тебе и товарищ!” – мелькала смешанная с чувством обиды мысль.

Однако “гроза” быстро рассеивалась. Через пару часов, на стрельбище, в ожидании своей очереди я ложился за бугорком подремать. В такие минуты ко мне подходил Пашка и устраивался рядом. Обычно мы говорили о поэзии…»

Шубин предельно серьёзно относился ко всему: учёбе литературной и учёбе военной. Он знал, что это и его личное будущее.

И ещё он чувствовал ответственность перед сокурсниками и преподавателями, что уже прошли то, к чему он себя готовил.

О чём отлично напишет в стихах:

…Но вот этот угрюмый, лобастый

Человек,

Что за кафедру встал, —

Он, тащившийся Нерченским, узким

Трактом,

И в двадцать пять, облысев,

Он поёт с нами и по-французски,

Задыхаясь, читает Мюссе.

Что сказать? —

Разве в Пинских болотах

Были ночи на отдых добрей,

Если

Выдержал сотни походов,

Там,

Под шквальным огнём пулемётов,

Под огнём полевых батарей,

Томик Пушкина без переплёта

Вместе с кольтом лежал в кобуре, —

Что, романтик?

Так – прочь эту патоку

Трезвых:

Сон от зари до зари;

Наплевать нам на трезвость!

Гори,

Наша звонкая,

Наша романтика,

Наша молодость, чёрт побери!

(«Студенты», 7 ноября 1936)

Чьи имена в поэтическом смысле были тогда для Шубина определяющими?

Точно не Маяковский: не был тогда и никогда не будет.

Время от времени назывались в литературоведческом разговоре о Шубине имена Багрицкого и Тихонова. Односельчане вспоминают, что этих поэтов, наезжая домой, он мог декламировать буквально часами. Их влияние безусловно присутствовало, но и оно не стало основным.

Говорят также о влиянии поэтики Есенина на Шубина.

Однако есенинское воздействие сразу, с первых же публикаций Шубина, было преодолено.

Шубин вообще пропустил период эпигонства.

Влияние Есенина было скорей опосредованное – через трёх есенинских в самом широком смысле учеников: Ивана Приблудного, Бориса Корнилова и Павла Васильева.

Иван Приблудный (настоящее имя Яков Петрович Овчаренко) родился в 1905 году в Харьковской губернии, в малороссийской станице, успел застать Гражданскую и повоевать.

Борис Корнилов родился в 1907 году в нижегородском селе.

А Павел Васильев появился на свет в городке Семипалатинской губернии, в казахских степях, в 1910 году (по старому стилю – 23 декабря 1909 года).

Разница у всех троих с Шубиным – в возрасте и происхождении – совсем небольшая, но они первыми коснулись ставших ключевыми и для Шубина тем.

Гражданская война, стройки, эпоха свершений.

А также: полуголодная жизнь провинциальная – которая и горечью наделила, и стала великим даром – ведь до их появления из этих уголков в большую Россию, в её столицы не являлся ни один поэт.

А они явились! Ражие, яркие, все красивые, как на подбор. Цепкие, хвастливые, задорные.

Приблудный публиковался с 1923 года, первую книгу выпустил в 1926-м.

Корнилов начал публиковаться в том же 1923-м и первую книгу выпустил в 28-м.

Васильев публиковался в периодике с 1926-го. Несмотря на то что единственная его прижизненная книга вышла в 1934 году, с 1930-го он присутствовал на страницах самых престижнейших, «центровых» советских журналов и газет, явственно претендуя на звание первого поэта нового поколения.

Получалось в итоге, что к моменту, когда заявил о себе Шубин, каждый из них сначала пережил взлёт, а потом и падение, не всегда, впрочем, заметное для стороннего глаза – в том числе для студентов Герценовского института, которым никто, конечно же, не сообщал, что Васильева арестовали ещё в феврале 1937-го, Приблудного – в апреле того же года, а Корнилова – в ноябре.

Но стихи всех троих Шубин отлично знал, помнил наизусть, носил в сердце. О всех троих он был так или иначе наслышан.

Про Васильева и его хулиганские скандалы писали в центральных газетах.

Корнилов из нижегородской своей деревни в 1926 году приехал в Ленинград и славу приобрёл уже здесь. Шубин мог его видеть на поэтических вечерах и точно был знаком с его первой женой – поэтессой и красавицей Ольгой Берггольц: она публиковалась в журнале «Резец».

Приблудный тоже некоторое время жил и даже учился в Ленинграде, когда перевёлся из Высшего литературно-художественного института в Ленинградский университет – правда, это было задолго до приезда Шубина в город на Неве.

У Приблудного Шубин позаимствовал приём самоиронического отстранения. Когда лирический герой смотрит сам на себя со снисходительной улыбкой, как бы заранее понижая пафос. Тем же умением обладал, хоть и в меньшей степени, Корнилов, но у Приблудного этот приём возведён был в основной: тут, кажется, играло роль ещё и его малороссийское происхождение – сами эти, чуть дурашливые, интонации верхнедонскому Шубину, кстати, вполне себе прилично «размовлявшему», были изначально понятны.

Взгляните, к примеру, на эти вот стихи Шубина:

Это всё же как-то странно:

Кто же встанет утром рано,

Чтоб извлечь кусок штанины

В кипятильнике из крана?

Кто же, уподобясь гуннам,

Спляшет, нашего быстрее,

Перед идолом чугунным —

Вечнохладной батареей —

И, во сне увидев лето,

Свирепея на морозе,

До упада, до рассвета

Будет спорить о Спинозе?

Как смогу на свете жить я

Без такого общежитья!

(«Герценовцам», 1939)

И теперь сравните