Антология - Европейские поэты Возрождения Страница 79

Кадди:

Так Аргусовы очи дети славят,[333]И птица, распуская хвост, горда;Но за красу павлину никогдаНи зернышка в кормушку не прибавят.Что слово? Дым и тает без следа.Что слава? Ветр и к ветру путь направит.

Пирс:

Певец, оставь пустое шутовство,Душой из бренной воспари юдоли:Воспой героев, иже на престолеДелили с грозным Марсом торжество,И рыцарей, врага разивших в поле,Не запятнав доспеха своего.

И Муза, вольно простирая крылья,Обнимет ими Запад и Восток,Чтоб ты на гимн благой Элизе могНаправить вдохновенные усильяИль пел медведя,[334] что у милых ногДары свои слагает в изобилье.

Когда ж остынет гимнов жаркий звук,Ты воспоешь блаженство нежной ласкиИ будешь вторить мирной сельской пляскеИ прославлять хранительный досуг.Но знай, какие б ни избрал ты краски,Хвала Элизе и тебе, мой друг.

Кадди:

Да, я слыхал, что римлянин ВергилийБыл Меценатом к Августу введен:Для бранных песен вмиг оставил онСмиренный звук пастушеских идиллий.Поныне отражает небосклонНабат его легенд и грозных былей.

Увы, Октавиан давно почил,И Мецената прах оделся глиной:Не до́лжно ль быть сие певцам причинойВеликих славить, не жалея сил,Напоминать о доблести стариннойИ гнать забвенье от святых могил?

Но днесь к упадку мужество клонится,И просится геройство на покой,И рой пиитов жалких вразнобойТвердит ученым судьям небылицы,И разум иссыхает, как изгой,И солнце чести замкнуто в темницу.

И если твой, Поэзия, ростокОт корня старого пробьется снова,Ты потакаешь слуху сквернословаИ поощряешь низость и порок:Так в поисках признания земного,Не расцветая, вянет твой цветок.

Пирс:

О Муза, где пребыть тебе по чину?Когда ты не допущена к дворцу(А он тебе всех более к лицу),В служанки ты идешь к простолюдину.Взмахни крылами, вознесись к Творцу:В презренном мире нет тебе притину.

Кадди:

Ах, Пирс, не всякой Музе сей удел:Моей не хватит рвенья, и здоровья,И дара воспарять от многословья.Вот Колин[335] бы взлететь не оробел:Не будь он злою поражен любовью,То лебедем бы взвился и запел.

Пирс:

Глупец, не от любви ль его усердьеСтремиться дале звезд за горний свод,Не от любви ль он дерзко предпочтетВзирать с восторгом в зеркало бессмертья?Возвышенная страсть зовет в полет,И низкий ум парит над низкой твердью.

Кадди:

Куда там! Все как раз наоборот:Всевластная любовь певца тиранит,И силы гонит прочь, и ум туманит,И сякнет стих от горестных забот.Неволя вольной Музе крылья ранит.Немудрый ткач две ткани сразу ткет.

Тому, кто ищет славы лирным звоном,Свобода ради грозных слов нужнаС обильем яств и реками вина.Недаром Бахус дружит с Аполлоном:Когда в пирах мечта опьянена,Стихи бегут потоком оживленным.

Ах, Пирс, певцы поют не для забав:Не знаешь ты терзаний наших бурных.О, как сменить позор венцов мишурныхНа славный плющ и хмель старинных прав,Чтоб Муза гордо вышла на котурнах,Себе Беллону в спутницы избрав!

Увы! Нужда мешает песне звонкой:Угас, не разгоревшись, пламень мой.Хоть ты, мой друг, утешь певца зимойИ дай приют его свирели тонкой.

Пирс:

Когда стада придут с пастьбы домой,Получит Кадди лучшего ягненка.

Девиз Кадди:[336]

Agitante calescimus illo etc.[337]

Царица фей

Отрывки

Перевод А. Сергеева

«Она внимала повести скорбей…»

Она внимала повести скорбей,[338]Стараясь превозмочь свои печали,Но те от тщанья делались сильней,И любящее сердце разрывали,И угли страсти в пламень подсыпали;Чем чище и возвышенней мечта,Тем невозможней расставанье с ней.В очах померкнет мира красота,Когда в несчастье рыцарь Алого Креста.

Едва в груди страданье утолилось,Не в силах оставаться взаперти,Она в скитанья дальние пустиласьПо заданному карликом пути,Чтоб рыцаря любезного найтиЖивым иль мертвым; многие кручиныВ дождях и бурях должно ей снести.Так шла она чрез горы и стремнины,Блуждала по лесам и мерила равнины.

И вот ей повстречался наконецДостойный рыцарь с юношей-слугою.Как Фебов ослепительный венец,Он лил кругом сиянье неземное,Смущая взоры блещущей бронею.Закован в латы с головы до ног,Он был неуязвим на поле боя;Алмазный пояс стан его облег,Сверкая, как в ночи святых небес чертог.

Один алмаз меж прочих выделялсяКак средоточье чародейных сил,Он дивной девы профилем казался,Горел, как Геспер средь меньших светил,И слабый взгляд могуществом дивил;Он острый меч, оправленный ножнамиСлоновой кости, к поясу крепил;На рукояти золотое пламяЛизало перламутр витыми языками.

Надменный шлем лучился, позлащен;Его убранство ужас порождало;Вцепился в гребень золотой драконНесытыми когтями: на забралоСпадало ядом дышащее жало;И мнилось, пасть, пылая, пред собойСтоль яростные искры рассыпала,Что содрогнулся б тотчас всяк живой;А скользкая спина лоснилась чешуей.

Над гребнем и чудовищем крылатымКачался многоцветный конский хвост,Обрызганный внизу зерненым златомИ перлами увитый вперехлест;Так дерево с цветами ярче звездНа высотах зеленой Селинии,[339]Одно дерзнув подняться в полный рост,Приемлет ветры добрые и злыеИ пляшет круглый год, потворствуя стихии.

Округлый щит был кожами укрыт,Дабы случайно смертный робким глазомНе увидал разящий этот щит,Что был сплошным сверкающим алмазом;Верней защиты не отыщет разум,Затем что камень тверже, чем металл,Он ржу и силу отвергает разом;Он в жарких битвах копья притуплялИ мог крушить мечи о яростный кристалл.

Сей щит не выставлялся против правых,Но угрожал злокозненным сердцамИ укрощал чудовищ многоглавыхИль слал отважный вызов небесам,Где в зыбких высях солнечным лучамНе вырваться из облачного плена;Так златокудрый Феб изведал срам,Равно как среброликая Селена,Когда на ней волшба наводит пятна тлена.

Но щит не опасался колдовстваУжасного в заклятьях чародеяИль оборотня, чья душа мертва;Зане при взгляде на него, немея,Камнями становились лиходеи,А камни прахом, и от праха следМгновенно исчезал; и, цепенея,Глаза гордыни свой природный цветМеняли иль вовек не зрели белый свет.

Сей свод чудес достоин чистой веры,Затем что чудотворный исполинЯвлял их слишком многие примеры:То был славнейший из волхвов — Мерлин,Что щит и латы принцу мог одинСодеять для воинственной потехи;Когда ж скончался дивный властелин,Царица Фей взяла его доспехи:Кто хочет правду зреть, да узрит без помехи!

«Суровый ум, чье гордое призванье…»