Мария Петровых - Стихи Страница 47
- Категория: Поэзия, Драматургия / Поэзия
- Автор: Мария Петровых
- Год выпуска: неизвестен
- ISBN: нет данных
- Издательство: неизвестно
- Страниц: 62
- Добавлено: 2019-07-01 21:29:51
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних просмотр данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕН! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту pbn.book@yandex.ru для удаления материала
Мария Петровых - Стихи краткое содержание
Прочтите описание перед тем, как прочитать онлайн книгу «Мария Петровых - Стихи» бесплатно полную версию:ПЕТРОВЫХ, МАРИЯ СЕРГЕЕВНА (1908–1979) — поэт, переводчик.Родилась 13 (26) марта в Норском Посаде под Ярославлем. Первые стихи написала в 6 лет. Впоследствии отозвалась о своем раннем опыте: «Я восприняла это как чудо, и с тех пор все началось, и мне кажется, мое отношение к возникновению стихов с тех пор не изменилось». С 15 лет посещала собрания Союза поэтов в Ярославле. Окончила Высшие литературные курсы в Москве (одновременно с А.Тарковским). Поэзию М.Петровых высоко ценили А.Ахматова, О.Мандельштам, Б.Пастернак. О стихотворении Назначь мне свиданье на этом свете А.Ахматова отзывалась как о «шедевре лирики последних лет», «врожденный поэтический голос» отмечал у М.Петровых А.Тарковский. О.Мандельштам посвятил М.Петровых стихотворение Мастерица виноватых взоров. При жизни Петровых вышла единственная книга — Дальнее дерево (Ереван, 1968), изданная при участии армянского поэта Левона Мкртчяна. М.Петровых — мастер поэтического перевода. В ее переводах публиковалась еврейская, болгарская, литовская, польская поэзия. Но наиболее значительным трудом Петровых-переводчика стали переводы армянской поэзии: драматическая поэма Н.Зарьяна Ара Прекрасный, стихотворения С.Купутикян, М.Маркарян, Г.Сарьяна, О.Туманяна. Под редакцией Петровых в Ереване была выпущена книга Армянская классическая лирика, Книга скорби поэта-монаха Г.Нарекаци. В 1979, незадолго до смерти, М.Петровых получила премию Союза Писателей Армении имени Е.Чаренца. Совместно с Д.Самойловым, В.Звягинцевой вела семинар молодых переводчиков.В собственном творчестве М.Петровых выделяла три периода, в которые наиболее интенсивно писала стихи: начало 20–30-х годов (юношеские стихи), конец 30-х — начало 40-х (предвоенная и военная лирика), конец 60-х — начало 70-х годов. Создавая стихи периодами, Петровых мучительно переживала поэтическое молчание, что отразилось в частом обращении к теме «жестокого молчания», мук творчества. Молодым поэтам Петровых советовала «домолчаться до стихов»: Одно мне хочется сказать поэтам: / Умейте домолчаться до стихов. / Не пишется? Подумайте об этом, / Без оправданий, без обиняков, / Не дознаваясь до жестокой сути, / Жестокого молчанья своего, / О прямодушии не позабудьте, / И главное — не бойтесь ничего (Одно мне хочется сказать поэтам…). Размышления о рождении слова из хаоса, отчаяния, погружения во тьму отразились в стихотворениях В минуту отчаянья, Пустыня — замело следы….«Ни цветаевской ярости, ни ахматовской кротости», — характеризовала свой поэтический путь М.Петровых. Поэзия Петровых лишена страстного напора, лирической безмерности, свойственной творчеству Цветаевой, — в то же время она не склоняется к намеренно приглушенной, державно-величественной интонации Ахматовой. Петровых вырабатывает собственную манеру, в которой тематическая скудость сочетается с предельной точностью, графическим изяществом поэтического рисунка. В литературе Петровых прежде всего ценила лаконизм, отточенность формы, верность слова: «Дорожу в литературе лаконизмом, гармонией, скрытым огнем».Поэзия Петровых обращена к тайнам душевной жизни, ее многообразным регистрам. Основные мотивы ее лирики — путь души, поиск правды, неминуемость судьбы, «злая невзгода», выпавшая на долю предвоенного и военного поколения. Уже в ранних стихах Петровых предчувствует особость своей судьбы, невозможность «пройти наизусть»: Жизнь моя, где же наша дорога? / Ты не из тех, что идут наизусть. В диалог с жизнью, с судьбой вплетается признание творческой муки сладчайшей отрадой жизни (Стихов ты хочешь. Вот тебе). Среди стихотворений 20–30-х годов много обращений к дочери, проникнутых нежностью и теплотой женственности. В начале 30-х годов Петровых посещает дачу М.Волошина в Коктебеле, с благодарностью воспевая коктебельское раздолье в стихотворениях Мне вспоминается Бахчисарай, Нет, не поеду я туда. В поэме Карадаг Коктебель предстает краем вдохновения и покоя, «пленительной землей», «адораем» — смешением ада и рая, сохранившим отпечатки древней борьбы стихий.Поэзия 30–40-х годов выразила боль трагедии: сталинский террор, потери военного времени. В 1937, сразу после рождения дочери, был репрессирован и приговорен к 5 годам лагерей муж Петровых библиограф и музыкант В.Д.Гловачев, в 1942 он скончается в лагере. Петровых пишет о 30-х годах как о времени «безвинной неволи», называет тюрьму «проклятьем родины», затмевающим ужасы сумасшедших домов и стихийных бедствий (Есть много страшного на свете…). Вместе с тем, стихотворения Петровых этого периода вынесены за скобки времени: о сталинских лагерях поэт говорит как о неволе вообще, война с фашистской Германией предстает в обобщенном образе «злого бедствия», пронзающего болью человеческое сердце. За подобной отвлеченностью — не только жестокая необходимость умолчания, но и библейская обобщенность, всечеловечность описанной трагедии. Среди стихотворений Петровых военных лет наиболее известны: Севастополь 42, Чистополь, Я думала, что ненависть — огонь, Проснешься ли, уснешь — война, война…, Апрель 42. Война в определении Петровых — «тоска, тоска», «спутник угрюмый», «проклятье». Мысли об «осиротевших берегах» родины, опустошении, произведенном войной, сопровождаются неотвязной болью, душевными муками. Не давая изображения кровавых сражений, жестокостей войны, Петровых передает внутреннее страдание, «злую боль» лишений и потерь. В годы войны Петровых оказалась в эвакуации в Чистополе, где ее соседом и близким другом стал Б.Пастернак. В восприятии Петровых, как и в восприятии многих ее современников, в том числе Б.Пастернака, война — еще и очистительный период, «освобождающая война», с которой связаны не только страдания, но и надежды на возрождение России. «Это было трагическое и замечательное время. Это было время необычайной душевной сплоченности и единства. Все разделяющее исчезло. Это было время глубокого внимания друг к другу», — свидетельствовала М.Петровых в записных книжках. Одухотворенная надеждой печаль — таково основное настроение лирики Петровых военных лет.Метафоры Петровых точно и тонко передают душевные движения, неожиданно и глубоко раскрывают такие понятия, как судьба, ненависть, ложь, правда… Так в стихотворении Дальнее дерево, говоря о смятении, душевной смуте, поэт использует образ сходящего с ума, дрожащего в безветренную погоду дерева. Тема неминуемой судьбы, неизбежности участи блистательно выражена в почти афористичном по форме стихотворении 1943 Говорят, от судьбы не уйдешь…, в котором преобразуется расхожий поэтический сюжет единственности дороги, ведущей к судьбе: у Петровых к судьбе ведет не одна, а все дороги. Не менее сложным предстает в поэзии Петровых такое понятие как ненависть: Я думала, что ненависть — огонь, / Сухое быстродышащее пламя / И что помчит меня безумный конь / Почти летя, почти под облаками, / Но ненависть — пустыня… (Я думала, что ненависть — огонь…).В 60–70-е годы Петровых переживает взлет поэтического дарования. Ее поэзия обращена к трагической судьбе одаренной личности, роковым минутам отечества, горечи потерь. Много стихотворений этого периода посвящено А.Ахматовой, Б.Пастернаку, О.Мандельштаму (День изо дня, из года в год… Ахматовой и Пастернака…). В начале 60-х годов Петровых пишет стихотворение Плач китежанки, в котором оплакивает гибель «ненаглядного Китежа» в годину «злых невзгод». Вслед за А.Ахматовой, оплакавшей безвременный уход современников, Петровых скорбит о гибели истинной России в мутных водах кромешного времени и, в то же время, поет чистоту, неподвластность «златоглавого Китежа» злым силам, азиатскому мороку насилия и деспотизма.Талант Петровых проявился в оживлении, обогащении элементарных категорий душевной жизни: ненависть, нежность, правда… Поэзия Петровых, тематически небогатая, лишенная изощренности, возвращала к библейской простоте понятий, усложненных, а то и вовсе сброшенных со счетов культурой Серебряного века. В лирике Петровых обновилась выразительность многих образов: стихии — «влюбленные в человека силы», ненависть — пустыня, поэт — затворник «неприютной норы», в которой лишь «корма и вода, и созвездий полночное чудо». А.Тарковский называл тайной поэзии Петровых тайну «обогащенного слова»: «На первый взгляд, язык поэзии Марии Петровых — обычный литературный русский язык. Делает его чудом в ряду большой нашей поэзии способность к особому словосочетанию, свободному от чьих бы то ни было влияний. У нее слова загораются одно от другого, соседнего, и свету их нет конца».В стихотворении 1958 Петровых писала о «сложной правде» и «простой лжи»: Какая во лжи простота / Как с нею легко / А правда совсем не проста / Она далеко. Принцип «сложной правды» в полной мере реализуется в поэзии Петровых, насыщающей интенсивным смыслом обиходные понятия.Умерла М. Петровых 1 июля 1979 в Москве.
Мария Петровых - Стихи читать онлайн бесплатно
Из польской поэзии
Болеслав Лесьмян
(1877–1937)
ЗИМНЯЯ НОЧЬ
Мерцаньем звезднымСнега полны.В кольце морозномРога луны.
Снежинки с лёту —Одна к одной —Берут в тенётаПростор степной.
Им любо прядатьВ немой содом,Заборы прятатьВо мхе седом.
Им только вниз быВсем блеском тьмыВрываться в избы:«А вот и мы!»
Покинув зимнийНадземный мир,Врываться в дымныйХмельной трактир.
Метель кружится,И нет дорог.Чуть золотитсяРаспятый Бог.
В слепом усердьеСнега — вразброс,И сад в предсмертье —Без лоз, без роз!
В гордыне странной,Глушащей стон,Сквозь тьму бурьянаИдет мой сон…
НА СОЛНЦЕ
Дыша покоем дня,Недвижен пруд зеленый.Свисает хмель с плетня,Иссохший, пропыленный.
Средь лужи, в колеях, —Отображенья тына,Гусиной шеи взмах,Березы половина.
Во всю длину забор,Дневным лучом разъятый,На ближний косогорЛег тенью полосатой.
Я лажу частокол,Я веять жито буду.Я в этот мир пришелИ не стремлюсь отсюда!..
ПЕРВЫЙ ДОЖДЬ
Первая, жужжа, проснулась муха,Первый лист пробился, осмелев,Первый дождь мне барабанит в ухоПогромыхивающий напев.
Грохотанье выдоха и вдоха…Кто поймет, — где взялся звук такой?Ливень, расплясавшийся под грохот,Бьется оземь плещущей башкой.
Но уже стихает плескот пенный,В небе — отзвук грома меж зарниц,А в разрывах тучи — даль вселенной,Нету ей пределов, нет границ.
Солнце, раздробись на мокрых стеклах,Золотится нивой на полу,Отраженья окон в стенах блеклых,Множась, бродят от угла к углу.
Кто-то в сад толкнул калитку резко,С треском рухнула она средь трав.Чью-то руку утром, полным блеска,Я благословляю, не узнав.
«В этом душном малиннике, тесном, высоком»
В этом душном малиннике, тесном, высоком,Скрылись мы ото всех, забрались в сердцевинуИ срываем поспевшую за ночь малину.Рдеют пальцы твои, орошенные соком.
Гневный шмель разгуделся, пугая травинки,Хворый лист, весь в нарывах, на солнышко вылез,В паутинных лохмотьях алмазы искрилисьИ какой-то жучок скрылся, пятясь на спинке.
Все стихало мгновенно в зеленом заслоне,Лишь когда я с ладони твоей обагреннойБрал малину губами, вдыхая влюбленноЗапах ягод сквозь благоуханье ладони.
Первой ласки посредницею молчаливойОказалась малина, — той ласки без слова,Что, собой изумясь, хочет снова и сноваПовторяться бессчетно, себе лишь на диво.
И в одно из мгновений, всех прочих всевластней,Ты ко лбу моему прикоснулась губами,Я схватил твои руки, и ты предалась мне,А малинник был всюду — вкруг нас и над нами.
СОЛДАТ
Воротился служивый из похода весною —Колченогий, недужный, с перебитой спиною.
Был он пулями злыми исхлестан, простеган,Не ходил он иначе как только с подскоком.
Стал потешником горя, скоморохом недоли,Забавлял мимо шедших каждым вывертом боли,
И страданий притопом, и печалей приплясом,И замедленной муки лихим выкрутасом.
Дотащился до дому: «Эй, проваливай живо.Не работник ты в поле, хоть и скачешь ретиво!»
Он добрался до кума, что в костеле звонарил,Тот узнать не подумал, было чуть не ударил.
Постучался он к милой, а та рассмеяласьИ плечами и грудью, хохоча, сотрясалась.
«Как в постели с калекой танцевать мне до смерти?Лишь на треть человека, а прыжков на две трети!
Мне твои переплясы не милы, не любы,На усах твоих жестких не уснут мои губы!
За тобой не угнаться, скачешь к самому небу!Уходи куда знаешь, не кляни и не требуй!»
Вдаль пошел по дороге и пришел он к распятью:«Иисус деревянный, не возьму я в понятье. —
Чьей рукой, точно на смех, ты вытесан, Боже?Красоты пожалели и дерева тоже.
Кто тесал твои ноги, безумец незрячий?Ходишь, видно, вприскочку, не можешь иначе.
Ты такой никудышный, такой колченогий, —Мне товарищем добрым ты был бы в дороге».
Слыша это, распятый на землю спустился.Тот, кто вытесал бога, знать, рассудка решился:
Руки — левые обе, ноги — правые обе.…Как ходить, Иисусе, при твоем кривостопье?
«Я из хворой сосенки, но хожу я не худо,Вечность пехом пройду я, недалеко дотуда.
Мы пойдем неразлучно единой дорогой —Что-то от человека и что-то от Бога.
Можно горем делиться, мы разделим увечье,Изубожены оба рукой человечьей.
Подопрешь меня телом, а тебя я сосною.Пусть вершится, что должно, над тобою и мною!»
Взявшись за руки крепко, пошли без промешкиТо неспешным подскоком, то хромою пробежкой.
Сколько времени длилось пребыванье в дороге?Где часы, что отмерят безмерные сроки?
Дни сменялись ночами, исчезая в безвестье,Миновало бесполье, безречье, безлесье,
Вдруг нагрянула буря, все во мраке пропало,И ни проблеска солнца, ни звездочки малой…
Кто там, ночью идущий по вьюжным наметам,Так божественеет, человечнеет — кто там?
Два господних калеки, два миляги — вот кто это,Шли какой-то припляскою в мир не какой-то.
И один шел в веселье, другой в беспечалье —Возлюбили друг друга и счастливы стали.
Ковыляли на пару, плелись как попало,И никто не постигнет — что в них так ковыляло?
Колтыхали вприскочку, нескладно, нелепо,И вот доскакали до самого неба!
ВЕЧЕРОМ
Уже темнело, темнело,Заря в лесу догорела,Дневной остывает жар.Спускались мы тропкой длиннойВ повитый туманом яр,Заросший калиной.
Из дали идет, из далиТот мрак, где цветы пропали.Чуть дышит сонная цветь.Коснулась ты, как в испуге,Руки моей, чтоб согретьОзябшие руки.
С нежностью, нежностью тайнойГлядим в этот мрак бескрайный.Двоих забредших впотьмахВ осенних полей безбрежностьНе сблизят ни скорбь, ни страх, —Одна только нежность!
ВО СНЕ
Ты в странном сне меня звалаС собой во мрак небесный.Мы вместе мчимся. Мгла и мгла.Бог, темнота и бездны.
Летим в верховья темноты,Пронзенной молний светом.«Я только сон твой, — шепчешь ты, —Не забывай об этом!..»
Забуду ль!.. Мчимся в вышинеДо неизвестной меты.О, как ты худо снишься мне!Моя живая, где ты?
ЗАКЛЯТЬЕ
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
