Георгий Голохвастов - Гибель Атлантиды: Стихотворения. Поэма Страница 37

Глава тринадцатая

Опять грохочут засовы решетки.Раскрылись снова ворота во двор,И вышел с гимном ликующим хор.За ним, крича, сотрясая трещотки,Резвясь, бежала гурьбой детвора.А следом, в сонме служителей Ра,Шел бык священный. Дородный красавецСтупал неспешно, как сам Жизнедавец,Во плоти смертной сошедший с небес;Свободно тела неслыханный весНесли сухие и сильные нош,Легко шагая в пушистой пыли:

Он был прекрасен, блистательнорогийЛюбимый сын плодоносной земли.

В отливах белой лоснящейся шерстиСветились солнца живые лучи;Струи дыханья из влажных отверстийНоздрей широких вились, горячи,Как пламень жизни божественной в персти.

И вдруг воскресли при реве быкаПросторы пастбищ, где воля дика,И тяжкий топот рогатых чудовищ,Их гнев в плену звероловных становищ,И в сердце зверя глухая тоска,И страсть в призывах ее первобытных…Толпа рванулась. В глазах любопытныхУ всех блеснул ожиданья огонь;Всплеснули руки ладонь о ладонь,В волненьи люди срываются с места,Несется говор в рядах наверху.

И с левой башни спустилась невестаПри встречном гимне к быку-жениху.

Да славится бык,Жених светоносный!Бессилен языкЧеловеческий косныйВосславить владыку владык!

На цитрах, на плачущей флейтеВоспойте быка;Гирлянды живые завейте:Быку — дыханье венкаИз роз, что приносят нам весны!

И ладан росныйКурите быку,И пойте, в пляске кружась на скаку:Жених богоносный,Владыка владык,Да славится бык!

Быку, живому прообразу бога,Прием почетный и шумный готов.Курений дымом клубится дорога,И путь весь устлан ковром из цветов;Быку мужчины приветственно машут;У женщин щеки пылают огнем,Смеются дети беспечно и пляшут,Кидая листья зеленым дождем.

А он, могучий, идет благодушно,Лишь глазом влажным косясь на толпу,И, тяжкий рядом с соседкой воздушной,Себе в цветах проминает тропу:Двойным копытом безжалостно смятаКраса тюльпанов и царственных роз,Душистый вереск, и свежая мята,И сочный лист перевивчатых лоз.

Как утро, рдея в стыдливом пожаре,Невеста-дева, столь хрупкая в пареС быком-гигантом, смущенно идет;А стрелы солнца, в отвесном ударе,Пронзают светом прозрачный налетФаты венчальной; и там, в серебристомТумане легком, как в облаке чистом,Мерцает тело, запретный цветок,В саду священном от пчел защищенныйИ чуть румянцем живым позлащенный,Когда поутру алеет восток.

Чета весь цирк обогнула по кругу.Толпа триумфом встречала вездеБыка-красавца и деву-подругу.Но зоркий глаз мой читал кое-гдеСоблазна знаки — то в ласковом взгляде,То в беглой краске зардевшихся щек:Плотские очи в священном обрядеУмели пить сладострастья намек;И облик девы в сквозящем нарядеМужей прельщеньем томительным влек,А в сердце жен зажигал огонекИзбыток силы в прекрасном животном;Тогда во взоре, дотоль беззаботном,Змеился вспышкой предательский грехСжимались руки, горячечный спехСближал любовно соседа с соседкой,И, в явной жажде грядущих утехСтруилась похоть усладою едкой.

К небу распахнута дверь:Светится благость отеческая!Радуйся, чистая дщерьЧеловеческая!Дева, невеста быка,Доля твоя высока!

Ты — насыщенная завязьБлагодатного плода,Где божественное, сплавясь,Слито с тленным без следа:

Бог, и люди, и природа,Всё — одно, и жизнь — одна,От лазури небосводаДо глубин морского дна.

Звучала песнь, как молитва благая,Будил надежды ликующий хор.К невесте девы сошлись, помогаяТеперь ей сбросить венчальный убор.

Нагой предстала она пред народом…Смятенье… давка среди тесноты…Дождем на солнце мелькают цветы…Смеясь, подруги идут хороводомВокруг невесты, в нее мимоходомБросая горсти пшена и овса;Как в каплях ливня, отлив позолотыДрожит на зернах, предвестьем щедроты,И миру счастье сулят голоса:

Коль взрыта земля, переполота,И семя томится в гряде, —Ценнее червонного золотаНебесная влага в дожде.

В примету мы веруем — в тайную:Мы сеем зерно и несем Земле —благодать урожайную,А людям — удачу во всем.

Но стих последний мистический танец,И гимн последний приветственный спет.Невеста грезит; алеет румянец,В глазах глубоких — мечтательный свет…

Жрецы подходят к ней справа и слева:Пора раскрыть сокровенный завет!И в жертву небу приносится дева.Любовной данью быку на хребетЕе кладут, исполняя обетВ защиту мира от древнего гнева.

Склонилась дева на мощной спине,Как в мягкий бархат коврового ложа,И с шерстью, снежной в ее белизне,Победно спорит атласная кожа,Да блещет отсвет кудрей, как в снопеОтливом бронзы сверкает солома.Вновь грянул крик восхищенья в толпе;И слился с ним рокотанием громаБыка протяжный и радостный рев,Призыв задорный весенних боев.

Пока свершался обряд передачиСупруги-девы супругу-быку,Из далей ветер повеял горячий;Он пыль столбом закрутил по песку,Пахнув дыханьем бескрайних просторов,Где сочны травы и влажны луга;И вдруг бывалый порывистый норовВ быке проснулся: закинув рога,Грудного рева бросая раскаты,Стоял опять он, как страж и вожатый,Хранящий стада спокойный ночлег,Стоял прекрасный, и страшный, и гордый,Ноздрями смело приподнятой мордыВпивая ласку навеянных нег.

Как будто гулом несущейся буриНаполнен воздух: волнует исходВенчальной тайны. Бушует народ.Бессмертный Диск по небесной лазури,Слегка склоняясь в пути на заход,Плывет за дымкой дневных испарений.А бык, в наплыве кадильных курений,Подобных зыби кочующих волн,Скользит, весь светлый, как царственный челнВладыки Мира — по небу… И точноВ оживший миф претворяется явь!Лучится бык белизною молочнойСквозь дым, нависший и, чудится, вплавьСтремится с ношей своей непорочнойК вратам, раскрытым на грани восточной:Так Ра воскресший грядет из-за вод,Свершая утром урочный восход.

Жрецы, с молитвой напутственной, следомИдут за новой чудесной четой,И грезам веры не кажутся бредомСлова обетов в их песне простой:

Возрадуйтесь, люди! Связали вас клятвыС душою природы по слову веков!Плодов изобилье, и щедрые жатвы,И рек полноводных богатый улов,

И стад млеконосных нескудное вымя,И мед золотистый в дупле вековом, —Все даст вам природа родная во имяЕдинства чрез брак вашей девы с быком.

Осыплет вас Небо в своей благостынеДарами удач и здоровья, как встарь…Возрадуйтесь, люди! Таинственно нынеЕдины творец, и творенье, и тварь!

Окончен праздник. Затихла арена;Людского моря отхлынул отлив;Толпа распалась, растаяв, как пена.Над тихим цирком пилон молчалив.

Но с кровли левой умолкнувшей башни,Где место мне отводил ритуал,Я долго-долго душой обнималЛеса, и рощи, и жирные пашни,И вкруг селений счастливых сады;И видел всюду довольства следы,Во всем уют благосклонный, домашний.И, глядя в синий небесный шатер,С мольбой над миром я руки простер:

«Незримый в Диске! Храни под эгидойСвоею Остров и город отцов,Да мир благой над родной Атлантидой,Как ныне, будет во веки веков!»

Глава четырнадцатая