Анна Присманова - Туманное Звено. Стихотворения Страница 35

ДУНЯ

Когда не любишь Евдокиюи не стремишь ко ней мечтыи спросит кто-нибудь:какие испытываешь чувства ты?

немедленно и откровенноответствуй: О она светла,ее люблю до крови венной,до слез, до смерти и дотла. —

Когда же страстью воспаленныйты изнывал и даже чахи плачешь ты на грядке ленной,на огородах, на бахчах –

непроницательный наперсниктебя конечно вопросит:скажи по правде, тезка-сверстник,ты любишь дыню, горе-Сид? —

тогда уверенно и звонковдруг смехом грянешь, смехом вдруг:Овдотью? — отопрешься: вон-ка!Да ты в уме ли? — Вон из рук.

СОЛДАТЫ

Ох солдаты днями и ночамилишены привета и женыа мешки за трудными плечамибеспардонно перегружены.

Много легче подвиг офицерский:налегке шагает господин.Все ж от раны полевой и зверскойне упрятан честный ни один.

Но бывает отдых в душных маршахна путях маневров и войныи солдаты по команде старшихзакурить, оправиться вольны.

Или – исторические даты –приступом берутся поезда,по домам расходятся солдаты,на балконах флаги в городах;

и расставшись с аккуратной скаткойи шинель надевши в рукавас Пенелопой свидится – солдаткой –демобилизованный Иван.

И не так ли в платьице кисейномофицерова невеста ждет.Он вернется — звоном карусельныммузыкальный ящичек пойдет.

Пусть раздастся тонок и нахаленголос канареечный (поют!)чтоб семейственно-патриархаленстал возобновившийся приют.

Уцелевшим в действиях убойныхтрижды вожделенны очаги.Помяни безвременно-покойныхи о них не плакать не моги.

ХИРОМАНТИЯ

Небрежно ли, нарядно ли одеты,в мундир или в халат облечены —мы неизбежно мечены поэтыхолмом Венеры и холмом Луны.

И неосуществимо мы мечтаемо том что радостно и далеко;так умираем и безбрежно таеми Изабелин нюхаем платок.

Нам странен инженеров белокурыхуверенный несокрушимый глазчто речь помещика о пестрых курахдля тех кто был в деревне много раз.

Иным – Юпитер, покровитель гордых:заведует завидной их судьбой,селит пред ними страх в покорных ордахблестящий царь Юпитер громобой.

Другим Сатурн приносит груды денег,премягко устилает их стези,у них пророс цветами грубый веника наш без листьев как ни егози.

Они венцом венок обрящут каждыйа нам несчастным грустно нет травы,волшебный ключ владеет ихней жаждой,для нас пребудут высохшие рвы.

А Аполлон с противной старой лиройотнюдь не наш, он музыкантам отц.Они форсят пред Кирой или Ирой,они играют очень много нот.

А торгаша Меркурий быстроглазыймизинцем под конечно приютит.Что ж в этой жнини надо быть пролазойи хорошо тому кто Китыч Тит.

Тебе же, Марс, поклон без мысли задней,твой низок лоб но вот пряма спина,кто скажет хам что мир войны поваднейтого ногою следует пинать…

Но нам поэтам эти горки чужды,для нас горбы Венеры и Луны.Не по его делом и коемуждопрогулки, льды и судьбы возданы.

ПЕСОК

Хотя невеста на вокзалев буфете так была бедначто некоторые казали:смотрите как она бледна! –

и в коридорчике вагонномлобзая губы, руки жмявсе унывала пред прогоном:скажи, ты не забудешь мя?

свисток безапелляционный,путь полотняный и песок.Тоски последней станционнойзасыпаны и ток и сок.

Ты видишь маленькие кровылюден, живущих по краям,и пропитание коровы,и лошадей у края ям.

Шаг паровозный, шум тревожныйпо брегу рек (и Ок и Кам)а также славный мелкодрожныйлесок пришпальный по бокам.

Железным и дорожным свистомначальник рявкнул; вам ползти. –И ты повенчан с машинистом.Крути, Гаврила! Нам пора.

НАДЕЖДА

Для смертного ужасней часа неткак одинокий час преднощный.Все умерло кругом, погаснул свет,гул улицы затихнул мощный.

Лишь он один еще живет,но сон его придавит полновеснои может быть уж не очнетсяон для завтрашней юдоли тесной.

Ребенок плачет перед сном,затем что круга не осознаваяуйти боится из привычных стенв ночную неизвестность рая.

И только материнская рукабоящегося безопасит.Рок отступает от земли, покаосуществляется причастье.

Так смертному скитаться по ночам,и в круге предопределенномсмерть предстает испуганным очамбессонницами воспаленным.

Но есть спасение судьбе земнойподверженной ночным тревогампред наступлением судьбы инойгрозящей за ночным порогом:

отвергнут рок, и одинокий страхсражен любовью сопричастной.Рука в руке. Душа о двух сердцахвстречает ночь с улыбкой ясной.

ОБЪЯСНЕНИЕ

Не понимаешь, ты не понимаешьлесов и слов и сот и воркотни,закутываешься и поднимаешьзадумывающийся воротник.

А силы что? я говорю про силыкоторые присущи Богу сил.Ты уходила, ноги уносилакак вечный спич герой произносил.

Прости, прости когда сухой метельювсесильные поля запружены.Ты будешь виноградом пли елью.Любви глаза женой загружены.

Запряжены стальные молотилки,запряжены презренные стихи.Меня знобит на небольшой подстилке,отставку подразумевает стих.

Меня знобит и может быть последний,последний раз перед тобой валюсь;внимай призыв, неточный но последний:последний раз перед тобой валюсь.

Знать не хочу и ничего не знаюно ничего и ты не знаешь, ты;покорный воск на потолок роняетмои следы без всякой красоты.

ЛЕКИ

Но вежливые фаталистыне млеко пьют и не вино.Неимоверной силой истойспокойствие душе дано.

Потом скажу об этом млеке,вине об этом я скажу.Пусть, жидкости, вы оба лекино отдыха не нахожу.

Пусть мера есть долготерпеньюно меры нет любви, любви.Ее не злом, ее не сеньюда и никак не назови.

Я говорю с моей судьбоюнаедине, опять, опять.Я говорил с самим собоюразов пожалуй тридцать пять.

В руке с четырехстопным ямбом,в груди с огнем, но без грехаприближусь я к жестоким дамбамвовек не лгущего стиха.

Какие строки или знакимою любовь избороздят,каких полей какие злакипризнание изобразят?

Так молоко хотя оставитслед на губах как у детей,вино хотя труды заставитвеликих множеством затей –

долой, мои воспоминанья!Тебя, судьба, одну тебялюблю которой нет названья,которую умру любя.

ЛУНА

Стисни губы, воин честный,сердце верой ополча.

На равнине крайней славыпод светилом ясных дней жгиДиане среброглавой,празднуй деве, знай о ней.

Только стройной хоть жестокойпредоставь любовь свою,льва руки и птицу оказа нее сложи в бою.

Лейся лейся надо гробомсамовольная лунас белым белым гардеробом,с волосами изо льна.

Иль над легшим станьте лестнодва Астартиных меча.

МАЯК