Игорь Северянин - Том 1. Громокипящий кубок Страница 24

Ивановка

Охотничий дворец.

II. Лунные тени

Прелюдия («Лунные тени — тени печали…»)

Лунные тени — тени печали —Бродят бесшумной стопой.В черном как горе земли покрывалеПризрачной робкой тропой.

Многих любовно и нежно качали,Чутко давали отсвет…Лунные тени, тени печали,Мой повторят силуэт!

Сонет («Я полюбил ее зимою…»)

Я полюбил ее зимоюИ розы сеял на снегуПод чернолесья бахромоюНа запустевшем берегу.

Луна полярная, над тьмоюВсходя, гнала седую мгу.Встречаясь с ведьмою хромою,Цоднявшей снежную пургу,

И слушая, как стонет вьюга,Стонала бедная подруга,Как беззащитная газель,

И слушал я, исполнен гнева,Как выла зимняя метельО смерти зимнего посева.

Мыза Ивановка

Из Сюлли-Прюдома

«Ne jamais la voir, ni l'entendre»

Мне никогда не видеть, не слыхатьИ не назвать ее мне никогда.Но верным быть, ее любовно ждать.  Любить ее — всегда!

К ней руки простирать, молить, дрожатьИ их сомкнуть без цели… Не беда:Ведь снова к ней, ведь снова продолжать  Любить ее всегда!

Ах, только бы надеяться, мечтатьИ в этих слезах таять, как вода…Как радостно мне слезы проливать,  Любить ее всегда!

Мне никогда не видеть, не слыхатьИ не назвать ее мне никогда,Но звать ее, ее благословлять,  Любить ее — всегда.

Триолет

Ты мне желанна, как морю — буря,Тебе я дорог, как буре — штиль.  Нас любит море… И, каламбуряС пурпурным небом: «как морю — буря,  Она желанна», — на сотни мильРокочут волны, хребты пурпуряЗарей вечерней: «как морю — буря…  …Как буре — штиль…»

Саронская фантазия

Посвящается Грааль-Арельскому

Царица я народам мне подвластным,

Но ты, дитя, зови меня — Балькис

Давно когда-то; быть может, это в мифе;Где померанец, и пальма, и лимон, —К царице Савской, к прекрасной Суламифи,Пришел забыться премудрый Соломон.

Пришел нежданно, пришел от пышных кляуз,Устав от царства, почести и песка, —Чтоб в белогрудье запрятать ум, как страус,Чтоб выпить губы — два алых лепестка.

Июлил вечер, мечтая звезды высечь…«Нарцисс Сарона» прилег под кипарис…И та, которой дано имен сто тысяч,Все променяла на арфное — Балькис.

27 августа 1912

Двадцать седьмое августа; семь летСо дня кончины Лохвицкой; седьмаяПриходит осень, вкрадчиво внимаяМоей тоске: старуха в желтый пледЗакутана, но вздрагивает зябко.Огрязнены дороги, но дождейНеделя — нет. Девчонка-косолапкаНа солнышке искомкалась. Желтей,Румяней лист: земля заосенела.Коровница — в мелодиях Фанелла —На цитре струны щупает. ОнаТак молода, и хочется ей звуков;Каких — не все равно ли? Убаюкав«Игрою» кур, взгрустила — и бледна.На зелени лужка белеет чепчик:Опять княгиня яблоки мне шлет,И горничная Катя — алодевчик —Торопится лужайку напролет…

Веймарн, мыза Пустомержа

Морская памятка

Сколько тайной печали, пустоты и безнадежьяВ нарастающем море, прибегающем ко мне,В тишине симфоничной, в малахитовом изнежье,Мне целующем ноги в блекло-шумной тишине.

Только здесь, у прибоя, заглушающего птичьеНезатейное пенье, озаряющее лес,Познаю, просветленный, преимущество величьяЗемноводной пучины над пучиною небес…

1912 авг. Эстляндия

Иеве, деревня Тойла

Вне

Ивану Лукашу

Под гульливые взвизги салазокСядем, детка моя, на скамью.Олазурь незабудками глазокОбнищавшую душу мою!

Пусть я жизненным опытом старше, —Научи меня жить, научи! —Под шаблонно-красивые марши,Под печально смешные лучи.

Заглушите мой вопль, кирасиры!Я — в сумбуре расплывшихся зорь…Восприятия хмуры и сиры…Олазорь же меня, олазорь!

Я доверьем твоим не играю.Мой порок, дорогая, глубок.Голубок, я тебе доверяю,Научи меня жить, голубок!

Не смотрите на нас, конькобежцы:Нашу скорбь вы сочтете за шарж,Веселитесь, друг друга потешьтеПод лубочно-раскрашенный марш.

Нам за вашей веселостью шалойНе угнаться с протезным бичом…Мы с печалью, как мир, обветшалой,Крепко дружим, но вы-то при чем?

Мы для вас — посторонние люди,И у нас с вами общее — рознь:Мы в мелодиях смутных прелюдий,Ваши песни — запетая кознь.

Мы — вне вас, мы одни, мы устали…Что вам надо у нашей скамьи?Так скользите же мимо на стали,Стальносердные братья мои!..

Замужница

Е.Я.

Исстражденный, хочу одевить,Замужница, твои черты:Не виденная мною девятьОсенних лет, ты — снова ты!

Смеющаяся в отстраданьи,Утихшая — … июнь в саду… —Растративши дары и дани,Пристулила в седьмом ряду.

Я солнечник и лью с эстрадыНа публику лучи поэз.Ты, слушая, безгрезно рада(Будь проклята приставка «без»!)

Но может быть, мое явленье,Не нужное тебе совсем,Отторгнуло тебя от лени,Пьянительней моих поэм?

Напомнило, что блеклых девятьОсенних лет твои чертыСуровеют, что их одевитьВ отчаяньи не можешь ты…

1912. Ночь под Рождество

Портниха

Ты приходишь утомленная, невеселая, угаслая,И сидишь в изнеможении, без желаний и без слов…Развернешь газету — хмуришься, от себя ее отбрасывая;Тут уже не до политики! тут уже не до балов!

Светлый день ты проработала над капотом мессалиновым(Вот ирония! — для женщины из разряда «мессалин»!).Ах, не раз усмешка едкая по губам твоим малиновымПробегала при заказчице, идеал которой — «блин»…

В мастерской — от вздорных девочек — шум такой же, как на митинге,Голова болит и кружится от болтливых мастериц…Не мечтать тебе, голубушка, о валькириях, о викинге:Наработаешься за день-то, к вечеру — не до цариц!

1912

Будь спокойна

Будь спокойна, моя деликатная,Робко любящая и любимая:Ты ведь осень моя ароматная,Нежно-грустная, необходимая…

Лишь в тебе нахожу исцелениеДля души моей обезвопросеннойИ весною своею осеннеюПриникаю к твоей вешней осени…

1912. Июль. День Игоря.

Ст. Елизаветино, село Дылицы

Моя улыбка

Моя улыбка слезы любит,Тогда лишь искренна она,Тогда лишь взор она голубит —И в душу просится до дна.

Моей улыбке смех обиден,Она печалью хороша.И если луч ее не виден,Во мне обижена душа.

Мыза Ивановка

Звезды

Бессонной ночью с шампанским чашиМы поднимали и пели тостыЗа жизни счастье, за счастье наше.  Сияли звезды.

Вино шипело, вино играло.Пылали взоры и были жарки.— Идеи наши, — ты вдруг сказала, —  Как звезды — ярки!

Полились слезы, восторга слезы…Минуты счастья! я вижу вас ли?Запело утро. Сверкнули грезы.  А звезды… гасли.

1907