Павел Антокольский - Стихотворения и поэмы Страница 21

41. ПРИБЛИЖАЕТСЯ ВРЕМЯ

Приближается время осенних пиров,Учащенное сердцебиением встреч,Отягченное всяким добром до краев.О, бессонница! Только бы мне подстеречьПервый приступ!                         Я выдумки литературПозабыл бы и снова собрал для нее,Поднял на ноги ночь. Начинается штурм.Наконец начинается время мое!

Это в грохоте республиканских камнейНачинается время стихов и любви.Это поезд летит. Это где-то ко мнеПротянула ты добрые руки свои.

О, я знаю, ты спишь! Но ширяет вокзалБез исхода стеклянными крыльями в дождь.Это он мне сегодня не спать заказал.Это там, за чертой полустанков и рощ,Горизонт уже начал сереть.                                                И опятьНачинается время осенних пиров,Электричество, бодрость, желанье не спатьНа ветру, под дождем, для тебя…

42. ЗОЯ

Я «молнии» слал в эту мглу дождевую, —Мне сдачу давали с квитанцией вместе.Ты снилась мне каждую ночь. И живу яПридуманной жизнью, придуманной вестью —Тобою!               О да! Это всё еще длится.Ни годы, ни грусть ничего не моглиРешить. И когда ты кивала вдали,Смещались квадраты и путались лица.

И снова наш дом, и собака, и полкиВ дочитанных книгах, и даже окурокНа блюдце. И ты в незачесанной челке,Ты, лучшее между существ белокурых, —

Приемыш какого-то там акробата,Циркачка в обносках чужого тряпья.Короче, ты — молодость просто моя.Да, молодость!                          Где-то в колхозе ребятаТебя провожают вдоль ветел и прясел.И клубная сцена им кажется миром.И ты, мое сердце, им снишься кумиром.Им тоже ты снишься! Но сон их напрасен.

43. ВОТ НАШЕ ПРОШЛОЕ…

Я рифмовал твое имя с грозою,Золотом зноя осыпал тебя.Ждал на вокзалах полуночных Зою,То есть по-гречески — жизнь. И, трубяВ хриплые трубы, под сказочной тучейМчался наш поезд с добычей летучей.

Дождь еще хлещет. И, напряжена,Ночь еще блещет отливом лиловым.Если скажу я, что ты мне жена,Я ничего не скажу этим словом.Милой немыслимо мне устеречьНа людях, в шуме прощаний и встреч.

Нет. О другом! Не напрасно бушуя,Движется рядом природа. СмотриВ раму зари, на картину большую.Рельсы, леса, облака, пустыри.За Ленинградом, за МагнитогорскомТонкая тень в оперенье заморском!

Сколько меж нас километров легло,Сколько — о, сколько — столетий промчало!Дождь еще хлещет в жилое стекло,Ночь еще блещет красой одичалой.Не окончательно созданный мирРвется на волю из книг и квартир.

Вот он! В знаменах, и в песнях, и в грубыхКонтурах будущих дней. ПревратиНашу вселенную в свадебный кубок!Чокнемся в честь прожитого пути!

44. Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ…

Я люблю тебя в дальнем вагоне,В желтом комнатном нимбе огня.Словно танец и словно погоня,Ты летишь по ночам сквозь меня.

Я люблю тебя — черной от света,Прямо бьющего в скулы и в лоб.Не в Москве — так когда-то и где-тоВсё равно это сбыться могло б.

Я люблю тебя в жаркой постели,В тот преданьем захватанный миг,Когда руки сплелись и истлелиВ обожанье объятий немых.

Я тебя не забуду за то, чтоЕсть на свете театры, дожди,Память, музыка, дальняя почта…И за всё. Что еще. Впереди.

45. СЛОВАМИ ЧЕРНЫМИ…

Словами черными, как черный хлеб и жалость,Я говорю с тобой — пускай в последний раз!Любовь жила и жгла, божилась и держалась.Служила, как могла, боялась общих фраз.

Всё было тяжело и странно: ни уюта,Ни лампы в комнате, ни воздуха в груди.И только молодость качалась, как каюта,Да гладь соленая кипела впереди.

Но мы достаточно подметок износили,Достаточно прошли бездомных дней и верст.Вот почему их жар остался в прежней силеИ хлеб их дорог нам, как бы он ни был черств.

И я живу с тобой и стареюсь от грузаБезденежья, дождей, чудачества, нытья.А ты не вымысел, не музыка, не муза.Ты и не девочка. Ты просто жизнь моя.

46. ОПЯТЬ

«Помни меня, не забудь меня! Слышишь?                                                                         Не за…» —Это мой крик, захлебнувшийся в ветре весеннем.Это сама ты меня целовала в глаза.Это мы оба остались друг другу спасеньем.

Так вот и будем метаться вдвоем по стране.И, разлучившись, молнировать тут же вдогонку,Что, мол, в груди оно бьется, подобное гонгу,Гневное, гулкое, глупое, по старине.

Все-таки лучшее слово на свете — дорога,—Честная, жесткая дружба с пространством земли.Хочешь, — как в кинематографе, только вели, —Жизнь повторится сначала, моя недотрога!

Память наполнится музыкой, ветром сырым,Морем, вокзалами, хриплыми вздохами пара.Мимо Кавказа в Москву, через Волгу и КрымСнова пройдет как легенда влюбленная пара.

И — словно майская заполыхает гроза,Всё промывая до блеска и всё освежая:«Помни меня! Я тебе никогда не чужая.Помни меня, не забудь меня! Слышишь? Не за…»

47. ЗОЕ НА ДОБРУЮ ПАМЯТЬ

Зое — на добрую память о времени злом.Зое — две юности наши сплетаю узлом.

Зое — тревога, и нежность, и верность моя.Зое — ни мыслей, ни чувств от нее не тая.

Зое — поэма о времени и о судьбе.Зое — любимой, одной и единой, Тебе.

Раннее. 1916–1926

— За нами кто-то идет, — сказала Герда.

И действительно, там плыло и шелестело, как будто тени двигались по стене: легконогие кони, егеря, рыцари, дамы…

— Это сны, — отвечал Ворон, — они приходят, и знатным особам снится охота.

48. ВСТУПЛЕНИЕ

Я глупый и пьяный матрос,Попавший на остров колдуньи,Тоскующий в зарослях розО родине в час новолунья.

Я школьник, не спавший всю ночьНад яростным томом Шекспира.Я знал королевскую дочь,Но выгнан с дворцового пира.

И бросил я мать и сестер,На них, как собака, ощерясь,И завтра взойду на костерЗа богохуленье и ересь.

И вот уже морда огняЛицо мое гложет и лижетИ время, мой призрак гоня.Столетья минувшие движет.

Глядит оно из-под руки,Молчит, усмехается горько,Играет со мной в поддавки —А я не сдаюсь, да и только!

49. ДРУГОЕ ВСТУПЛЕНИЕ

Лазаретных ли знобит,Говорят ли рвы раскопок,Иль планеты из орбитРвутся в стекла телескопов.—

Так зачем смолкает автор,И кончается рассказ,И качнулся плотью правдыОбрастающий каркас?

Вот скрипят узлы колен,Ржавой проволкой скрепленных,Век растет, как из пеленоюИз наивных кинолент.

Век растет гигантом добрым,Погремушку мнет в руке.На простой мотив подобранГул в его ночной реке.

Сухость ранних чертежейИ ярчайший крик рекламы —Это зуд в плечах, ужеНабухающих крылами.

Это, лысый как колено,Снова пущен в оборотДождевой пузырь вселенной,Жадно пьющей кислород.

Это — влажная заряВ перьях яростной сирени.Это — первый день твореньяНа скользоте пузыря.

Это сильный добрый кафрВ гонг ударил где-нибудь…Но поэту от метафорНекогда передохнуть.

50–51. ДВЕ ЦЫГАНСКИЕ ПЕСНИ