Фантазеры - Владимир Юрьевич Белов Страница 19

Надвигалась весна. Около бараков, под окнами, уже вскапывали узенькие полоски под огороды. За поселком отмеряли сотки под картошку, грузовики с последним барахлом уходили к дальним селам за семенным картофелем. Росла надежда, что осенью с первой картошкой голод слегка отпустит петлю, зажавшую этих нелепых, не приспособленных к сельскому хозяйству людей.

Юрке казалось: там, за две тысячи километров, на западе, там, по нашу линию фронта, люди чувствуют нарастающую в тылу силу. Юрка видел, как первые платформы с моторами ушли от ворот завода. И Мазина компания чуть ослабила свои тиски под напором длинного, голодного, как и все, но все же подтянутого завуча. Впрочем, Мазя не сдался, он просто перенес «работу» от школы к подъезду столовой.

Юрка вышел из столовой. Плотным слоем лежала пыль. Юрка шел медленно. В отставленной руке чуть качалась «авоська» с белой алюминиевой кастрюлей. В кастрюле еле слышно плескались две порции щей. На перевернутой крышке эмалированный тазик. В тазике две котлеты, две порции овсяной каши, каждая приправленная капелькой топленого масла. Тазик закрыт второй крышкой. Но Юрка представлял, как расплываются желтые озерки масла в потрясающе вкусных берегах овсянки. Юрка знал: можно съесть целую порцию. Хорошо, что папе дали два спецталона.

Тут Юра увидел: Мазя с компанией играет в «чику». Бил Мазя, и монетки серебристыми рыбками, послушно переворачиваясь, падали в пыль. Юрка надеялся, что его не заметят, но Мазя промахнулся, откинул в сторону биту, посмотрел по сторонам и двинулся к Юрию. Юрий поставил кастрюлю в пыль, он не пытался бежать, он не мог рисковать обедом.

Мазя подошел, сплюнул в сторону и неожиданно резко толкнул Юрку прямо на кастрюлю. Звякнули крышки. Приподнявшись, Юрий увидел: рядом своим сытым задом сидит в пыли Мазя.

— Что же ты, гаденыш, делаешь?!

Юрка поднял глаза. Рабочий, в застегнутом, несмотря на солнечную погоду, ватнике с иссиня-серыми, такими же, как у отца, щеками, недоуменно рассматривал Мазю, повторяя: «Что же ты, гаденыш, делаешь?!.»

Юрка встал, посмотрел на кастрюлю. Суп расплескался наполовину, одна котлета валялась в пыли. Каша почти вся цела, только выплеснулись озерки желтого масла. Юрка отряхнул крышку, все поставил по-прежнему. Хотелось поднять котлету, но он только крепче сжал «авоську» и пошел не оглядываясь.

Дома Юра старательно обтер кастрюлю, все разогрел, сел обедать. Пахло вкусно. Прикрыл глаза и увидел: мать старается всунуть опухшие ноги в разбитые туфли, и по щекам у нее текут слезы. Юрка взглянул на обед, снова прикрыл глаза: перед ним, чуть покачиваясь от усталости, шел отец.

Юрка подул на керосинку, уже погаснув, тлел фитиль. Юрка старательно завернул тазик с кастрюлей в мамину кацавейку и поставил на топчан под подушку. Сверху положил записку: «Осторожно, обед» — и лег спать.

11

Отцу дали ордер на отдельную (!) шестиметровую комнату. В двухэтажном бревенчатом доме. Комнату на втором этаже. Матери подарили табуретку, сделанную в деревообделочном цехе тут же на заводе, и дали грузовик для переезда.

Все выгрузили у подъезда. Чемоданы, топчаны и козлы для них Юрка с папой подняли на второй этаж. Но кухонный стол со шкафом внизу оказался тяжел. Внесли его в подъезд, впереди два пролета лестницы.

— Пусть он подумает, как на второй этаж идти, — сказал отец, — а мы пока передохнем немножко.

В подъезд вошел человек в офицерской шинели. Постоял, посмотрел на стол, на Юрку, на папу и спросил:

— Разрешите помочь? — и, не дожидаясь ответа, взялся за стол.

Пожалуй, он мог бы один отнести его сразу на второй этаж, но он дал Юрке с папой подержаться вдвоем за другой конец. Стол подняли, но он никак не влезал в комнату, там уже стояли два топчана. Капитан принес пилу. Отпилили у стола «крылья», торчавшие над нижним шкафом. И стол поместился в комнате.

Офицер попрощался с папой, пожал руку Юре и представился:

— Капитан Рутковский.

— Доватор, — солидно ответил Юрка.

— Я живу в квартире под вами, — сказал Рутковский, — первая комната налево. Обживайся и приходи в гости.

— Приду, — пообещал Юрий.

Потом Юра с папой застелили матрасы. Папа вбил в стенку над Юриным топчаном два гвоздя, приладил к доске веревочки, и доска стала полкой. Юрка поставил на нее свои учебники.

Такую же полку папа приладил над вторым топчаном и поставил на нее справочник Хютте, и еще осталось место для маминых вещей. Зажгли настольную лампу, папа из проволоки сделал каркас для абажура, его прикрыли кремовой тряпкой, которая в довоенной жизни была лучшей Юриной рубашкой.

В одиннадцать часов пришла мама, посмотрела по сторонам и сказала:

— Какие вы молодцы, мальчики! До чего же у нас хорошо!

Мама присела на табуретку, потом вскочила, взмахнула руками и достала из сумки марлю. Мама поколдовала иголкой, внизу и вверху продернула веревочки. Папа осторожно вбил в раму гвоздики, натянул веревочки. Получились занавески. Мама опять села на табуретку и опять сказала:

— До чего хорошо, мальчики.

— Хорошо! — согласился папа.

— Очень хорошо! — подтвердил Юрка.

Юрка не знал, сколько времени человеку полагается обживаться. Уже утром ему хотелось пойти к капитану Рутковскому, но Юрка догадывался: взрослые привыкают дольше. А сколько?

Спросить бы, но папа воевал с токами высокой частоты. Надо было, чтобы они правильно закаливали кулачковые валики. Токи что-то путали, и отец уже двое суток не ночевал дома. Мама приходила задерганная, и лучше ее не трогать.

Была весна, и ремесленники прогуливали. Забыв про войну, устав от зимы, которую не все пережили, ребята прогуливали отчаянно. Мама работала в юридической части завода и должна была передавать дела на них в суд.

За один день прогула полагалось столько, что врагу не пожелаешь, а три дня прогула приравнивались к дезертирству, и тюремный срок был чуть ли не старше самих пацанов. Человек, скрывший прогул, отвечал наравне с «дезертиром».

Начальники цехов вздыхали, начальники цехов бледнели и передавали дела о прогулах в юрчасть завода. Логическая беспощадность — нельзя, чтобы мальчишки прогуливали, от их рук зависит, сколько моторов получит фронт. А мальчишки чуть постарше Юрки и чуть помоложе тех, кто на фронте. И фронту, чтобы выдержать, кроме мужества, нужна сила этих моторов, и недостаток их оплачивается кровью.

Мать двигалась взад-вперед по узкому проходу меж топчанов. Она предпоследняя инстанция перед прокуратурой, а когда отсутствует директор завода, за ней последнее слово. А директор все не приезжал и не приезжал из какой-то своей командировки, и мать все не передавала и не передавала эти дела в суд.

Вот и спрашивай тут: сколько дней нужно обживаться