Андрей Белый - Полное собрание стихотворений Страница 19

1905–1908

Серебряный Колодезь

После венца

Глядят – невеста и женихИз подвенечной паутины,Прохаживаясь вдоль куртины,Колеблемой зефиром; их —

Большой серебряный дельфин,Плюющийся зеркальным блеском,Из пурпуровых георгинОкуривает водным блеском.

Медлительно струит фонтанШушукающий в выси лепет…Жених, охватывая стан,Венчальную вуаль отцепит;

В дом простучали костыли;Слетела штора, прокачавшись.Он – в кружевной ее пыли,К губам губами присосавшись.

Свой купол нежно-снеговойХаосом пепельным обрушит —Тот облак, что над головойВзлетающим зигзагом душит;

И вспучилась его золаВ лучей вечеровые стрелы;И пeпeл серый сеет мгла,Развеивая в воздух белый;

Чтоб неба темная эмальВ ночи туманами окрепла, —Там водопадом топит дальБеззвучно рушимого пепла.

1908

Москва

Город

Старинный дом

В.Ф. Ходасевичу

Всё спит в молчанье гулком.За фонарем фонарьНад Мертвым[6] переулкомКолеблет свой янтарь.

Лишь со свечою дамаПокажется в окне: —И световая рамаПроходит на стене,

Лишь дворник встрепенется, —И снова головойНад тумбою уткнетсяВ тулуп бараний свой.

Железная ограда;Старинный барский дом;Белеет колоннадаНад каменным крыльцом.

Листвой своей поблеклойШушукнут тополя.Луна алмазит стекла,Прохладный свет лия.

Проходят в окнах светы —И выступят из мглыКенкэты и портреты,И белые чехлы.

Мечтательно ПолинаВ ночном дезабильеРазбитое пьяниноТерзает в полумгле.

Припоминает младостьНад нотами «Любовь,Мечта, весна и сладость —Не возвратитесь вновь.

Вы где, условны встречиИ вздох: Je t'aime, Poline…»[7]Потрескивают свечи,Стекает стеарин.

Старинные курантыЗовут в ночной угар.Развеивает бантыАтласный пеньюар.

В полу ослепшем взореВоспоминаний дым,Гардемарин, и море,И невозвратный Крым.

Поездки в Дэрикоэ,Поездки к У чан-Су…Пенснэ лишь золотоеТрясется на носу.

Трясутся папильотки,Колышется браслетНапудренной красоткиСемидесяти лет.

Серебряные косыРассыпались в луне.Вот тенью длинноносойВзлетает на стене.

Рыдает сонатинаПотоком томных гамм.Разбитое пьяниноОскалилось – вон там.

Красы свои нагиеЗакрыла на груди,Как шелесты сухиеПрильнули к ней: «Приди, —

Я млею, фея, млею…»Ей под ноги лунаАтласную лилеюБросает из окна.

А он, зефира тише,Наводит свой лорнет:С ней в затененной нишеТанцует менуэт.

И нынче, как намедни,У каменных перилПроходит вдоль передней,Ища ночных громил.

Как на дворе собакиТам дружною гурьбойПролаяли, – Акакий —Лакей ее седой,

В потертом, сером фраке,С отвислою губой: —В растрепанные бакиБормочет сам с собой.

Шушукнет за портретом,Покажется в окне: —И рама бледным светомПроходит на стене.

Лишь к стеклам в мраке гулкомПрильнет его свеча…Над Мертвым переулкомНемая каланча.

Людей оповещает,Что где-то – там – пожар, —Медлительно взвиваетВ туманы красный шар.

Август 1908

Суйда

Маскарад

М. Ф. Ликиардопуло

Огневой крюшон с поклономКапуцину черт несет.Над крюшоном капюшономКапуцин шуршит и пьет.

Стройный черт, – атласный, красный, —За напиток взыщет дань,Пролетая в нежный, страстный,Грациозный па д'эспань, —

Пролетает, колобродит,Интригует наугадТам хозяйка гостя вводит.Здесь хозяин гостье рад.

Звякнет в пол железной злостьюТам косы сухая жердь: —Входит гостья, щелкнет костью,Взвеет саван: гостья – смерть.

Гость – немое, роковое,Огневое домино —Неживою головоюНад хозяйкой склонено.

И хозяйка гостя вводит.И хозяин гостье рад.Гости бродят, колобродят,Интригуют наугад.

Невтерпеж седому турке:Смотрит маске за корсаж.Обжигается в мазуркеЗнойной полькой юный паж.

Закрутив седые баки,Надушен и умилен,Сам хозяин в черном фракеОткрывает котильон.

Вея веером пуховым,С ним жена плывет вдоль стен;И муаром бирюзовымРазвернулся пышный трон.

Чей-то голос раздается:«Вам погибнуть суждено», —И уж в дальних залах вьется, —Вьется в вальсе домино

С милой гостьей: желтой костьюЩелкнет гостья: гостья – смерть.Прогрозит и лязгнет злостьюТам косы сухая жердь.

Пляшут дети в ярком свете.Обернулся – никого.Лишь, виясь, пучок конфеттиС легким треском бьет в него.

«Злые шутки, злые маски», —Шепчет он, остановясь.Злые маски строят глазки,В легкой пляске вдаль несясь.

Ждет. И боком, легким скоком, —«Вам погибнуть суждено», —Над хозяйкой ненарокомПрошуршало домино.

Задрожал над бледным бантомСеребристый позумент;Но она с атласным франтомПролетает в вихре лент.

В бирюзу немую взоровЕй пылит атласный шарф.Прорыдав, несутся с хоров, —Рвутся струны страстных арф.

Подгибает ноги выше,В такт выстукивает па, —Ловит бэби в темной нише —Ловит бэби – grand papa.[8]

Плещет бэби дымным тюлем,Выгибая стройный торс.И проносят вестибюлемЛедяной, отрадный морс.

Та и эта в ночь из светаВыбегает на подъезд.За каретою каретаТонет в снежной пене звезд.

Спит: и бэби строит курыПрестарелый qrand papa.Легконогие амурыВкруг него рисуют па.

Только там по гулким залам —Там, где пусто и темно, —С окровавленным кинжаломПробежало домино.

Июль 1908

Серебряный Колодезь

Меланхолия

М. Я. Шику

Пустеет к утру ресторан.Атласами своими феиШушукают. Ревет орган.Тарелками гремят лакеи —

Меж кабинетами. Как тень,Брожу в дымнотекущей сети.Уж скоро золотистый деньУдарится об окна эти,

Пересечет перстами гарь,На зеркале блеснет алмазом…Там: – газовый в окне фонарьОгнистым дозирает глазом.

Над городом встают с земли, —Над улицами клубы гари.Вдали – над головой – вдалиОбрывки безответных арий.

И жил, и умирал в тоске,Рыдание не обнаружив.Там: – отблески на потолкеГирляндою воздушных кружев

Протянутся. И всё на мигЗажжется желтоватым светом.Там – в зеркале – стоит двойник;Там вырезанным силуэтом —

Приблизится, кивает мне,Ломает в безысходной мукеВ зеркальной, в ясной глубинеСвои протянутые руки.

1904

Москва

Отчаянье

Е.П. Безобразовой

Веселый, искрометный лед.Но сердце – ледянистый слиток.Пусть вьюга белоцвет метет, —Взревет; и развернет свой свиток.

Срывается: кипит сугроб,Пурговым кружевом клокочет,Пургой окуривает лоб,Завьется в ночь и прохохочет.

Двойник мой гонится за мной;Он на заборе промелькает,Скользнет вдоль хладной мостовойИ, удлинившись, вдруг истает.

Душа, остановись – замри!Слепите, снеговые хлопья!Вонзайте в небо, фонари,Лучей наточенные копья!

Отцветших, отгоревших днейОсталась песня недопета.Пляшите, уличных огнейНа скользких плитах иглы света!

1904

Москва

Праздник

В.В. Гофману

Слепнут взоры: а джиорноОсвещен двухсветный зал.Гость придворный непритворноШепчет даме мадригал, —

Контредансом, контредансомЗавиваясь в «chinoise».Искры прыщут по фаянсам,По краям хрустальных ваз.

Там – вдали – проходит полныйСедовласый кавалер.У окна вскипают волныРазлетевшихся портьер.

Обернулся: из-за пальмыМаска черная глядит.Плещут струи красной тальмыВ ясный блеск паркетных плит.

«Кто вы, кто вы, гость суровый —Что вам нужно, домино?»Но, закрывшись в плащ багровый,Удаляется оно.

Прислонился к гобелэнам,Он белее полотна…А в дверях шуршит уж трэномГри-де-перлевьм жена.

Искры прыщут по фаянсам,По краям хрустальных ваз.Контредансом, контредансомВьются гости в «chinoise».

Июль 1908