Том 1. Стихотворения. Поэмы - Константин Михайлович Симонов Страница 18

Когда его тяжелая машина

Перед посадкой встала на дыбы

И, как жестянка, сплющилась кабина,

Задев за телеграфные столбы,

Сжимая руль в огне последней вспышки,

Придавленный к обугленной траве,

Он тоже не подумал о мальчишке,

Который рос в Чите или в Москве…

Когда ужо известно, что в газетах

Назавтра будет черная кайма,

Мне хочется, поднявшись до рассвета,

Врываться в незнакомые дома,

Искать ту неизвестную квартиру,

Где спит, уже витая в облатках,

Мальчишка – рыжий маленький задира,

Весь в ссадинах, веснушках, синяках.

1939

Поручик

Уж сотый день врезаются гранаты

В Малахов окровавленный курган,

И рыжие британские солдаты

Идут на штурм под хриплый барабан.

А крепость Петропавловск-на-Камчатке

Погружена в привычный мирный сон.

Хромой поручик, натянув перчатки,

С утра обходит местный гарнизон.

Седой солдат, откозыряв неловко,

Трет рукавом ленивые глаза,

И возле пушек бродит на веревке

Худая гарнизонная коза.

Ни писем, ни вестей Как ни проси их,

Они забыли там, за семь морей,

Что здесь, на самом кончике России,

Живет поручик с ротой егерей…

Поручик, долго щурясь против света,

Смотрел на юг, на море, где вдали –

Неужто нынче будет эстафета? –

Маячили в тумане корабли.

Он взял трубу. По зыби, то зеленой,

То белой от волнения, сюда,

Построившись кильватерной колонной,

Шли к берегу британские суда.

Зачем пришли они из Альбиона?

Что нужно им? Донесся дальний гром,

И волны у подножья бастиона

Вскипели, обожженные ядром.

Полдня они палили наудачу,

Грозя весь город обратить в костер.

Держа в кармане требованье сдачи,

На бастион взошел парламентер.

Поручик, в хромоте своей увидя

Опасность для достоинства страны,

Надменно принимал британца, сидя

На лавочке у крепостной стены.

Что защищать? Заржавленные пушки,

Две улицы то в лужах, то в пыли,

Косые гарнизонные избушки,

Клочок не нужной никому земли?

Но все-таки ведь что-то есть такое,

Что жаль отдать британцу с корабля?

Он горсточку земли растер рукою:

Забытая, а все-таки земля.

Дырявые, обветренные флаги

Над крышами шумят среди ветвей…

– Нет, я не подпишу твоей бумаги,

Так и скажи Виктории своей!

. . . . . . . . . . . . . . .

Уже давно британцев оттеснили,

На крышах залатали все листы,

Уже давно всех мертвых схоронили,

Поставили сосновые кресты,

Когда санкт-петербургские курьеры

Вдруг привезли, на год застряв в пути,

Приказ принять решительные меры

И гарнизон к присяге привести.

Для боевого действия к отряду

Был прислан в крепость новый капитан,

А старому поручику в награду

Был полный отпуск с пенсиею дан!

Он все ходил по крепости, бедняга,

Все медлил лезть на сходни корабля…

Холодная казенная бумага,

Нелепая любимая земля…

1939

Английское военное кладбище в Севастополе

Здесь нет ни остролистника, ни тиса.

Чужие камни и солончаки,

Проржавленные солнцем кипарисы

Как воткнутые в землю тесаки.

И спрятаны под их худые кроны

В земле, под серым слоем плитняка,

Побатальонно и поэскадронно

Построены британские войска.

Шумят тяжелые кусты сирени,

Раскачивая неба синеву,

И сторож, опустившись на колени,

На нглийский манер стрижет траву.

К солдатам на последние квартиры

Корабль привез из Англии цветы,

Груз красных черепиц из Девоншира,

Колючие терновые кусты.

Солдатам на чужбине лучше спится,

Когда холмы у них над головой

Обложены английской черепицей,

Обсажены английскою травой.

На медных досках, на камнях надгробных,

На пыльных пирамидах из гранат

Английский гравер вырезал подробно

Число солдат и номера бригад.

Но прежде чем на судно погрузить их,

Боясь превратностей чужой земли,

Все надписи о горестных событьях

На русский второпях перевели.

Бродяга-переводчик неуклюже

Переиначил русские слова,

В которых о почтенье к праху мужа

Просила безутешная вдова:

«Сержант покойный спит здесь. Ради бога,

С почтением склонись пред этот крест!»

Как много миль от Англии, как много

Морских узлов от жен и от невест.

В чужом краю его обидеть могут,

И землю распахать, и гроб сломать,

Вы слышите! Не смейте, ради бога!

Об этом просят вас жена и мать!

Напрасный страх. Уже дряхлеют даты

На памятниках дедам и отцам.

Спокойно спят британские солдаты.

Мы никогда не мстили мертвецам.

1939

Часы дружбы

Недавно тост я слышал на пиру,

И вот он здесь записан на бумагу.

– Приснилось мне, – сказал нам тамада, –

Что умер я, и все-таки не умер,

Что я не жив, и все-таки лежит

Передо мной последняя дорога.

Я шел по ней без хлеба, без огня,

Кругом качалась белая равнина,

Присевшие на корточки холмы

На согнутых хребтах держали небо.

Я шел по ней, весь день я не видал

Ни дыма, ни жилья, ни перекрестка,

Торчали вместо верстовых столбов

Могильные обломанные плиты –

Я надписи истертые читал,

Здесь были похоронены младенцы,

Умершие, едва успев родиться.

К полуночи я встретил старика,

Седой, как лунь, сидел он у дороги

И пил из рога черное вино,

Пахучим козьим сыром заедая.

«Скажи, отец, – спросил я у