Всему свету голова - Леонид Александрович Гурченко Страница 10

что южнорусские готы – это половцы (С. Герберштейн протестовал!). Приазовские русы располагались в Лукоморье. В русских источниках оно упомянуто дважды: в нашем памятнике: «Святъславь грозный Великый Киевский… поганаго Кобяка из луку моря, от железных великих плъков половецких, яко вихрь выторже»; в Ипатьевской летописи под 1193 годом жители Лукоморья, половцы, названы «лукоморцы». Для пользы дела удобно обратиться к Геродоту о сколотах-скифах. Страна их (царских скифов) располагалась, сообщает Геродот, по берегам Меотийского озера (Азовского моря). «Все племена (от братьев Липоксаиса, Арпоксаиса и Колаксаиса) вместе называются сколотами, т. е. царскими. Эллины же зовут их скифами» (Her. 4, 3, 6). Содержание этого предложения можно понять так, будто слово «сколоты» на языке Геродота обозначает «царские». Но это сходство обманчиво, так как чуть ранее Геродот сообщает, что в царствование трёх братьев на Скифскую землю с неба упали золотые предметы: плуг, ярмо, секира и чаша. Но вещи не дались в руки ни старшему, ни среднему брату. Едва они подходили, чтобы поднять их, как золото начинало пылать. А когда подошёл младший брат, пламя погасло, и он отнёс золото к себе в дом. Поэтому старшие братья согласились отдать царство младшему. Объединённые племена трёх царей, царские племена, вместе стали называться сколотами, но не в связи с именем царя Колаксаиса – «сколоты» с приставкой «с», как принято считать, а в связи с исторической областью в Северном Причерноморье – с Лукоморьем. Из географического названия места расселения этих племён было образовано их имя – лукоморы или лукоморцы. Греческое σκολιοτης (сколиотес) — «кривизна, излучина». В русском языке лукоморье – «морская лука, морской залив»; «бухта, изгиб морского берега». Сами скифы моря боялись. Не до названий. Поэтому по логике вещей, название «сколоты» = «лукоморы» могло быть воспринято от ранних греческих колонистов. Лукоморье располагалось предположительно возле излучин Азовского и Чёрного морей и низовьев Днепра. Греки называли сколотов-лукоморов скифами. В наше время опорным словом для имени «скиф» исследователи берут лексему skut в разных значениях, по востребованию исследователей. Греческое skuta «шкура»; скифы «люди в коже»: кожаные куртки, кожаные штаны. Германское skut «стрелок из лука», «стрелять». В языке западных и восточных славян skuta – это «нижняя часть рубахи, наподобие юбки, из более грубого полотна, которая пришивалась к полурубашке, оплечку». В этом случае можно усмотреть связь со значительной ролью женщин в скифском обществе, тогда скиф – это прозвище «бабский подол». Но если первые два имени («люди в коже», «стрелки из лука») не удовлетворяют насмешливо-враждебным прозвищам по отношению к народу-соседу, то славянское skuta стремится совпасть с практикой взаимоотношений соседних этносов. Однако его легко замещает словенское слово skuta – «сыр» [6]. Это возвращает проблему имени «скифы» в русло гомеровских времён, насмешливо-враждебное и точное со стороны быта скифов – «доители кобылиц», «млекоеды».

Если потребуем сходные явления в культуре скифов и славян, мы получим два культа крылатой Змеедевы, вполне достаточных для понимания ограниченной величины общих черт в культуре соседних, расово обогащающих друг друга этносов, так как, по замечанию Р. Вирхова, жизнь отдельной культуры автономна. Змеедева – насыщенный мифологией, мистический персонаж «Слова о полку Игореве». – «Въстала обида в силах Дажьбожа внука, вступил(а) Девою на землю Трояню – въсплескала лебедиными крылы на Синем море, у Дону плещучи, убуди жирня (пробуждая лучшие) времена».

07.05.2018 г.

Змеедева славян.

«Женоподобная фигура с крыльями и нимбом». Обруч одноярусный. Найден в Киеве в составе клада 1903 г., в ограде Михайловского Монастыря (Макарова Т. И. Черневое дело Древней Руси. М.: «Наука», 1986, с. 78 (222), 80,).

Змеедева скифов.

Крылатая богиня. Бляшка V в. до н. э. Большая Близница (Античные государства Северного Причерноморья. М.: «Наука»,1984, с. 291,

Литература

1. Булахов М.Г. «Слово о полку Игореве» в литературе, искусстве, науке. Минск: «Университетское», 1989, с. 235, 236.

2. Гаврюшин Н.К. Щукинская рукопись «Слова о полку Игореве» // «Слово о полку Игореве» и его время. М.: «Наука», 1985, с. 402.

3. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. I, 1998, с. 145; Словарь Русских говоров Новосибирской области. Новосибирск: «Наука», 1979, с. 48, 49; Архангельский областной словарь. Вып. 2. Московский Университет, 1982, с. 185–187.

4. Даль, I, c. 225.

5. Древняя Русь в свете зарубежных источников. М., 2000, с. 215.

6. Шавли Йожко. Венеты, наши давние предки. М., 2000, с. 66.

Глава 12

Боян и автор «Слова о полку Игореве» – полочане?

Христианские подъёмные образы в «Слове о полку Игореве» сопряжены с наземными дружинно-княжескими народными мифологическими образами.

Так, образ волка вмещает образы героев памятника, мужские образы неразъёмно соединены в земном пространстве с образом лютого зверя. «Боян бо вещий… растекашется серым вълком по земли». Куряни-къмети Всеволода: «скачуть акы серыи влъци в поле». Всеслав Полоцкий «скочи влъком до Немиги с Дудудок»; он же, в качестве уже великого князя киевского, «сам в ночь влъком рыскаше: из Кыева дорискаше до кур Тмутороканя (до кур – до князя; греческое kurios, kuros «господин», «царь»), великому Хръсови (Солнцу-Митре при восходе) влъком путь прерыскаше». Затем «скочи (от киевлян) лютым зверем (волком) в плъночи». Князь Игорь (во время бегства из половецкого плена): «скочи босым влъком» (перелинявшим лёгким волком). Влур (Овлур) (спутник князя Игоря): «Влур влъком потече, труся собою студеную росу». – Это свидетельствует о том, что славяне язычники некогда «вероваху в волк». Они идеализировали природу. Поэтому славяне христиане бессознательно «вбирали внешность природы в своё внутреннее» и в метафоре волка делали его «предметом для себя», скрывая его языческий дух и раскрывая его. Эта сторона отношения к природе проявляется и в обращении к именам языческих божеств.

Удовлетворительный смысл определения «вещей Бояне, Велесов внуче» надёжнее видеть в предъявляемом мнении о том, что Боян сам по себе родом из полоцких кривичей, которые возводили себя к Велесу, но, конечно, в том числе речь о даровании Бояна как песнетворца. Недаром именно у Бояна, близкого к власть имеющим в Киеве, да ещё кривича-полочанина, возникла «правая укоризна» Всеславу Полоцкому: «пръвое припевку… рече: Ни хытру, ни горазду, ни птицю горазду, суда Божиа не минути». – Всеславу не миновать суда Божьего за надругательства над Русской землёй – разграбление Новгорода, междоусобную битву на Немиге и, наконец, насильственный захват власти в Киеве с помощью восставших киевлян. Да и сам автор «Слова о полку Игореве» склоняет доводы в пользу своего полоцкого происхождения, симпатизирующий полоцким князьям и принимающий близко к сердцу судьбу этих князей. Вот и форма «пръвое» – западнославянская, полабская, форма prόvy «правый» [6]. Автор памятника свой полоцким князьям