Геннадий Айги - Творцы будущих знаков Страница 10

Все это читатель найдет в предлагаемых стихах, для восприятия их необходимо только одно — доверие к поэту.

Универсализм Крученых… Его полудадаистическая опера «Победа над солнцем» (музыка Михаила Матюшина), поставленная в 1913 году одновременно с трагедией «Владимир Маяковский», может еще вспомниться, может стать театральным открытием сегодняшнего дня (кстати, эта пьеса-опера была поставлена в 1983 году на международном фестивале в Мюнхене). Когда стало слышно о зарождении звукового кино, Крученых издал книгу стихотворных кинорецензий и сценариев, — он усматривал уже возможность «кино-поэзии».

Крученых-критик. Хочется упомянуть лишь о его стиле: это острая блестящая проза, — соперником Крученых в этой области был только его любимый ученик — Игорь Терентьев.

Крученых-издатель. В истории отечественного книжного дела он произвел настоящую реформу со своими «писанными от руки книгами»: литографическими, гектографическими, даже — автографическими, — поэт работал рука об руку с Казимиром Малевичем, Михаилом Ларионовым и Натальей Гончаровой, Владимиром Татлиным, Ольгой Розановой (книжные наклейки-коллажи самого Крученых 1916–1917 годов — прекрасные образцы малевичианской школы в изоискусстве).

Столетие со дня рождения Алексея Крученых удалось отметить в 1986 году лишь в Херсоне, — благодаря большим усилиям литературоведа С. М. Сухопарова. В методической рекомендации, изданной по этому случаю, приведено в пересказе содержание моей телеграммы на адрес юбилейной комиссии: «Именно последние достижения в изучении творчества А. Крученых позволили поэту и переводчику Геннадию Айги поставить его имя в ряд выдающихся имен европейского искусства ХХ века — Хлебникова и Малевича, Маяковского и Аполлинера, Бретона и Пикассо». Это мое убеждение я повторяю и здесь.

Несколько слов — о предлагаемой подборке. В 1961–1967 годах я неоднократно записывал на магнитофон мастерское чтение Алексеем Крученых его стихотворений. Большинство из этих произведений, напечатанных полвека назад, Крученых продолжал перерабатывать, — таким образом то, что сохранилось в магнитофонной записи, можно считать окончательными авторизованными текстами, с которыми я и сверил машинописные перепечатки. Стихотворение «Любовь тифлисского повара», «Велимир Хлебников в 1915 году» и стихи 1942–1953 годов печатаются впервые.

«Дыр бул щыл…»

Дыр бул щылубешщур скумвы со бу  р л эз

1913

Высоты

(Вселенский язык)

  е у ю  и а о  о а о а е е и е я  о a e у и e и  и e eи и ы и е и и ы

1913

Весна гусиная

те ге не    рю ри    ле лю      бе    тьлк    тьлко    хо мо лоре к рюкпль    крьд крюд      нтпр      иркью      би пу

1913

Отчаяние

из-под земли вырытьукрасть из пальцапрыгнуть сверх головы    сидя идти    стоя бежатькуда зарыть кольца    виси на петле    тихо качаясь

1913

Любовь тифлисского повара

Памяти Нико Пиросмани

Маргарита,твой взор и ледяные буриострей, чем с барбарисом абxазури,душистей молодого лукасверx шашлыка,но, как полынь, моя любовь горька, ч и x а ю, сам не свой р ы ч у н а в з р ы д, — потерял я запаx вкусовой. Уже не различаю чеснока,острой бритвой мне сердце  режетмолодая луна —твоя золотая щека.Страдаю, как молодой В э р т э р,язык мой, —г о л ы й д ь я в о л, —скоро попадет на вэртэл!..Шен генацвали, шен черимэ,М э р и м э!Бросаю к твоим сливочным ногамбокал с к о л б а с о йи утопиться     бегу       в Куру —ВЕСЬ ГОРЯЩИЙ          и босой!

1918, Тифлис — февраль 1964, Москва

Эх, господи! Ляпач!

В полночь притти и уткнутьсяв подушку твоей любви— Завтра уеду в Москву! —Освободятся сЕльтерские ноги мои,ими, как локтем пропеллера, взмахну!сто лет с тобою прожившине позабыл о Ней Единой.ЧЕРЕЗ закорючки капусты, по крышам,летит мой дух лебяжийНа — фта — линный!

1919

«У меня изумрудно неприличен каждый кусок…»

У меня изумрудно неприличен каждый кусокКостюм покроя шокингво рту раскаленная клеем облаткаи в глазах никакого порядка…Публика выходит через отпадающий рота мысли сыро-хромающие — совсем наоборот!Я В ЗЕРКАЛЕ НЕ ОТРАЖАЮСЬ!

1919

«пошел в паровую любильню…»

Я пошел В ПАРОВУЮ ЛЮБИЛЬНЮГде туго пахло накрахмаленным воротничкомРастянули меня на железном кружилеи стали возить голым ничком.Вскакивал я от каждого соприкосновеньякак будто жарко ляпали СВИНЦОВЫМ ВАРЕНИКОМ!кивнули — отрубили колениа голову заШили В ЮБКИ БАЛОН.. . . . . . . . . . .и вот развесили сотню девушекВЫБЕЛИТЬ ДО СЛЕЗ НА СОЛНЦЕПЕКЕа в зубы мне дали обмызганный ремешокчтоб я держал его пока не женюсь на безбокойтолько что вытащеннойИЗ МАЛИНОВОГО варенья!..

1919

Смерть кувырком

Стосковалась моя железка по кислице салатуи стукальцам небылици закинув несгораемую хатуввысь подымаюсь как накрахмаленная певица!Забросил я память от жажды нового —дыма и шипа бугорчатых машиннегра кочегарно-танцующего голого,без пиджака… испола! Терпентин!АРМАТУРЮ! В ТАНЦЫРЬ ЗАКОВАННЫЙнад пропастью взлетаю как пученье морской буркоты —И ДЕВЫ ВЛЮБЛЕННЫЕ ДО КОСТИ ИЗЖЕВАНЫПОСЛЕДСТВИЯМИ КРАСОТЫ!..и вот собрались всетелесными ерзая выступамиколенями пригнули меня к землев лоб мягко выстрелили    чмок! квю!    будля умрюк!

1919

«Я прожарил свои мозг на железном пруте…»

Я прожарил свои мозг на железном прутеДобавляя перцу румян и кислотЧтобы он поправился, музка тебе большеЧем размазанный тортЧтоб ты вкушалаЩекоча ноготком пахнущий терпентином (смочек)Сердце мое будет кувыркомКак у нервного КубеликаСМЫЧЁК

1919

Велимир Хлебников в 1915 году

После серного дождя, землетруса,на обломках горелых бревенчеловечек уже мучаетсянад постройкой нового крова.

Тебе будут плевать в лицо,по пяткам бить бамбуком,а ты, ославленный подлецом,не дрогнув, идешь на всенародные муки.

Художник, бедняга, босяк,стройный тюльпан пустыни,без страха,без денег,скользишь по камням,одетый в лучи и овчину.Мерцающим светомруки подняты кверху.

Неутолимая надежданеугасима купина!И нынче яростней, чем прежде,И на предвечные времена.

1921

Голод

В избе, с потолком дыряво-копченымПятеро белобрысыx птенятШироко глаза раскрыли —Сегодня полные миски на столе дымят!..

— Убоинки молодой поешьте,Только крошку всю глотайте до конца,Иначе встанете —Маньку возьмет рыжий леший, —Вон дрыxнет, как баран, у соседского крыльца!..

Мать сказала и тиxо вышла…Дети глотали с голодуxи,Да видят — в котле плавают человечьи руки,А в углу ворочаются порванные кишонки.

— У-оx!.. — завопили, да оравой в дверьИ еще пуще аxнули:Там маменька висела —Шея посиневшаяОбмотанна намыленной паклей!..

Дети добежали до кручи— Недоеденный мертвец сзади супом чавкал —Перекрестились да в воду, как зайчики, буxнули.Подxватили иx руки мягкие…А было это под Пасxу…Кровь убитого к небу возносиласяИ звала людей к покаянию,А душа удушенной под забором царства небесногоОблакачивалась…

1922