Эмиль Верхарн: Стихотворения, Зори. Морис Метерлинк: Пьесы - Морис Метерлинк Страница 33

О, если бы они могли кричать и петь —

Им легче было бы не отупеть!..

Но нет — они, безмолвны и сутулы,

Склонили лбы и каменные скулы,

И взгляд вперили в красный огонек.

Им, обездоленным, наверно, невдомек,

Что над рекой, бездонной, как могила,

Над лентой белой мглы, горят светила,

Чей блеск людскую мысль манит,

Как удивительный магнит.

Седая ночь миры в туманах прячет

И в тусклых душах монотонно плачет.

В привычной муке рыбаки

Застыли посреди реки.

Они молчат. Они устали.

Гудят невидимые дали —

Плывет, плывет со всех сторон

Осенний погребальный звон.

Мельник

Перевод Ю. Александрова

Столетний мельник с ветхой, черной

Забытой мельницы, — он был

Схоронен глухо, как и жил,

Среди растительности сорной

В кругу покинутых могил.

А почва, что горбатой грудой

Над ямой свежею ждала,

Казалась пеплом и цикутой;

Метался ветер, стыла мгла,

И тощий пес бродил, хромая,

Меж покосившихся оград,

Уныло морду поднимая

На догорающий закат.

Звеня, терзала грунт лопата, —

Блестящий зуб кромсал и грыз,

И комья прыгали куда-то

В ночную бездну, вниз…

И солнце падало покорно,

Кровавя небосвод…

Могильщик действовал проворно,

Как всполошённый крот.

Лопата бешено скакала

В его руках.

Но яма все-таки зияла

И ширилась впотьмах,

И жуть из мрака наплывала,

Впивался в душу страх.

Ведь на селе никто

Не дал гвоздей, чтоб сбить убогий гроб.

Не провожал никто,

Когда усопшего несли.

Не подошел никто,

Чтоб осенить крестом огромный лоб.

Не захотел никто

В могилу кинуть горсть земли.

Пред этим мертвецом в рогоже,

Чья жизнь была селянам ненужна,

Которого всегда, похоже,

Сопровождала ненависть одна,

Могильщик сам в какой-то миг

Все одиночество свое постиг.

Там, на холме вечеровом,

Безвестно жил старик угрюмый

Наедине с пытливой думой;

Дышал в просторе ветровом

В согласии с полетом бурь,

С дыханьем Севера суровым,

Гонящим облачную хмурь

К закатам серным и багровым…

Он чутким сердцем слушал тьму

И золото ночей бескрайных,

Шептавших запросто ему

О звездах, о великих тайнах,

Не приоткрытых никому.

Старейшие не помнили, когда

Он поселился на отшибе,

На исполинской серой глыбе Холма,

И жил, вперяя в никуда

Свой взор, следящий знаки молний,

Каким-то исступленьем полный

Безбожного ума.

Никто бы не узнал о том,

Что смерть пришла в крылатый дом

И повлекла жильца к могиле, —

Когда бы крылья, что с трудом

Взносились в утренней мольбе,

Вдруг не застыли, став крестом

На завершившейся судьбе.

Могильщик видел зыбь растущей тени,

Безликой, как толпа,

И что деревня тает в отдаленье,

Как на ладони снежная крупа.

Враждебная неясность этой дали

Холодными касаньями плела

Сеть ужаса и яростной печали,

До той секунды, как могильщик вдруг

Почуял рядом чащу цепких рук,

Швырнул невесть куда лопату,

Рванулся опрометью прочь,

Перемахнул через ограду

 И канул в ночь.

Заполненная тишиной,

Казалась яма необъятной,

Бездонной трещиной земной,

Казалась пастью почвы жадной,

Глотавшей прах и перегной.

Лишь ненасытная равнина

Дохоронила мертвеца,

Чья жизнь была с ней так едина

До самого конца.

И лишь равнина, лишь она сама,

Своею тайной

Дала ему восторг бескрайный,

Жизнь безграничную, перед которой

Бессилен Север с дикой сворой

Ветров.

И так бессильна

Тьма.

Тишина

Перевод Ю. Александрова

Последний гром отгрохотал устало,

И вслед за ним настала тишина,

И вересковых зарослей она

С тех пор уже не покидала.

Болтаются порой колокола,

То звонкогласны, то басисто тяжки…

Три этажа нагруженной упряжки

Вползают в ельник с улицы села,

И колесо в натуге постоянства

Скрипит, скрипит, как старая кровать…

Но мертвой напряженности пространства

Уже ничто не может разорвать.

Угомонились летние раскаты,

А тишины запасы непочаты,

И вереск, поглотивший вечера,

И голая песчаная гора,

И перелески, сникшие в печалях,

Себя продлили в беспредельных далях.

Когда ушла последняя гроза,

Невозмутимой тишины глаза

Открылись медленно в лесных озерах,

И дремлет в этих отвлеченных взорах

Лишь бледная дневная бирюза.

Ничто не дрогнет в стынущих просторах,

И лиственниц осенних желтизна

В безветрии светла и холодна.

И редко-редко пролетает птица,

Чтоб где-то в чаще молча опуститься…

Кругом слышна сплошная тишина.

Стерпев железный грохот кузни летней,

Ужаленная искрою последней,

В осенней мгле расширилась она,

И ею чаща вереска полна,

И с четырех концов ее владенья

Одеты пеленой немого бденья.

Под нею, сидя меж кустов ольхи,

Столетние согнулись пастухи,

Разобщены и вместе с тем едины.

Собаки воют, глядя на нее,

В лохмотьях шерсти существо свое

Сокрыть пытаясь посреди равнины.

А деревушка неподалеку

В солому крыш упрятала тоску

И ждет луну, дрожа и негодуя,

С самою очевидностью враждуя.

Но в тишину она вплетает страх,

Боясь увидеть сквозь разрыв тумана,

Сквозь пелену самообмана,

Разгадку тайны в блещущих мирах.

Снег

Перевод Э. Линецкой

Неутомимо снег идет,

Ложится на