Код Независимости - Галина Муратова Страница 25

Кроме функций кулисы, очки налаживали и красоту, и то самое состояние лица, которое обыватели называют “умным и красивым”. Или “интеллигентным", или “интеллектуальным”.

Сима носила очки как защитную и нарядную одежку из модного магазина.

У Симы были еще очки. Более того, они были в каждой комнате, и даже в ванной. Это для того, чтобы не искать, чтобы были всегда под рукой. Но все эти очки были домашними и разношенными, как тапки. Они плохо держались на носу, кособочились, они выдавали несостоятельность и неприметность Симы. Поэтому и находились в старых футлярах где-нибудь на окне, или под подушкой.

А для улицы Сима надевала только эти, в изысканной оправе с правильными стеклами, которые украшали ее лицо изо всех своих аксессуарных сил, и придавали хозяйке дополнительные силы на походы в жизнь.

Слегка раздраженная, Сима вышла на улицу. До “Оптики" нужно было пройти по красивейшему месту, набережной канала. День был солнечным, он сильно украшал воду в канале. А Сима, с её сильной близорукостью, и вовсе видела звездные блики на воде. Они были ослепительными, и Сима даже чуть прикрыла глаза, чтобы приглушить их яркость.

На набережной было полно людей, рекламщики-зазывалы то и дело совали в руки буклетики, нагло при этом улыбаясь.

Сима прошла мимо привычных лавочек с сувенирами, столиков у кофейни. Шла помедленнее, чтобы не столкнуться нечаянно с каким-то пешеходом. Она действительно плохо видела, и даже пожалела, что пошла вовсе без очков. Надо было надеть хоть разношенные.

Сима шла, и не уставала восхищаться городом. Его Собором.

Он был красив недоступной какой-то для Симы красотою. И она каждый раз робко вглядывалась в него, как туристка, хотя жила здесь все свои годы. И всегда, ежеразно, Сима открывала в нем, как в секретере, секретики в оградах, окнах, даже в привычных фасадах.

Симе с “Оптикой” повезло. Она купила красивые, модные и, главное, уже готовые очки, и совсем недорого. От этой такой своей радости, Сима решила зайти в любимую кофейню, съесть кусок яблочного пирога, который там был необыкновенно вкусен.

Сима с удовольствием поправила новые свои очки и уже хотела свернуть к ступенькам родной кофейни. И тут Сима вздрогнула. Через стекла новых очков она увидела нечто отвратительное и страшное.

Сима отдернула взгляд от этого уродства. Ей не хотелось это увидеть еще раз. Вдруг сзади неё заплакал испуганный ребенок. Мать подхватила его на руки и ускорила шаг, отвернув лицо ребенка от страшного зрелища.

Зрелище, действительно было страшным. У ступенек входа стояла фигура человека в полный рост, вся забинтованная в какие-то замызганные бинты. Лицо тоже было забинтовано, а на месте носа сияла какая-то черная дыра.

Симу передернуло от этой фигуры. И тут она обнаружила пояснение к увиденному: “Музей аномалий тела человека”.

Сима быстро сняла очки, чтобы не так четко видеть этого мерзавца в бинтах, и почти бегом ринулась к дому.

Пока она шла, то поймала себя на клятвенной фразе: "никогда здесь больше не ходить”. Этот забинтованный виделся ей как прыщ на прекрасном лике города.

И еще она пожалела об исчезнувшей своей кофейне, по ступенькам которой поднимаются теперь ценители “аномалий”.

Без очков было как-то туманно все и легче.

Дома, придя в себя, она рассказала об увиденном сыну. Тот равнодушно ответил:

"Бабло зарабатывают, кто как может. Бабло!” — почти прокричал он ответ непонятливой Симе.

Она прилегла, будто битая, осторожно на диван. И правда, что это она так испугалась. Но ведь и ребенок заплакал. Может он и от другого заплакал. Симе почему-то хотелось плакать. Её лишили любимого куска набережной, куда она привыкла выходить по утрам, кормить уток по дороге и смотреть на тихий и величественный храм над водой.

И будто в утешение, ей в руку положили пропавшие ее очки. Они застряли в расщелине между диванными подушками. Сима так обрадовалась им, что даже чмокнула в оба стекла.

Затем она достала замшевую салфетку и с нежностью протерла их.

И подумалось ей, что надо будет придумать другой маршрут, чтобы не видеть этого забинтованного уродца. Или, проходя мимо, снимать очки, чтобы этот манекен было не рассмотреть.

Да, именно снять. И тогда это будет просто грязное пятно, которое трудно разглядеть. А кофе — можно и дома. Или найти другую кофейню.

И вспомнила, что сын, уходя, успокаивал её:

“Это не надолго, разорятся до конца лета”.

Сима вздохнула, потому что лето только начиналось. И его приход был омрачен чьей-то человеческой аномалией.

И она твердо решила обходить все это стороной. Только еще не знала, какой… И чтобы не снимать очки, красивой кулисы ее лица, и жизни. А впрочем, вполне можно было их и не носить.

Окружающий её сегодня малопонятный и незнакомый мир не нуждался в столь призрачном его рассматривании. Она спрятала очки в футляр и отложила подальше, до конца лета.

С надеждой на правдивость предсказания своего сына о скором разорении такого рода предприятий. В городе была кунсткамера и всегда в нее была очередь. Не попасть…

Стеганая тетрадь,

24 марта 2022

Прохожий

“Мы счастливы каждый день, но узнаем об этом только завтра”, — такой неожиданный афоризм родился у Кости, который пребывал в сильном унынии еще вчера. Ныл и жаловался на какие-то пустяки, что долго пришлось кого-то ждать, не хотелось сильно с кем-то встречаться, а пришлось, не так шеф посмотрел, холодный кофе и черствую булочку… Все эти как бы мелочи делали жизнь невыносимой, а его, Костю — нытиком и неудачником в его собственных глазах. И наверное, в глазах и его коллег.

Но до коллег ему не было никакого дела, все мысли его были о несовершенстве мира, его жизни в нем и тусклой рутине.

Он шел себе по улице, и взгляд его блуждал по лицам проходивших мимо людей. Каждый шел по своим делам и высокомерно презирал дела других.

Костю сильно огорчало ровное и простое знание о том, как он проведет сегодняшний вечер, знал в нем все до мельчайшего нюанса, и не хотел идти в этот вечер. Три экрана, три монитора, и каждому члену семьи — по углу. В четвертом будет сидеть он сам и играть в покер по интернету. Хлебать чай из своей кружки и не слушать очередной рассказ жены о коварной соседке Лизавете, которая ну всё делает не так, и всё назло ей, этой