Собрание произведений в 2 томах. Том II (изд. 3-е) - Леонид Львович Аронзон Страница 11

(Расходятся)

Первый голос. Мария, как это случилось?

Мария. Сначала ты спросил меня: Мария, где ты? Я ответила, что сама не знаю, где я, и после добавила, что помню только, что мы любим друг друга. «Мария, так мы любим друг друга?» — спросил ты. — «Да, — ответила я, — мы любим друг друга, — и немного погодя уточнила: — Только по очереди. Сейчас люблю я. Сейчас моя очередь, — и ещё я сказала: — Вверх-вниз, качели любви!» В это время Кто-то быстрыми шагами прошёл ко мне в спальню и сказал: «Бабочка слетела, однако я не вижу, чтобы кто-нибудь, кроме меня, сошёл с ума из-за этого. Надо посадить её на место. Вот так». Только он сказал это, как что-то острое воткнулось в меня. Я рухнула, закричав. Остальное ты знаешь.

Убийца. Боже, что я наделал! Боже, что я наделал! Надо бежать, надо скрыться!

(Бежит).

Первый голос. Мария, лежи спокойно. Я сам догоню его.

(Бежит) (Бегут)

На сцене скрежеты, шумы, какие бывают при смене декораций. (М. б., голоса рабочих сцены.) Преследуемый и преследующий долго бегут, м. б., целый акт бегут.

Ещё голос. Думаю, чем занять вас, пока они бегут и пока неизвестно, кто кого догонит. Кто кого — потому что оба они бегут по кругу. Почему они так бегут, я не знаю. Видно, иначе нельзя. Но пока они бегут, я должен чем-то развлечь вас. Есть несколько вариантов: показать вам другой спектакль или просто всем вместе посидеть в темноте, поёрзать, пошуршать или дать вам самим волю развлекать себя. Я избираю первое.

Зажигается свет. В позе бегунов, накрытые с головы до ног чёрными материями, стоят те двое. На сцене альков и ванная. Два стула. Рядом или между ними сидит японец в европейском костюме, но по-японски.

Японец. Хозяин этой комнаты — рабочий Кировского завода. Сейчас его нет дома. Сейчас он на улице, чтобы найти себе партнёршу на вечер. Вот он возвращается, и не один.

Входит японец и японка. Японка оглядывается и садится по-японски. Первый японец уходит к ванне и приседает на край её. Японец Кировского з-да разливает саке. (Японец и японка либо говорят по-японски, либо молчат вовсе.)

Японец. После недлинной беседы мужчина встаёт, роется в кармане и достаёт из него крепкую леску.

Всё, что рассказывается, происходит.

Японец. Этой леской он и душит свою собеседницу. Теперь мужчина изнасилует её. Вот он берёт её на руки и уносит в альков.

Тягостное ожидание. Японец-рассказчик время от времени заглядывает в альков. (М. б., несколько раз гасится свет, чтобы бегущие передвинулись). Наконец, из алькова выходит насильник и начинает наполнять ванну какой-то жидкостью, стоящей в вёдрах.

Японец. Изнасиловав жертву, преступник налил в ванну специально принесённую им заранее сильную кислоту — царскую водку.

Преступник идёт в альков и выносит из него обнажённый труп и помещает его в ванну.

Японец. Труп молодой жертвы должен раствориться. К сожалению, мы не можем показать вам, как это происходит. Преступник же это видит и, очевидно, наслаждается зрелищем.

Преступник стоит у ванны и смотрит в неё.

Японец. Наконец, от тела женщины не остаётся ничего достойного внимания. Женщина растворилась. На самом деле всё это происходит много дольше… Но преступнику этого мало. Он раздевается и ложится в ванну. Затем выходит из неё и вынимает пробку.

Из-за кулис выходит японка, и все кланяются зрителям: японцы и японка.

Объявляется антракт.

Гасится свет и на сцене, и в зале.

Другое действие

В зале ярчайший свет, такой, что ничего не видно, кроме него. На сцене света нет.

Бегут те двое.

Преследователь. Ты скоро выдохнешься?

Убийца. Не думаю: ведь ты собираешься прикончить меня… Хорошо бы нам достать хотя бы велосипеды.

Преследователь. У меня кружится голова от бега в одну сторону. Я развернусь.

Убийца. Хорошо. Я развернусь тоже. Или ещё лучше, сядем.

Садятся vis-à-vis.

〈Конец 1969 или начало 1970〉

Проза

284. Made In Night

Город — пожелтевший от времени унитаз, лицо подонка отпечаталось на всех фасадах, вентилируемый телами воздух, небесное зарево, отражённое в тротуарах, орган водосточных труб, невыносимый фальцет паровозов на товарных станциях, пропахших прелью и осенью, гибкое тело улиц и жёлтые зубы подонка, — весь город будто на тормозах, скрежеща и повизгивая, замирает на ночь.

Красный, синий, зелёный и жёлтый — смешиваются в дожде, размазываются и ползут. Быстрыми шагами опаздывающего стучит одиночество, и на секунды город отражён в его каблуках. Текут трамваи, карнизы и рельсы, шевелится река, где гудят буксиры, спешат изгои, неотличимые ото всех, будто это не город, а подземка, будто это тёмные воды Стикса наводнили улицы и площади.

Американские стихи, склоки, клоаки, моментальные маски смерти и страшный мир разобщённых суков на набережных возле дворцов стекаются ко мне из улиц, закоулков и арок. Будто по пустым комнатам шлёпают кистью, — так я узнаю́ в себе певца осени.

Тюрьмы, сады, пустыри окраин, разноцветная татуировка стен и окон, невнятный арго заводов, будто открытая затхлость роялей, будто однообразная трещотка кинокамер. Крутятся колёса автомашин, шестерни станков, кассеты магнитофонов, киноленты и летающие акробаты. Накручиваются мостовые, голоса людей и окраин, тела и лица, словно сжимается единая пружина, на единую ось.

Город как свободный стих, опрокинутый за каретку машинки. Веди меня, мой голос, по тишине улиц, по неосиленному молчанию мира, по неподвижности всего сущего. Вот река, вот улица, вот я, певец осени.

〈Начало 1962 или 1963〉

285. В кресле

В конце концов двор или дежурство в такой поспешности, что даже не смочь, оглянувшись при мысли: доберусь ли прямо с бессонницы в спешку, к дому всего в квартале от центра, выведать быстрыми переносами (перебежками?) речь, но не у Вас, повернувшись спиной к миру и тем самым приказывая им: пли, пли, когда как не мог в припадке косноязычия выразиться длиннее и скоро.

Укладываясь в диалогах между двумя, тремя и дробями настольного света, чтобы как бы язвя, нырком, паузой, шекспировским вопросом:

«Что вы делаете, принц?

— Складываю паузы дорогой к дому», изловчиться настолько, что и скорописью здесь не угнаться, тасуя ты и вы, и как угодно: хоть на руках ходи, осведомиться о времени у 6 прохожих кряду и под конец измотанным уснуть у