Театр одного поэта. Пьесы, поэмы - Даниэль Мусеевич Клугер Страница 11

Он на Тесея устремился грозно,

Стремясь рогами пригвоздить к стене.

О чудо! Промахнулся, а Тесей

Мечом ударил острым. Снова рёв,

Теперь уже предсмертный. Вновь и вновь

Вонзался меч в тугую глотку зверю —

Пока тот не упал и не затих...

(Опускает листок). А? Нет, ну, конечно, будет еще концовка. И все это под кифару, под хорошую музыку... Ариадна! Ариадна, ты что, уснула опять?

Освещается левый угол авансцены. Там никого нет. Только маска Бродяжки лежит на земле.

Ушла? Понятно... (Поворачивается вправо). А вы?

Что скажете, посланцы Диониса?

Освещается правый угол. Никого. Только три уродливых маски лежат на земле.

И этих нет. Ушли. А, может, и не было никого? Привиделось? Не важно.

Кифаред некоторое время ждет, прислушивается. Пожимает плечами, садится на место, которое занимал в самом начале. Берет кифару (или гитару), наигрывает мелодию. Свет постепенно гаснет. В темноте еще звучит некоторое время треньканье струн. Потом пропадает и этот звук.

Конец

1976,2019

Симферополь — Реховот

О РИО, РИО!

Детективный трагифарс в 2-х картинах,

с прологом и эпилогом

Моему сыну Михаэлю Бородкину,

подсказавшему идею этой пьесы,

с благодарностью

Действующие лица

ОСКАР БАНДЕРАС, частный детектив, глава детективного агентства «Бандерас: Корнос э Каскос», самоуверенный шестидесятилетний мужчина, привлекательной внешности, атлетического сложения, с импозантной сединой на висках.

ЛАУРА, секретарь агентства, миленькая смешливая девушка двадцати пяти лет, влюблена в своего шефа.

РАКЕЛЬ ДУ КАШТРУ клиентка агентства, элегантная, очень красивая сеньора тридцати пяти лет, ухоженная, в дорогом платье. Говорит с четким, но неопределенным акцентом.

ДАВИД РОЗЕНБЛАТ, клиент агентства, весьма пожилой мужчина лет восьмидесяти или даже восьмидесяти пяти, вальяжный, важный, одет старомодно — в полосатую визитку, соломенную шляпу-канотье, полосатые брюки. Брюки ему коротковаты. Визитка тесна, тем не менее, он застегнут на все пуговицы, в петлице — белая хризантема. Пенсне, трость. Словом, франт, отставший от моды лет на тридцать. Любит вставлять в речь идишские словечки, которые, как нам кажется, понятны без перевода.

АЛЕХАНДРО ЛОМБО, чопорного вида семидесятилетний мужчина, одет скромно и дешево, старается держаться незаметно, в тени.

ДИКТОР РАДИО, только голос — бархатный, хорошо поставленный, с интимным придыханием, несколько развязный, неопределенного возраста.

Действие происходит в Рио-де-Жанейро летом 1956 года, в помещении агентства «Бандерас: Корнос э Каскос», между событиями первой и второй картины проходит ровно месяц. В отличие от первой и второй картин, время действия Пролога и Эпилога условно. Все герои говорят по-русски, что не означает ровным счетом ничего, чистая условность, просто автору так удобнее. Надеюсь, что и зрителям. Что до песен и баллад, то они могут исполняться кем угодно из актеров, и совсем не обязательно исполнителями ролей. Это не брехтовские зонги, это именно песни, ибо, в отличие от зонгов, они не несут социальную или сатирическую нагрузку. Песни являются лирической составляющей нашего сюжета, без которой всё было бы гораздо мрачнее и тяжелее. Как в реальной жизни. А песенки эти можно даже назвать — по аналогии с зонгами — лиронгами.

ПРОЛОГ

Песня о театральности нашей жизни

Оставляю пропуски, опускаю знаки,

вызываю в памяти чьи-то голоса.

В гардеробе пыжатся смокинги и фраки,

словно два столетия эти два часа.

Через два столетия смена декораций,

персонажи старые отойдут ко сну.

Только в тихом шорохе — отзвуки оваций,

то же предпочтение хлебу и вину.

Этих старых символов скрытая банальность,

видимо, наскучила миру — потому

кто-то вместо истины выбрал театральность,

дав разнообразие сердцу и уму.

Старые служители погасили люстру,

в кладовую спрятали сны и чудеса.

Вечер завершается переходом к утру,

только не кончаются эти два часа.

На авансцене, в круге света, стоит пустой стул, рядом — Оскар Бандерас. В ослепительно белых брюках и столь же ослепительной рубашке со стоячим воротником. Пока звучит песня о театральности (как уже было сказано, ее может петь исполнитель роли Оскара Бандераса, а может любой другой исполнитель), он примеряет смокинги и пиджаки, один за другим. Возможно, за занавесом находится невидимый для зрителей платяной шкаф, из которого он извлекает одежду.

По окончании песни Оскар уже элегантно одет в комбинированный костюм — черный однобортный пиджак и ослепительно-белые брюки; галстук-бабочка, сверкающие штиблеты. Через левую руку переброшен светлый плащ, в этой же руке, немного на отлете, Оскар держит «командорскую» фуражку с лаковым козырьком, черным околышком, золотыми пуговицами и белым верхом. Словом — мы имеем дело с тем, что можно определить как провинциальный шик. В правой руке, слегка на отлете — картонная папка с завязками.

ОСКАР (торжественно, даже несколько напыщенно — что вполне соответствует его наряду, торжественно-напыщенному).

Сеньоры присяжные заседатели! Сеньоры судьи! Разрешите представиться: частный детектив Оскар Бандерас, глава детективного агентства «Бандерас: Корнос э Каскос». (Поклон в зал, в левую и правую кулисы). В данном случае выступаю не столько как детектив, сколько как защитник подсудимого.

Вряд ли это произошло бы, вряд ли я стоял бы сейчас перед вами и произносил эту речь, если бы не удивительная цепь событий, начавшаяся много лет назад, очень далеко отсюда, в другом климатическом поясе, в другом часовом поясе, словом — в ином мире. В ином времени и пространстве и даже, не побоюсь этого слова, в иной Вселенной. Да, сеньоры присяжные заседатели, именно так. И тянулась эта цепочка очень долго, таким, знаете ли, прерывистым пунктиром, от года, скажем, тридцатого — и по сей день. Подчеркиваю, сеньоры, — цепь случайных, именно случайных событий, случайных совпадений. Право, на этом примере я мог бы детально рассмотреть соотношение между случайностями и закономерностями вообще и в человеческой жизни, в частности. А также сделать выводы о влиянии и того, и другого на жизнь, и главное — на завершение жизни. Так сказать, на жизненный финал. Да! Жизнь! Финал! Я мог бы вам многое рассказать об этом, сеньоры присяжные заседатели. О, как много хранится в кладовых моей памяти!

(Интонация меняется с чересчур торжественной на сугубо деловую).

Но, поскольку здесь я вынужден защищаться и,