«За други своя…». Хрестоматия православного воина. Книга о воинской нравственности - Е. Ю. Голубева Страница 83

дивизии генерала Капцевича и начальника артиллерии генерала Костенецкого, до корпусного командира генерала Дохтурова, – были люди благородные и добрейшие. Кто бы мог сказать, хотя про Дохтурова, что он с кроткой, спокойной, доброй физиономией не соединял душу героя? Редкий день нам не случалось его видеть, и во все время только один раз видели его встревоженным, впрочем, от совершенно пустого случая, и один раз сердитым… Если, бывало, начальники иногда и взыскивали, то всегда с какой-то отеческой добротой. Раз вот что случилось. При отступлении от Смоленска, не помню на каком переходе, был чрезвычайно жаркий день и пыль страшная; нельзя было смотреть без жалости на солдат и офицеров, – так лица их были обезображены потом и пылью. Далеко уже за полдень приказано было армии остановиться для отдыха, где кто шел… Впереди была речка и на ней мостик. Человек пять из нас сбросили шпаги и что было лишнего на лафеты и побежали к речке купаться. Бежали, кто кого перегонит. Я подтолкнул кого-то и чуть не сшиб его с ног, а один офицер, считавшийся между нами порядочным шалуном, вскочил на плечи другому офицеру. В это время случайно взглянули мы направо и увидали, что в кустах сидят и смотрят на нас: наш дивизионный генерал Капцевич, дивизионный 24-й дивизии, старик Лихачев, и другие генералы с порядочною свитою адъютантов. Разумеется, мы сконфузились, сняли фуражки и ждали выговора. Лихачев, посмотрев на нас, ласково спросил: «Что, господа, верно купаться?» – «Точно так, ваше превосходительство». Престарелый генерал взволнованным голосом сказал: «С Богом, с Богом, господа!» – а у самого слезы показались на глазах. Вероятно, он подумал о счастливой молодости, которая, несмотря ни на что, не унывает…

Часто проезжали по бивуакам наш дивизионный генерал Капцевич и сам корпусной генерал Дохтуров. Солдаты как были, так и оставались: кто в рубашке, кто на босу ногу; даже начальство требовало, чтобы все оставались спокойными. Случалось, что генералы проезжали во время нашего обеда, или вечернего чая; мы обыкновенно поднимались, в чем были. Почти все они говорили: «Не беспокойтесь, господа, продолжайте ваше занятие». Иногда о чем-нибудь поговорят или спросят, большей частью: «Довольны ли вы? Довольны ли ваши люди?» Эти, по-видимому, вольности нисколько не нарушали порядка и дисциплины, которая строго наблюдалась. Примеры нарушения дисциплины были очень редки.

Да, бывало, промокнешь, прозябнешь, недоешь и недоспишь, но все было нипочем. До настоящего времени я с наслаждением вспоминаю о двенадцатом годе, как о времени счастливом. Мало беспокоились о том, что не сегодня, так завтра убьют или ранят, хотя этого и каждый день ожидали…

Впрочем, такой еще тогда был дух в армии. Про малые раны и контузии говорили – «пустяки»; надо, чтобы порядочно прострелили – это рана; а контузию звали – конфузией, и получить контузию считалось чем-то обидным, а потому о контузиях больше молчали. Для возбуждения же сожаления или сострадания нужно было, чтобы оторвало руку или ногу или, по крайней мере, прострелили с разбитием костей.

(Отечественная война в воспоминаниях современников,

с. 241-243, с. 291)

Ф. Н. Глинка

Канун Бородина

Ни один участник Бородинского сражения не обходит вниманием крестный ход со Смоленской иконой Божией Матери по позициям русских войск. Это говорит о высоком настрое души воинов: кажущийся сегодня малым эпизод не смогли вытеснить из их памяти множество вскоре воспоследовавших страшных и трагических событий.

Недели за три перед кануном великой битвы Бородинской сражались за обладание Смоленска. Осаждающие зажгли город. Пожар, распространяясь все более и более, охватил башни, дома, целые улицы. Наконец, запылали и церкви с их колокольнями. Огненная буря с треском и шумом разливалась в воздухе, раскаляя его. У защитников Смоленска в тесных переулках, под длинными космами огня, не раз волосы на голове трещали; колокола звонили без звонарей и таяли. В это время огня и гибели раздался голос: «Спасайте икону Смоленской Богородицы!» Этот голос скоро сделался всеобщим кличем и навел начальство на распоряжение к спасению иконы. С тех пор Пресвятая Владычица последовала за войском, внимая молитвам готовящихся на славную смерть или умирающих. Русские заняли обратно Смоленск, внесли икону в прежнее место, стали служить молебен, и, когда дошло до слов: «Пребысть же Мариам яко три месяцы и возвратися в дом свой», присутствовавшие перешептывались: было ровно три месяца, как икона вынесена из церкви над вратами в Смоленске и ровно через три месяца возвратилась в дом свой.

Теперь, накануне великого дня Бородинского, главнокомандующий велел пронести ее по всей линии. Это живо напоминало приготовление к битве Куликовской. Духовенство шло в ризах, кадила дымились, свечи теплились, воздух оглашался пением, и святая икона шествовала… Сама собой, по влечению сердца, стотысячная армия падала на колени и припадала челом к земле, которую готова была упоить до сытости своей кровью. Везде творилось крестное знамение, по местам слышалось рыдание. Главнокомандующий, окруженный штабом, встретил икону и поклонился ей до земли…

После дня, слегка пасмурного, и вечера, окропленного холодноватым дождем, после жаркой целодневной перестрелки за право пить воду в Колочи настал темный холодный вечер, настал канун битвы Бородинской. Все ожидали боя решительного. Офицеры надели с вечера чистое белье; солдаты, сберегавшие про случай по белой рубашке, сделали то же.

Рокот барабанов, резкие звуки труб, музыка, песни и крики несвязные (приветный клик войска Наполеону) слышались у французов. Священное молчание царствовало на нашей линии. Я слышал, как квартирьеры громко сзывали к порции: «Водку привезли! Кто хочет, ребята! Ступай к чарке!» Никто не шелохнулся. По местам вырывался глубокий вздох, и слышались слова: «Спасибо за честь! Не к тому изготовились: не такой завтра день!» И с этим многие старики, освещенные догорающими огнями, творили крестное знамение и приговаривали: «Мать Пресвятая Богородица! Помоги постоять нам за землю свою!»

(Мы были дети 1812 года, с. 68–69)

А. С. Норов

Бородинское сражение

Подвиг русских артиллеристов при Бородино запечатлен гибелью их начальника графа Александра Ивановича Кутайсова, отдавшего перед сражением геройский приказ, завещавший его подчиненным жертвовать собой, до последнего помогая пехоте. И герои-пушкари свято исполняли приказ своего 28-летнего генерала.

Вся наша армия походила тогда на армию крестоносцев, а у французов имя Божие едва ли было у кого на устах. Я был послан в этот день для ознакомления с местностью наших парков и ординарцев для принятия приказаний начальника всей артиллерии графа Кутайсова. Вот что велел он мне уже вечером передать моим товарищам: «Подтвердите от меня во всех ротах, чтоб они с позиций не снимались,