«За други своя…». Хрестоматия православного воина. Книга о воинской нравственности - Е. Ю. Голубева Страница 78

и кликнул, – Михайло Огнев!» И Огнев, преклонных лет, честнейший, небольшого роста человек, умница, храбрый, веселый, удалой гренадер, выступил вперед. Быстро взглянул на него батюшка Суворов, и на мгновение закрыл глаза. «Помилуй Бог! я тебя знаю, видал, – не вспомню». «В Кинбурнском сражении, ваше сиятельство!» – отвечал Огнев. «Ах! да, да, вспомнил!.. Помнишь ли, как ты свалил одного, другого и третьего турка?.. подле меня; помнишь ли, как вот тут турецкая пуля пробила мне дырочку, и ты с донским полковником под руки свели меня к морю, вымыли морскою водою рану и перевязали?.. А ты бегал за мною во все сражение!..» «Помню, Ваше сиятельство! помню и вашу ко мне милость!» – отвечал Огнев. «А каков?» – спросил А.В., обращаясь к ротному начальнику. Тут все солдаты, приняв к себе этот вопрос, закричали в один голос: «Знатный, хороший молодец!»

Бой при Крупчицах

Ночью на 6-е сентября [1794 г.], часа за три до света, мы остановились пред местечком Крупчицами. Здесь был дан отдых, и приказано приготовиться к знакомству с поляками. По ту сторону Крупчиц, за пологим болотистым топким местом, расположился корпус лучших польских войск до восемнадцати тысяч человек. Один путь к нему лежал чрез топь по узкой гати; и на этот единственный пункт все батареи его были направлены.

Рассвело. Блеснуло солнце, и все пришло у нас в радостное ожидание. Вдруг, по мановению великого, вся масса пехоты и конницы двинулась. Тут был и Александр Васильевич для личного обозрения местоположения. Суворов указал путь, приказал ни секунды не медля идти чрез топь и бить неприятеля. В одно мгновение бегом развернулся фронт по полкам.

Вдруг с неприятельских батарей открылся чистый ад: картечь, гранаты, ядра летели на нас, как стаи скворцов, а пули обсевали как град. Жарко, убийственно было при этом трудном переходе. Солдаты вязли по колено и выше и с трудом помогали друг другу выдираться из трясины; но это продолжалось только несколько минут. Пехота перебралась, чрез несколько мгновений без выстрела ринулась со штыками на неприятельский фронт. Тут произошла страшная борьба. Все окопанные батареи пред лицом нашим были взяты. Натиск пехоты со штыками и рубка конных смешали все, неприятель не успел даже обратиться в бегство в близстоящие леса. Он строил колонны, каре, храбро, отчаянно защищаясь; но штыки и сабли наши истребляли все. Быстро, насмерть работали русские!..

Суворов лично распоряжался сражением. Быстро разъезжая, он везде был; все воины видели его и все воспламенялись его речами. Свойственным только ему одному взглядом, он, где только замечал малейший застой наших против силы неприятельской, мгновенно являлся тут; несколько его слов, как-то: вперед! коли! руби! бей! не давай опомниться! – вливали в воинов новую силу, удесятеряли храбрость, и неприятель грудами падал на месте. Поистине, воины творили чудеса в его глазах, потому что невыразимо любили его всею душою.

Между тем как собирали раненых и пленных, Александр Васильевич, утомленный, проведший без сна несколько ночей, подъехал к дереву, стоявшему на бугорке, слез с лошади, и, перекрестившись, сказал: «Слава в вышних Богу!» – выпил свою порцию водки и закусил сухарем. Бессменный казак его Иван постлал ему плащ его, и Александр Васильевич, улегшись на приготовленную постель, заснул богатырским сном.

Когда войска расположились по местам на стан, тогда Суворов подъехал к ним, благодарил всех, от начальника до последнего солдата, за молодецкую быстроту и храбрость; говорил речь в каждом полку, речь краткую, огненную, которая проницала всю душу воина и делала всякого непобедимым богатырем. В заключение сказал: «Экзерциция! Субординация! Ученье свет, а не ученье тьма. Дело мастера боится. Вы богатыри! Вы витязи! Вы русские! Какую топь перелетели! Какие крепкие батареи вы взяли! Благодарение Богу… ура!» – и «ура» солдат долго разливалось в воздухе.

Тотчас Суворов сел на лошадь и прямо поехал к раненым своим и полякам. Последних было множество, а лекарей у нас слишком мало, и потому их все еще перевязывали. Суворов проехал к кашеварным местам. Увидев, что пища варится сытная, здоровая, подъехал к корпусу, который стоял в строю, приготовленный по обыкновению к вечерней заре. Во всех полках пели песни, играла музыка, и радость сияла в лице каждого воина. Объехав весь корпус, здороваясь со всеми и приветствуя по-своему каждую роту и эскадрон, Суворов стал посреди войска, слез с лошади, и громко сказал: «К заре!» По пробитии на молитву, он снял с себя каску, и вытянувшись, громко, внятно прочел вслух, вместо «Отче наш», следующую молитву: «Всемогущий Боже! Сподобившися святым Твоим промыслом достигнуть сего часа, за все благодеяния, в сей день от Тебя полученные, приносим благодарное, а за прегрешения наши – кающееся сердце. Молим Тя! Ко сну нас отходящих покрой святым Твоим осенением! Аминь!!» Перекрестившись, надел каску, сел на лошадь, попрощался и галопом поскакал к своей палатке.

Бой при Брест-Литовске

Быстро двинулась вперед колонна наша и все полки. На минуту остановила река Буг. Надобно было переходить ее, и вмиг сумы с патронами каждым привязаны были сзади к шее. Поляки открыли со всей своей линии сильный огонь из пушек, и готовились к отчаянной битве. – «С Богом! вперед!» – скомандовали у нас, и вся колонна наша во всем платье быстро двинулась в воду. Минуты чрез четыре пехота наша была уже на противоположной стороне. Наконец мы добрались до фронта, и закипела штыковая распашная русская молодецкая работа. Не прошло часа, как первая неприятельская линия пала; в то же время вторую линию смешала наша конница и рубила беспощадно насмерть. Так кончилось это знаменитое сражение! В две битвы, в течение пятидесяти четырех часов, уничтожить, истребить дочиста два корпуса, в которых было более тридцати тысяч человек отборного польского войска мог лишь один великий Суворов! И с каким числом русского войска! При Крупчицах было едва ли двенадцать тысяч человек, а при Брест-Литовске гораздо менее десяти тысяч. Век Екатерины Великой был век чудес и славы!..

Расположение войск при Брест-Литовске

Было уже за поддень, как вся тяжелая пехота расположилась на стан возле места побоища, и мы осмотрелись. Когда прошел пыл души солдатской, русской былой: Бог наш милосердый! Что за ужасный вид!.. Поле усеяно было мертвыми поляками, как посевом хлебного зерна. Самые храбрейшие, закаленные в боях солдаты с соболезнованием говорили: «Ну, поработали ж мы! Лучше, чем при Крупчицах, лучше, чем с турками. Да и кто ж виноват? Сами, сами они виноваты!.. Прости нас, Господи Боже наш (крестясь, говорили), а покойникам дай Твое царство небесное!» Это слова наших гренадер, стариков храбрых, честных и богобоязненных.

Половина рот при офицерах пошла рассматривать между убитыми поляками: