Операция «Багратион». «Оба удара главные…». К 75-летию операции - Михаил Владиславович Синицын Страница 27

фронта с начальником оперативного отдела Ставкой был окончательно решен вопрос о наступлении войск правого крыла фронта на Бобруйском направлении»[307]. То есть теоретически 23 мая Рокоссовский мог согласовать план, который к тому моменту уже отличался от замысла Генштаба. Но в таком случае остаются вопросы относительно следующего совещания. Ведь выделение фронту дополнительных сил будет согласовано лишь 26 мая, на совещании у Сталина.

К тому же 24 мая штаб фронта затребовал у своих подчиненных целый ряд документов: справку о состоянии материальной части 16-й воздушной армии[308] (предыдущая составлена 11 мая), разведывательную сводку[309] (предыдущая составлялась 8 мая), сведения о наличии танков и САУ на фронте[310], подготовлена карта обстановки[311]. Все эти документы датированы 24 мая. Это означает, что совещания в Москве 22–23 мая если и были, то были предварительными, в связи с тем, что план операции был значительно расширен.

Командующие фронтами и члены военных советов фронтов находились в Москве в период с 24–25 мая по 27 мая. Этот вывод можно сделать на основе:

1) журнала посещений кабинета Сталина;

2) подписей Баграмяна и Леонова под боевыми донесениями (об этом упоминалось выше, 24–27 мая их подписи отсутствуют);

3) отсутствия подписей Бойкова в оперативных сводках с 24-го по 27 мая;

4) отсутствия в штабе 1-го БФ Рокоссовского и Булганина. Они подписывали документы лишь 21, 24 и 28 мая. За 22–23 мая и 25–27 мая их подписей обнаружить не удалось.

Д. воен. н. В. М. Барынькин, описывая процесс принятия решений в Ставке ВГК с середины 1943 г., в своей статье отмечал: «Наконец назначался день, когда командующие фронтами должны были прибыть в Ставку для докладов планов операций фронтов. Обычно И. В. Сталин заслушивал их в присутствии начальника Генштаба, своего заместителя и некоторых членов ГКО»[312]. То есть все указывает на то, что совещание в Ставке проходило именно 26 мая, когда присутствовали и члены ГКО.

Также можно сделать вывод, учитывая отсутствие подписи Бойкова в оперсводке за 24 мая, составленной в ночь на 25-е число, что офицеры штаба 1-го Белорусского фронта были в Москве уже во второй половине дня 24 мая. В таком случае это стыкуется с тем, о чем упоминал Баграмян: «Нас пригласили в Генеральный штаб для ознакомления с замыслом и планом предстоящей наступательной операции, подготовленными для доклада Сталину. В кабинете А. И. Антонова уже был командующий 1-м Белорусским фронтом К. К. Рокоссовский. Эта встреча очень обрадовала нас обоих, вызвала большое оживление и взаимные расспросы о фронтовых делах»[313]. Это событие могло произойти как 24-го, так и 25 мая.

26 мая вечером состоялось расширенное заседание Ставки. Приведем состав его участников:

«1. Молотов 21:00–02:30

2. Ворошилов 21:00–01:30

3. Берия 21:00–01:30

4. Маленков 21:00–01:30

5. Жуков 21:00–01:30

6. Василевский 21:00–01:30

7. Антонов 21:00–01:30

8. Штеменко 21:00–01:30

9. Рокоссовский 21:00–01:30

10. Булганин 21:00–01:30

11. Черняховский 21:00–01:30

12. Макаров 21:00–01:30

13. Баграмян 21:00–01:30

14. Леонов 21:00–01:30

15. Петров 21:00–01:30

16. Мехлис 21:00–01:30

17. Воронов 21:45–00:30

18. Яковлев ГАУ 21:45–00:30

19. Хрулев 23:10–23:20

20. Новиков 23:20–00:30

21. Федоренко 23:45–00:30

22. Воробьев 00:20–00:30

23. Хрулев 00:45–01:30

24. Воронов 00:50–01:30

25. Новиков 00:50–01:30

26. Яковлев 00:50–01:30

27. Воробьев 00:50–01:30

28. Драчев 00:50–01:30

29. Колесов 00:50–01:30

30. Агинский 00:55–01:30

31. Микоян 02:30–02:30

Последние вышли 02:30 27/V 44»[314].

Характерно, что о присутствии Молотова и Маленкова упоминает лишь сам Рокоссовский. В своей первой статье в «Военно-историческом журнале», в которой он упомянул о споре со Сталиным, он писал: «Сталин дважды предлагал мне выйти в соседнюю комнату, чтобы обдумать предложение Ставки и в соответствии с ним доложить свое решение. Во время второго „продумывания“ в эту комнату вошли Молотов и Маленков. Они неодобрительно отнеслись к тому, что я спорю с самим Верховным главнокомандующим, и настаивали, чтобы я принял предложения Ставки. Я ответил, что убежден в своей правоте и, если Ставка прикажет наносить один удар, буду просить об освобождении меня от командования фронтом»[315].

Со словами Рокоссовского о его споре со Сталиным был крайне несогласен Г.К. Жуков, он в своих воспоминаниях отрицал факт спора: «Существующая в некоторых военных кругах версия о „двух главных ударах“ на белорусском направлении силами 1-го Белорусского фронта, на которых якобы настаивал К. К. Рокоссовский перед Верховным, лишена основания. Оба эти удара, проектируемые фронтом, были предварительно утверждены И. В. Сталиным еще 20 мая по проекту Генштаба, то есть до приезда командующего 1-м Белорусским фронтом в Ставку»[316].

Однако, Г.К. Жуков не точен в отношении того, что 20 мая «оба удара уже были утверждены». Ранее уже отмечалось, что «Замысел…» Генштаба был сильно скорректирован. Более того, в проекте нет двух ударов, а есть удар по сходящимся направлениям. Кроме того, вопрос использования механизированного корпуса, судя по карте от 24 мая, до 22 мая даже не обсуждался (Рокоссовский лишь в последний момент наносит на карту его действия), а в самом «Замысле…» нет ни слова про главный и вспомогательный удар. При этом, по «Замыслу…», 28-я армия находится в резерве Ставки, словно в соответствии с планом Рокоссовского от 12 мая, когда она должна была быть введена под Бобруйском после успеха 3-й армии, то есть фактически лишь на втором этапе операции. 28-я армия будет передана лишь 27 мая, сразу после совещания в Ставке. То есть говорить о том, что ранее армия не передавалась из-за того, что была, например, недоукомплектована, – нельзя.

Скорее всего, оппоненты Рокоссовского в Ставке действительно настаивали на том, чтобы все силы (и мехкорпус, и 28-ю армию) использовать на участке 3-й армии. При этом член военного совета фронта Телегин[317] утверждает, что именно Ставка ориентировала штаб 1-го БФ на нанесение одного главного и одного вспомогательного ударов, а начальник тыла 1-го БФ Антипенко упоминал, что Жуков до самого конца не верил в успех наступления в болотистой местности[318]. Также в «Замысле…» есть и удар 48-й армией вдоль восточного берега Березины, соответственно, есть все основания полагать, что в «Замысле…» отражен именно план Рокоссовского от 12 мая, расширена лишь полоса наступления 65-й армии на вспомогательном направлении.

В подтверждение слов Рокоссовского и его версии о споре со Сталиным говорит и тот факт, что в записях, сделанных в служебных тетрадях заместителем командующего бронетанковыми войсками Красной армии Н. И. Бирюковым, значится:

«24 мая 1944 г.

Указания тов. Сталина, полученные тов. Я. Н. Федоренко

1. И. Д. Черняховскому передать корпуса А. С. Бурдейного и Обухова.

2. К. К. Рокоссовскому передать Бахаре[о]ва, Кривошеина»[319].

То есть 24 мая Рокоссовскому уже передавались 1-й механизированный корпус Кривошеина и 9-й танковый корпус Бахарова, указанные