Очерки Персидской казачьей бригады (1878-1895): по русским источникам - Олег Александрович Гоков Страница 26

Зиновьев был отчасти прав. Военный атташе – это уже не наемный инструктор, а официальный представитель государства. Если бы реформирование даже части иранской армии возглавило лицо с официальными полномочиями от России, с дипломатической точки зрения это могло бы вызвать осложнения. Англичане смогли бы потребовать на паритетной основе создать в иранской армии должность и для собственного военного представителя. Кроме того, такое положение могло дать повод британской стороне обоснованно обвинять русских, что они хотят превратить Иран и его армию в своих сателлитов.

В случае с А. И. Домонтовичем, как нам представляется, важную роль также сыграл личностный фактор. Успехи офицера подняли его авторитет в глазах шаха. «Домонтович стал ведущим участником правящего круга», – верно отметил Ф. Казем-заде[400]. Это не могло не задеть И. А. Зиновьева. «Реформист, жаждущий повышения в должности, он честолюбив, любит дворцовые церемонии. Но хорошо знает своё дело. С ним трудно иметь личные отношения», – характеризовал его российский дипломат М.А. Хитрово, отмечая также излишнюю гордость посланника[401]. «У нашего Зиновьева страсть к власти, – писал о нём в 1889 г. хорошо знавший уже к тому времени бывшего посланника в Тегеране В. Н. Ламсдорф, – он стремится сосредоточить её как можно больше в своих руках и вмешиваться во всё»[402]. Расширение полномочий, которого просил полковник уже с октября 1879 г.[403], и авторитет, который он завоевал в глазах Насреддин-шаха[404], видимо, оказали решающее влияние на поведение И. А. Зиновьева в вопросе о продлении контракта с Заведующим. Ссора между женами, на которую ссылаются B. А. Косоговский, а вслед за ним Ф. Казем-заде, скорее всего, являлась следствием напряженных отношений между мужчинами (или одного к другому) и, одновременно, стала катализатором окончательного разрыва. Учитывая практику работы российских представителей в Персии во второй половине XIX в., особенности межведомственных отношений внутри империи, основанных на личных связях, интригах и т. п., в поведении И. А. Зиновьева и в окончательном решении по А. И. Домонтовичу не было ничего необычного. К тому же посланник умело обратил внимание военного начальства полковника на те моменты его деятельности, которые оно явно не одобрило бы. Можно полностью согласиться с мнением начальника Закаспийской области генерал-лейтенанта ГШ Алексея Николаевича Куропаткина, воспроизведенным современным исследователем Н. Тер-Огановым, о том, что «военно-политические круги в России не были тогда заинтересованы в создании эффективной военной силы в Иране»[405]. Действительно, до середины 1890-х гг. российские дипломаты, как и военные, не считали необходимым создание в Каджарской монархии боеспособной армии. Тем более, что с 1870-х в русско-персидских отношениях обострился раздражающий фактор в виде «туркменского вопроса»[406]. Он периодически то активизировался, то затухал (прежде всего, в связи с продвижением России в Центральной Азии)[407]. Да и сам А. И. Домонтович в своих донесениях не ратовал за создание сильной армии. Когда Насреддин-шах осенью 1879 г. захотел сформировать комиссию для реформы армии и предложил российскому офицеру составить докладную записку, последний исполнил поручение. Однако российскому начальству он рапортовал об этом, исходя не из знания политических видов правительства, а из профессионального подхода. Составив проект реорганизации вооруженных сил, он резюмировал, что «иметь такое устройство Персии, конечно, опасно для России, но, с другой стороны, она не будет представлять этапной дороги, весьма удобной для беспрепятственного перехода… английских войск». Тем не менее тут же отмечал, что «это вопрос дипломатический и меня не касающийся»[408]. Проблема заключалась в том, что полковник вынужден был «разрываться» между двумя сторонами. С одной стороны, он находился на службе у шаха и, как квалифицированный военный, четко исполнял в меру способностей свои функции. С другой же стороны, он, при их исполнении, всюду и постоянно зависел от российского дипломатического представителя.

Последний должен был координировать деятельность Заведующего, исходя из инструкций Министерства иностранных дел России. В такой ситуации, особенно при неопределенности для А. И. Домонтовича его роли и функций, между ним и И. А. Зиновьевым не могло не возникнуть конфликта. Полковник действовал, исходя из профессиональных соображений. Они могли не всегда совпадать с мнением дипломата и Министерства иностранных дел, которых он не знал и узнавал о них только от посланника. К тому же, формально А. И. Домонтович по воле шаха вынужден был заниматься тем, чего делать без санкции Санкт-Петербурга права не имел, например, вопросами реформирования всей армии, участием в государственных совещаниях при шахе. В свою очередь, излишнее рвение и профессионализм А. И. Домонтовича могли восприниматься И. А. Зиновьевым как стремление сделать карьеру и умалить его роль при персидском дворе. Мнение Н. К. Тер-Оганова, что «Домонтович добивался статуса официального военного агента для того, чтобы впредь не зависеть от русской дипломатической Миссии в Тегеране, то есть не подчиняться требованиям российского посланника»[409], нуждается в корректировке. Полковник действительно стремился к этой должности, чтобы отчасти развязать себе руки. С 1863 г. официальные военные агенты были выведены из-под контроля Министерства иностранных дел и подчинены военному ведомству[410]. Но согласно инструкции военным агентам (или лицам, их заменяющим) от 18 декабря 1880 г., лица, занимавшие эти должности при Миссиях, в вопросах политического характера должны были руководствоваться инструкциями посланника. Тем не менее в случае перехода на должность официального военного агента, А. И. Домонтович получил как бы «автономию» от посланника, поскольку в вопросах военного характера должен был зависеть даже не от Тифлиса, а непосредственно от Петербурга, от Главного штаба. Это, естественно, подняло бы его статус и несколько «развязало руки» в принятии решений и их реализации.

Во многом конфликт был результатом несогласованности в целях и действиях военного и дипломатического ведомств России относительно Ирана. В частности, А. И. Домонтович не получал от военного начальства четких целевых инструкций относительно своей военной деятельности. Сюда следует добавить снобизм дипломатов по отношению к военным, которых они (впрочем, вполне обоснованно) стремились во всём контролировать. Таким образом, в 1882 г. вопрос стоял не о формировании новых вооруженных сил, а о личных амбициях двух людей и о разном понимании ими своего места во внешней политики России в Иране.

Глава 2

Развитие ПКБ при П. В. Чарковском (1882–1885)

2.1. Назначение нового Заведующего

Переходя к рассмотрению истории ПКБ после А. И. Домонтовича, следует немного остановиться на изменениях внутриполитического характера, происшедших в России и обусловивших в дальнейшем русско-иранские отношения почти на целое десятилетие. 1 марта 1881 г. после очередного покушения на его жизнь умер царь Александр II[411]. Престол наследовал его сын, вступивший на него