1812: Новые факты наполеоновских войн и разгром Наполеона в России - Николай Федорович Шахмагонов Страница 25

огни русских – предрассветные сумерки еще скрывали могучую, до конца неразгаданную силу. Наполеон чувствовал, что сила эта пугает его маршалов. Он замечал иногда неуверенность и излишнюю на его взгляд осторожность в их действиях, и постоянно старался убедить их и себя, что теперь перед его армией далеко не те русские, которые вели победоносные бои в Италии и Швейцарии. Он напоминал, что у русских теперь нет Суворова, что с ними нет Кутузова, а во главе армии стоит остзейский барон Беннигсен, человек, лишённый военного таланта, а главное – совершенно непопулярный в войсках.

Позднее, в июне 1812 года, Наполеон отзовется о Беннигсене ещё более определенно. Это произойдёт во время беседы с личным представителем Императора Александра генерал-адъютантом Александром Дмитриевичем Балашовым, который прибудет в Вильну с письмом своего Государя, в котором делалось последнее предложение остановиться и поговорить о мире. Наполеон не только не пожелает во время той встречи вести разговоры о прекращении открытых боевых действий, но, напротив, заявит: «Вы ничего не могли сделать, когда на вашей стороне была Австрия, а теперь, когда вся Европа со мною, на кого вы надеетесь?» А потом надменно попросил указать: «По какой дороге быстрее можно попасть в Москву?»

Это была издевка, ибо каждый агрессор знал – кратчайший путь в Москву через Брест – Минск – Смоленск и Можайск. Балашов ответил не сразу, но ответил достойно: «Ваше Величество поставили меня в большое затруднение. Русские, как и французы, говорят, что к Риму можно пройти по всякой дороге. В Москву тоже ведут многие пути. Карл Двенадцатый шел через Полтаву».

Наполеон сделал вид, что не уловил скрытого смысла и продолжал убеждать всех в непременном своем успехе. Он стал давать характеристики генералам, окружавшим Императора Александра, в том числе и Беннигсену, выказавшего, по его словам, полную способность к руководству войсками и к ведению боевых действий еще в 1807 году.

Но все это будет позднее, более чем через пять лет. А пока Наполеону предстояло в поле под Прейсиш-Эйлау еще раз убедиться в бездарности и ограниченности Беннигсена, обманным путём получившего главное командование русской армией.

Напомним: в начале кампании Беннигсен направил в Петербург лживое донесение о том, что разбил вовсе не маршала Ланна, а самого Наполеона, чтобы стать главнокомандующим. Наполеон знал о лживом донесении, и теперь ему очень хотелось наказать лжеца, покусившегося на его славу.

План был прост. Используя его, Наполеон не раз уже громил европейские армии, предводители которых впадали в полную депрессию от одного известия о появлении перед ними полководца, слывшего непобедимым. Французская армия наносила удар по одному из флангов неприятеля, чаще всего по левому, своим правым флангом. Командование противника, словно под гипнозом, начинало стремительно перебрасывать силы из центра своего боевого порядка, чтобы укрепить атакованный фланг. Давление на этот фланг продолжалось ещё некоторое время, а затем французы наносили сильнейший рассекающий удар по ослабленному центру и, разорвав боевой порядок неприятеля пополам, довершали разгром по частям.

До сих пор русские не дали ни одного генерального сражения в эту сложнейшую зимнюю кампанию 1807 года и потому, как казалось Наполеону, не потерпели поражения. И вот Беннигсен остановил армию на холмах Прейсиш-Эйлау. Наполеону казалось, что победа близка, что в это хмурое утро вновь взойдёт для него солнце Аустерлица.

С первых выстрелов зимней кампании 1807 года и до сего решительного дня 8 февраля император Франции стремился отрезать русскую армию от России и уничтожить на полях Польши и Восточной Пруссии. Сделать этого не удавалось, хотя действия Беннигсена были столь бессмысленными, что могло показаться, будто он специально подыгрывает французам. Мешали, как казалось Наполеону, случайности – то Бернадот опоздал к месту сбора корпусов под Янково, то русские арьергарды спутали планы.

Русская армия не спала. Ближе к рассвету Беннигсен вдруг решил провести некоторые перегруппировки частей, совершенно, впрочем, ненужные. Поскакали адъютанты и ординарцы для передачи распоряжений в войска. Правому крылу армии предписывалось подтянуться ближе к центру, что позволяло сократить фронт действий до трёх верст, но ещё более ограничивало возможность манёвра в ходе боя. Передовые полки русских оказались на удалении 700 – 1000 шагов от окраины Прейсиш-Эйлау.

Центр и левое крыло остались на своих местах. С первым светом всё было готово к встрече неприятеля. Ждали, что он вот-вот начнет сражение, но начал его неудержимый Кутайсов. Обнаружив на окраине города, как раз напротив позиций своей артиллерийской батареи, вражеские пушки, он приказал открыть по ним огонь. Французы ответили не сразу. Лишь спустя несколько десятков минут их артиллерия смогла открыть огонь, а через некоторое время на правое крыло русской армии устремилась в атаку французская пехота.

Дмитрий Петрович Резвой, командовавший артиллерией русской армии, в тот момент находился в главной квартире. От глаз его не укрылось, что генералы встревожены и даже поговаривают о необходимости направить Тучкову подкрепления из центра. Резвой постарался их успокоить. Он считал, что это лишь отвлекающий маневр. Не станет же Наполеон действовать на данном направлении, пока к нему не подойдёт корпус маршала Нея, который всё ещё блудил, благодаря действиям казаков по дезинформации маршала.

Конечно, многих интересовало, удалось ли Наполеону собрать все войска под Прейсиш-Эйлау. На этот вопрос уверенно ответил Матвей Иванович Платов. Его казаки широко раскинули свои сети – они знали, где, какой противник и какими силами действует. Платов сообщил, что Ней еще далеко и, наверняка, опоздает к сражению.

И, тем не менее, все понимали, что Наполеон ударит с минуты на минуту по левому флангу русских.

Между тем, атаки французов были отбиты корпусом генерала Тучкова, причём, в основном огнём артиллерии. Вражеские колонны не смогли даже приблизиться к нашим передовым линиям.

Таковы были первые благие результаты замысла генерала Резвого. Ведь именно он принял и привёл в жизнь решение о массировании артиллерии. Его поддержали Тучков, Дохтуров, Остерман-Толстой. Убедить Беннигсена труда не составило, поскольку тот вообще не имел своего мнения.

Резвой вспомнил, как накануне племянник Александр Кутайсов поинтересовался, на что надеется главнокомандующий, если не знает, что делать?

– Надеется на стойкость и храбрость русских солдат, – ответил Резвой, – на доблесть русских офицеров, на генералов, большинство которых – воспитанники Суворова.

– А потом можно будет направить в Петербург реляцию о личной победе, как он уже сделал это под Пултуском, – прибавил резкий в суждениях Алексей Петрович Ермолов. Он командовал артиллерийской ротой в батарее Кутайсова.

В армии уже знали, что именно лживый доклад Беннигсена Императору о сражении под Пултуском. Но под Пултуском Наполеона и близко не было. Теперь же он стоял против Беннигсена во всеоружии.

Дмитрий Петрович Резвой приехал в штаб Остермана-Толстого,