Курская битва. Коренной перелом в Великой Отечественной войне - Валерий Николаевич Замулин Страница 20

непрофессионал без труда поймет: битвы в битве не бывает. Возникает ощущение, что автор не занимается научным исследованием проблемы, а пытается реанимировать застарелый спор между региональными историками о том, где же произошёл перелом в Курской битве – под Орлом или Белгородом. Это не анализ проблемы по существу, а попытка «потянуть одеяло на себя», придав событиям, проходившим на той или иной территории, особый масштаб и значимость без учёта исторических реалий.

Трудно не согласиться с Е.Е. Щекотихиным, когда он пишет: «И сегодня имеются политические силы в обществе, для которых легенды и мифы важнее установленной истины»[165]. Однако его личная позиция вызывает двойственное чувство. Во вступительной статье его книги читаем: «Передо мной стояла задача бережно обращаться с подлинными фактами реалий войны, а не с мифами, достичь полноты и ясности в вопросах поставленной для исследования проблемы и донести её до потомков. Это решение возможно в тех случаях, когда разум и воля руководствуются трезвой, непредвзятой оценкой неоспоримо установленных исторических фактов»[166]. Безусловно, в его труде прослеживается стремление придерживаться заявленных принципов, но в то же время делается и недвусмысленная попытка создать новые легенды. Мне доводилось не раз лично встречаться с Егором Егоровичем, и я просил его разъяснить свою позицию по указанным выше проблемам, но ни разу не получил от него ясного и обоснованного ответа. Я намеренно уделил столько внимания рассмотрению изданий Е.Е. Щекотихина. К сожалению, это не свидетельство их научной значимости и большого вклада автора в изучение истории Курской битвы. А лишь потому, что считаю: в обозримом будущем мы станем свидетелями того, как озвученные Егором Егоровичем мифы постепенно станут воплощаться в реальные дела. Ибо многие сегодня в нашей стране ошибочно полагают, что мифологизация прошлого – это именно тот метод, который консолидирует общество и поможет в воспитании патриотических чувств подрастающего поколения.

Подводя некоторые итоги современного этапа историографии, отмечу его главные черты. Во-первых, в настоящее время изучение событий лета 1943 г. под Курском, и особенно сражений в полосе Воронежского фронта, идёт активно. На основе широкой базы источников из российских и зарубежных архивов уже в основном реконструирован ход боевых действий в районе Белгорода в рамках Курской оборонительной операции.

Во-вторых, благодаря рассекреченным документальным фондам Воронежского и Степного фронтов в ЦАМО РФ отечественными исследователями развеяны ряд мифов (в том числе и самый масштабный из них о событиях под Прохоровкой), определены потери войск Воронежского и Степного фронтов на первом этапе Курской битвы и выявлен механизм сокрытия этих данных их военными советами. Результаты этой работы нашли своё отражение в ряде монографий, изданных на русском и английском языках[167].

В-третьих, достаточно подробно освещены боевые действия на «забытых» ранее направлениях (например, на корочанском, полоса наступления АГ «Кемпф»). Кроме того, уже появились новые интересные публикации о предпосылках и подготовке Курской битвы[168], а также о её итогах.

В-чётвертых, начата работа исследователей по новому направлению в истории битвы под Курском, освещающему уровень профессиональной подготовки и деятельности высшего комсостава Красной армии по управлению войсками в ходе летних боёв 1943 г.

В-пятых, серьёзные изменения, происшедшие за минувшие 20 лет в области изучения Курской битвы (рассекречивание архивов, появление фундаментальных монографий и т. д.), а также издание трудов российских ученых за рубежом по данной проблематике, судя по некоторым отзывам в печати, начали оказывать положительное влияние на западную аудиторию всех, кто интересуется проблемами Второй мировой войны. «Курская битва, – пишет американский исследователь Д. Шоуолтер, – породила большое количество воспоминаний и толкований. Возникли сразу две основные линии повествования. Немецкая версия живописует героическую битву, лишившую советских захватчиков их значительного превосходства, кульминационным моментом которой стал разгром танковым корпусом СС 5-й гв. танковой армии под Прохоровкой – победе помешали только нерешительность Гитлера и его желание контролировать ход битвы даже в мелочах. В советской версии, напротив, атака немецкой стороны сначала натолкнулась на созданную на основе точных расчётов и отважно обороняемую систему укреплений, а затем была отброшена ударом наступающей 5 гв. ТА в районе Прохоровки.

Упомянутые противоречия между этими двумя стереотипными версиями развития событий до недавнего времени усугублялись фактической немецкой монополией НАТО, что касается повествования о событиях на Восточном фронте. Стремление СССР жёстко определять рамки, в которых должна была отображаться история Великой Отечественной войны, дополнялось неодобрительным отношением к воспоминаниям и мемуарам любого рода, независимо от того, принадлежали они простым людям или маршалам Советского Союза. Упростившийся в постсоветский период доступ к архивам, мемуарам и полям сражений, сопровождаемый успехами в сфере немецкой историографии, сделанными после объединения Германии, позволил оживить и даже революционизировать научную и популярную литературу о Курской битве и обо всем, что с ней связано»[169].

В-шестых, в то же время в отечественной историографии по-прежнему существует перекос в изучении плана отражения немецкого наступления в рамках операции «Цитадель» войсками Центрального фронта и его реализации. Нет достойного исследования крупных сражений за Поныри и на ольховатском направлении.

И в завершение, наряду с прежними отрицательными тенденциями сегодня, к сожалению, наметился целый ряд новых, которые быстро развиваются. За истекшие годы в России так и не был подготовлен фундаментальный труд, освещавший бы весь период Курской битвы с учётом новых подходов и возможностей сегодняшнего времени. Вместе с тем примерно с 2010 г. четко обозначился процесс свертывания научных исследований по данной проблематике с использованием архивных источников. В массовой исторической литературе по этой тематике развивается тенденция к снижению качественного уровня работ, заметен существенный рост безосновательных суждений и надуманных проблем. Особенно этим грешат книги, печатающиеся областными и республиканскими издательствами. Причина не только в отсутствии необходимых источников, что тоже имеет место. Главное в другом: работать в военных архивах дело дорогостоящее, трудоёмкое и кропотливое, не каждому по плечу. Поэтому часто отечественные авторы, к сожалению, идут по проторенной дорожке, комментируют уже опубликованные факты без должного изучения ситуации на фронтах и имеющиеся материалы. В результате создаются теперь уже новые легенды и мифы Огненной дуги.

«Мы не можем в этом году проводить больших операций». Цели военно-политического руководства германии при разработке замысла летней кампании 1943 Г. В документах групп армий «центр» и «юг»

В отечественной историографии под влиянием книг военных историков[170] и мемуаров выдающиеся советских полководцев[171] прочно закрепилась точка зрения о том, что ключевая операция вермахта в его летней кампании 1943 г. – «Цитадель» (удар на Курск) планировалась в качестве реванша за поражение на Волге. Однако архивные материалы, ставшие сегодня доступными для изучения, её не подтверждают. Наглядным примером этому служит группа документов, обнаруженных нами в Федеральном архиве ФРГ, которые публикуются ниже. Это два письма фельдмаршала Э. фон Манштейна, командующего группой армий «Юг», в адрес Гитлера от 3 февраля (док. № 1) и 8 марта 1943 г. (док. № 4), протоколы двух совещаний, проведённых Гитлером 18 февраля (док. № 2) и 10 марта 1943 г. (док. № 3) в г. Запорожье с командованием сухопутных сил вермахта и ГА «Юг», а также две стенограммы переговоров 10 марта 1943 г. командующего ГА «Центр» фельдмаршала Г. фон Клюге[172] с командующим 2-й танковой армией генерал-полковником Р. Шмидтом[173] и письмо последнего от 10 марта 1943 г. с оценкой обсуждавшихся вопросов и предложением окружить советские войска в районе Курска.

Анализ этих материалов свидетельствует, что уже в конце зимы 1943 г. военно-политическое руководство Германии было не в состоянии организовать наступление, которое по своему размаху и предполагаемым результатам могло хотя бы приблизиться к событиям в районе Сталинграда. Однако это не значит, что удар на Курск (и окружение двух советских фронтов западнее его) планировался как частная операция. Его замысел, а затем и план родился спонтанно, как реакция на оглушительный провал вермахта в конце 1942 – начале 1943 г. и возникшие в результате этого крупные проблемы, но масштаб задач, которые представило решить германским армиям в ходе него, был очень большой. Фактически операция «Цитадель» задумывалась как главное средство стабилизации всего советско-германского фронта, который зашатался после разгрома на Волге, а силы, собранные Берлином для неё, – предельно возможные в тех условиях.

К началу 1943 г. Германия, после полутора лет противостояния с СССР вошла в стадию глубокого кризиса. Советский Союз, несмотря на масштабные поражения Красной армии и крупные потери первого